Фраера, стр. 75
Пошарив рукой по переборкам, я обнаружил выключатель и, прикрыв за собой дверь, поворотом рубильника зажег одинокую тусклую лампочку в предохранительном металлическом кожухе.
На деревянном стеллаже, прочно привинченном к полу и переборке, за дверцами из проволочной сетки, закрытыми на обычную щеколду, лежал всяческий хлам – начиная от коробки с запасными лампочками, ворохом чистой ветоши и заканчивая двумя новенькими пластиковыми швабрами.
Не обнаружив с первого взгляда так необходимую мне сейчас прочную веревку, я принялся торопливо рыться в содержимом подсобки, кучей смахивая с полок стеллажа все, что не представляло для меня интереса.
По закону подлости, моток толстого капронового шнура обнаружился лишь в самом низу каморки, в углу, прикрытый сверху сложенным в несколько раз куском полиэтилена.
Схватив синтетическую веревку, я повернул ручку корабельного выключателя, погасив свет, приоткрыл толстую металлическую дверь и, убедившись, что на корме нет ни души, покинул пропыленное затхлое помещение.
Двигаясь вдоль правого борта яхты, я быстро отыскал внизу иллюминаторы нашей с Марией каюты и морским узлом привязал конец веревки за выступ возле отверстия в нижней части борта, предназначенного для стока попавшей на палубу воды. Потом пропихнул капроновый канат наружу и сбросил его вниз, тем самым соорудив нечто вроде аварийного трапа.
Закончив, я, крепко сжимая снятый с предохранителя «игл» с полной обоймой желудей, нырнул в надстройку и по короткому трапу спустился к каютам, по-прежнему погруженным в полную тишину.
Ступая босыми ногами по ковру, я подошел к нашей каюте, открыл дверь ключом, проскользнул внутрь, запер замок и направился в спальню, где, еще не подозревая о происшедших на яхте событиях, свернувшись калачиком и откинув одеяло, сладко спала Маша.
Зажег висящий возле иллюминатора ночной светильник, присел на край кровати и погладил любимую девушку по щеке, невольно залюбовавшись ею. Обнаженная, загорелая и такая близкая…
Глубоко вздохнув, Маша медленно открыла глаза и, увидев меня, безмятежно улыбнулась:
– Почему ты не спишь, Глеб?
– Маша… я не хочу с ходу тебя пугать, но на яхте произошло нечто очень серьезное…
Ее сонный, чуть замутненный взгляд упал на зажатый в моей руке пистолет, после чего мгновенно оживился, став ясным и глубоким.
Резко приподнявшись и инстинктивно натянув на себя одеяло, Маша со страхом и удивлением посмотрела на меня широко открытыми глазами.
– Что случилось?! – дрогнувшим голосом спросила она.
– Кажется, мы сглазили насчет алмазов… Хаммер видел, как кто-то сбросил за борт одного из истекающих кровью стюардов.
Я вкратце рассказал ей обо всем, что произошло за последние несколько минут, включая и мою стычку с Жаком, в результате которой мне удалось стать обладателем пистолета.
– Глеб, мне страшно! – обвив мою шею руками, уже срывающимся на рыдания голосом произнесла Маша. Плечи ее дрожали, горячее лицо мягко уткнулось мне в шею. – Что с нами будет?!
– Я попробую найти способ связаться с властями.
Я старался хоть немного вселить в Машу уверенность в благополучном исходе, хотя сам, честно говоря, еще слабо представлял, что конкретно смогу для этого сделать. Так, смутные очертания.
– В любом случае тебе нельзя покидать каюту. Кто бы ни пришел и что бы тебе ни говорил. Спутниковый телефон обязательно должен быть в каюте у капитана, но раз Хаммер не вернулся, значит, там он попал в засаду. Я попробую выяснить, что с ним, а ты пока побудь здесь…
– Глеб, ты не можешь оставить меня одну!.. – начала Маша, но я, отчетливо услышав доносящиеся из коридора шаги, тут же заставил ее замолчать, быстро закрыв губы ладонью.
– Ничего не предпринимай, я сам обо всем позабочусь, – прошептал ей на ухо, встал с кровати, быстро подошел к открытому иллюминатору, забрался на стоящее рядом кресло и, высунувшись наружу, без труда поймал болтающуюся рядом веревку.
В этот момент в дверь каюты настойчиво постучали.
Я обернулся и быстро произнес, с щемящим сердцем глядя, как прямо на моих глазах бледнеет лицо любимой мной женщины.
– Оставайся в спальне, что бы ни случилось! И ничего не бойся! Ты поняла меня?!
Вместо ответа Маша лишь торопливо закивала головой. Дверь снова гулко загудела от обрушившихся на нее ударов, на сей раз гораздо более сильных.
– Набрось на себя что-нибудь из одежды, прикрой за мной окно и ни за что не смотри в эту сторону! – бросил я напоследок, зажимая зубами тяжелую адскую игрушку, и, намотав на руку веревку и повернувшись спиной к переборке, стал выбираться наружу…
Глава двадцать девятая
«Игл» в работе
В середине восьмидесятых годов, еще до службы в ВМФ и своего последующего увлечения бодибилдингом, я всерьез хотел стать пожарным. В течение двух лет в группе ровесников, без затей именуемой «Юный пожарник», усиленно тренировался в расположенном недалеко от дома специальном учебном центре «белых касок», постигая все профессиональные хитрости этой опасной мужской профессии.
Одним из самых сложных элементов тренировки, всегда выполняемым исключительно со страховкой, был брандмейстерский альпинизм. Обмотавшись веревкой, мы на специально выстроенной пятиэтажной блочной стенке осваивали технику спуска и подъема к охваченному пламенем окну.
Не скажу, что я очень уж преуспел в этой дисциплине, но, по крайней мере, у меня получалось не хуже, чем у остальных…
Выбравшись наружу, я оперся ногами о металлический корпус «Белой акулы», стараясь не сорваться и не повиснуть, как боксерская груша. Спустился на полтора шага вниз, ухватился за веревку левой рукой, а в правую взял зажатый зубами пистолет.
Через прикрытый Машей иллюминатор я отчетливо слышал, как доносящийся из холла настойчивый стук сменился сокрушительным ударом, под которым хрупкая дверь каюты с треском капитулировала и распахнулась…
А потом увидел, как в спальню, с перекошенным от ярости лицом и кровоточащей раной на затылке, держа перед собой автомат «узи», ворвался хоть и изрядно помятый, но вполне живой громила Жак.
Впрочем, я и не рассчитывал, что удар пустой бутылкой от «Мадам Клико» надолго выведет его из игры. Как говорится в одной старой поговорке, были бы мозги – было бы и сотрясение…
Вслед за барменом в дверном проеме, к моему немалому удивлению, показалась пышная, явно силиконовая, грудь красотки Барби, подружки надравшегося в стельку толстозадого итальянца. В ее наманикюренной ручке тоже находился ствол – тяжелый восьмизарядный «люгер».
Вот так сюрприз! Значит, и девица заодно с грабителями…
– Где он?! – едва не исходя слюной от всепоглощающей злости, прошипел сквозь зубы Жак по-английски, толкнув Машу кулаком в грудь. – Где твой проклятый качок?!
– Он… его здесь нет, – отступив назад и вжавшись в отделанную под дерево стенку каюты, чуть слышно пробормотала Мария. Все ее тело сотрясала крупная дрожь. – Он ушел, пока я спала…
– Обыщи там! – обернувшись к грудастой блондинке, бармен нервно кивнул на расположенные за ее спиной апартаменты. Но девица даже не пошевелилась. – В чем дело, ты плохо расслышала, что я тебе сказал?!
– Утихомирься, Жак, сучка говорит правду, – ровным тоном парировала Барби. – Там негде прятаться, кроме душевой комнаты и туалета. Но в них никого нет, я уже проверила. Ее дружок шляется где-то по яхте с твоим пистолетом. Ты до сих пор езде хочешь заняться этой тощей девицей?
– Да! – буквально поедая налившимися кровью глазами испуганно забившуюся в угол Машу, прорычал бармен. – Но это не займет много времени! Если качка здесь нет, значит, он наверху, и им займутся толстяк с Филиппом… Бежать ему некуда. А ты, на всякий случай, пока постой там, у входа. Мне хватит пяти минут, чтобы отыметь во все места эту щелку!
Медленно опустив «узи» на привинченный к полу стул, подонок, то и дело облизывая губы, медленно направился к плачущей Маше.
С трудом сдерживаясь, чтобы раньше времени не сорваться и не испортить все, я крепко сжал зубы, сильнее уперся ногами в корпус яхты и взял на мушку упивающегося своей безграничной властью над беспомощной, испуганной девушкой, исходящего похотливой слюной громилу.