Фраера, стр. 77
Но что касается Хаммера – здесь вырисовывалась совсем иная картина. Похоже, Серега действительно попал в лапы грабителей, зайдя в каюту капитана. И вряд ли его стали бы переводить в другое место. Значит, он до сих пор находится там. Наверняка – связанный и запертый, без охраны.
Что же касается обещаний Манчини, завладев алмазами и прихватив до кучи все ценности туристов, тихо смыться, то я, по понятным причинам, не верил ни одному его слову. Оставлять кучу свидетелей, решившись на такое серьезное преступление и уже совершив как минимум одно убийство, было непозволительной роскошью. Едва дело будет завершено и в назначенный час к яхте, по воде или по воздуху, прибудет их сообщник, «Белую акулу» ждет тяжелая участь…
Но раз толстяк хочет обвести меня вокруг пальца, так почему мне не попробовать сделать то же самое? Пока налетчики, рассредоточившись по углам, будут поджидать меня на корме, я попробую выиграть время и пробраться на верхнюю палубу.
Они уверены, что скотина-бармен целиком и полностью контролирует находящуюся в нашей каюте Марию, так что по крайней мере пока ей ничего не грозит…
Я вытащил рацию, нажал кнопку и с демонстративным пафосом сказал:
– Если с ними хоть что-нибудь случится, я найду тебя даже на том свете, пузырь с дерьмом!
– Еще одно грубое слово – и я беру свои обещания назад, – почти спокойно ответил Манчини. – Выходи к бассейну – и без фокусов. Сам понимаешь, нам терять нечего…
– Чтоб ты сдох, сволочь! – зло и обреченно рявкнул я, убрал рацию в карман и, вопреки недавнему решению, поспешно вернулся назад в каюту.
Теперь нужно все делать очень быстро, в моем распоряжении минуты полторы-две, не больше. Потом они заподозрят неладное и начнут действовать…
– Не стреляй, свои! – приоткрыв дверь, громким шепотом предупредил я Машу с самого порога, а когда приблизился к ней, торопливо сообщил: – Снаружи меня ждет целая делегация, так что придется снова воспользоваться тарзанкой… Этого ублюдка, – я ткнул стволом автомата в распластавшееся посреди спальни, в луже густеющей крови, грузное тело Жака, – пока не хватились, так что у нас есть небольшая фора. Но так или иначе, будь начеку…
– Как я понимаю, выбора у меня все равно нет, – снова прячась между спинкой дивана и переборкой, ответила Маша.
Ее лицо выражало такую высокую степень концентрации и решительности, что я даже удивился. Еще пять минут назад представить себе не мог мою невесту, сжимающую в руке боевой пистолет, а сейчас все так радикально изменилось.
Верно говорят – жизнь прекрасна и удивительна, но куда более удивительна, чем прекрасна!
Осознание необходимости стремительно шевелить поршнями и все усиливающееся нервное напряжение придали мне дополнительные силы.
Повесив «узи» на шею и откинув его за спину, я с проворством обезьяны выскользнул из иллюминатора, вскарабкался по борту яхты к палубе и осторожно выглянул через отверстие, рядом с которым был закреплен канат.
У двери надстройки, ведущей к каютам, спиной ко мне в напряженной позе охотящейся дикой кошки стояла блондинка, держа массивный «люгер» двумя согнутыми у груди руками.
У самой кормы, рядом с флагштоком, на котором слегка шевелился облизываемый легким ветерком триколор Санта-Каролины, маячил толстяк. Его взмокшая лысина, освещенная одиноким сигнальным фонарем, тускло поблескивала розовым оттенком.
Третий гангстер, если таковой есть, спрятался, вероятно, где-то в темноте верхней палубы, у фальшборта, держа под прицелом всю корму…
Не могло быть и речи, чтобы перемахнуть через борт в месте крепления веревки, ибо в этом случае я имел все шансы уподобиться нашпигованной свинцом шпикачке. А поэтому я выбрал другой, более безопасный, но требующий титанических усилий, концентрации и точности движений способ перебраться на палубу.
Ухватившись за край борта и отпустив веревку, я повис над водой, подогнул ноги и, помогая себе корпусом, стал перебирать руками.
Сантиметр за сантиметром двигался к носу яхты и старался проделывать это совершенно бесшумно, так как теперь был столь же беспомощен перед врагами, как цирковой канатоходец – перед внезапным ураганным порывом ветра.
Сначала, благодаря тренированным мышцам, все получалось относительно легко. Но потом предплечья, на которые падала вся нагрузка, стали наливаться свинцом, а вцепившиеся в острый и слишком широкий для прочного захвата край борта пальцы начали терять силу.
Я вынужден был, собрав волю в кулак и скривив лицо в ужасной, не видимой никому гримасе, через «не могу» преодолеть еще несколько отделяющих меня от кормы метров. И лишь окончательно почувствовав, что следующий «шаг» может стать для меня последним, разрешил себе сделать секундную паузу перед тем, как подтянуться и перемахнуть через борт на палубу.
Без проблем поднялся над бортом почти по грудь и уже выбросил вперед локти, чтобы одним трицепсовым рывком бросить корпус вверх, до уровня пояса, когда пальцы левой руки неожиданно соскользнули с гладкого края борта и я, потеряв опору, камнем полетел вниз…
А потом, через пронзительный, пульсирующий звон в ушах, осознал, что судьба в очередной раз не позволила свершиться непоправимому.
Меня спасло то, что называется непроизвольной мышечной реакцией, неподвластной разуму.
Такое уже было однажды, в далеком детстве, когда я чиркал спичкой о коробок и внезапно оторвавшийся от головки кусочек пылающей серы угодил бы мне точно в глаз, если бы я не успел закрыть его за мгновение до того, как на веке появилось розовое пятнышко обгоревшей кожи…
Сейчас случилось то же самое.
Едва разжались пальцы левой руки, как уже до предела утомленные пальцы правой автоматически вцепились в борт с такой железной силой, что смогли выдержать обрушившийся на них вес летящего в свободном падении тела.
Так же, как в первом классе, я не сделал ничего для своего спасения и обрел способность нормально осмыслить происшедшее лишь через долгие, как вечность, полсекунды, когда полыхнувшая острая боль в вывихнутом плече заставила меня до зубовного скрежета сжать челюсти и шумно выдавить из себя задержавшийся в легких воздух…
Я снова подтянулся, чувствуя, как из глаз просочились слезы, тяжело, словно в замедленной съемке, перекинул через борт ногу и уже совсем без сил свалился на палубу, думая только об одном – не закричать.
Слава богу, получилось! Даже мелькнувшая у дальнего края надстройки с пистолетом наизготовку Барби не заметила меня, добрых пять секунд приходящего в себя у освещенного носовым фонарем борта…
Подняв выпавшую из кармана рацию и морщась от полыхающей в суставе боли, я поднялся на ноги и короткой перебежкой преодолел расстояние до трапа, ведущего к ходовой рубке.
Перекинул автомат со спины на грудь, взял его в левую руку и, не спуская пальца с курка, поднялся по ступенькам наверх.
Как и следовало ожидать, в рубке никого не было…
Глава тридцать вторая
В поисках Хаммера
Я переступил порог служебного коридора, соединяющего мостик с салоном-рестораном. Сюда выходила дверь камбуза и двери всех кают членов команды, включая капитана.
И тут в рации снова послышался голос итальянца. На этот раз в нем сквозило неприкрытое раздражение:
– Эй, засранец, ты что, вздумал играть со мной в кошки-мышки?! Даю тебе тридцать секунд, чтобы предстать передо мной с поднятыми граблями! Если надумаешь хитрить, старина Жак, между прочим очень обидевшейся на тебя за инцидент у стойки бара, начнет отрезать от твоей сучки по кусочку и бросать за борт рыбкам!
– Я – в машинном отделении… – ответил я треснувшим голосом, как вкопанный остановившись перед распахнутой дверью одной из кают. Здесь вповалку, на полу и кроватях, лежали расстрелянные в упор стюарды с навечно застывшим на черных лицах диким удивлением. – Поскользнулся, упал с трапа… Но не советую приближаться во избежание появления аккуратной дырочки во лбу…
С трудом оторвав взгляд от страшной картины, я направился к соседней каюте. Открыв дверь, я увидел привалившегося к столу с простреленной головой, сидящего на кровати нижнего яруса кока, перед которым стояла тарелка с морским салатом и початая бутылка пива.