Джин Грин — Неприкасаемый, стр. 56

В проходной меня долго не пропускал двуногий цербер, ссылаясь на то, что не получил на сей счет никаких приказаний. Несмотря на мои настойчивые требования, он якобы никак не мог связаться с графом по внутреннему телефону. Овчарки рычали и кидались на меня. Только через полчаса томительного и полного всевозможных тревожных предчувствий ожидания в проходную позвонил сам граф.

— Вы остыли? — спросил он меня ледяным тоном, подозвав к телефону. — Мне не хотелось, чтобы вы простудились, сгоряча выйдя на воздух. Сегодня так холодно.

— Ваше сиятельство! Я требую, чтобы вы меня сию минуту выпустили!

— До свидания, Павел Николаевич! — проскрежетало в трубке. — Я не прощаюсь: в Москве, или Петербурге, или в Нью-Йорке рано или поздно, но мы с вами встретимся. Обязательно встретимся!

В дверях я столкнулся с молодым человеком, лицо которого показалось мне странно знакомым. Он был одет в нацистскую форму гвардии Вонсяцкого.

— Ба! — воскликнул я, пораженный. — Федор Александрович! Ваше высочество! Вы ли это?!

— Собственной персоной, — ответил с усмешкой племянник царя Николая II.

— Что вы здесь делаете?!

— Как что? Работаю шофером у князя Вонсяцкого!

В своем «меркюри» я с невыразимым облегчением вытер платком мокрое от пота лицо. И на акселератор нажал так, словно за мной сам черт гнался.

Но больше всего я боялся, мчась по коннектикутскому шоссе со скоростью почти восемьдесят миль в час, что приеду в Нью-Йорк, куплю у первого попавшегося газетчика вечернюю газету и узнаю, что Москва пала…»

На полях дневника Джин прочитал приписку:

«Встречу и разговор с Вонсяцким можно понять только в свете последующих событий: на следующий же день мы все узнали о начале грозного контрнаступления русской армии под Москвой и о вероломном налете японцев на Пирл-Харбор. Америка объявила войну Японии. Германия объявила войну Америке. Америка — Германии. Через несколько месяцев ФБР арестовало графа Вонсяцкого по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Суд посадил его вместе с шефом фашистского американо-германского Бунда в федеральную тюрьму. Так закончилась карьера фюрера всея Руси».

Далее Джин прочитал еще одну карандашную приписку отца:

«Тот день был великим праздником. Россия, моя Россия истекала кровью, но не падала на колени. Значит, сильна Россия, не ослаблена, а укреплена революцией. Значит, дело России правое и победа будет за ней! Так началось мое прозрение…»

Третий раунд.

Сдвоенные молнии

«Per aspera ad astra».

(«Через трудности к звездам» — латинская пословица.)

Глава тринадцатая.

Клинч

Когда мастер-сержант Дик Галифакс оглядел пеструю толпу своих будущих питомцев, взгляд его остановился на Грине.

Джин был задумчив, не суетлив и элегантен. Спортивная темно-синяя рубашка, легкие спортивные брюки цвета маренго, оксфордские ботинки, сшитый на заказ клетчатый твидовый пиджак — все явно приобреталось в дорогих магазинах.

— Временно будете старшим! — сказал Дик. — Вы из рэйнджеров?

— Из штатских.

— Тогда отставить!

— Если не возражаете, старшим могу быть я, — предложил свои услуги гигантского роста американец. Он представился: — Сержант Бак Вуд, или Бастер.

— Хорошо, — подумав, согласился мастер-сержант. — Посадка через тридцать минут. Вон там, видите, «локхид» — это наш толстопузый Си-130.

— Ясно, сэр… Все слышали, кто теперь старший? — Бастер гоготнул и тут же жестом подозвал к себе первого попавшегося на глаза парня из их команды.

— Матео-Хуан-Мария-Хименес де Малино, — доложил тот.

— Мэт! — Бастер перечеркнул пышный перечень его имен. — Горючее есть? Голова от похмелья разламывается.

— Я и, сам бы не прочь опохмелиться, — пожаловался Мэт.

— То ли дело у вас в Гаване!

— Мы еще там будем, — сверкнул глазами Мэт.

— Мне там нечего делать, — отрезал Бастер и отошел.

Джин вместе со своей командой прилетел в Форт-Беннинг для того, чтобы, сделав пересадку, отправиться в конечный пункт назначения — Форт-Брагг.

В школы Брагга, как правило, отбирались лучшие рэйнджеры отличившихся батальонов.

Перед тем как они приступали к занятиям в специальных войсках, им жаловали отпуск — «Ар-энд-ар» [58]. Отпуск! Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай домой, хочешь, пей-гуляй, пока звенят в кармане деньги.

Кроме долговязого Стиллберда, которого Бастер сразу же окрестил Берди, никто из отпускников не поехал домой

Стиллберд был высокий, худой, с руками ниже колен, с аккуратным пластырем на лбу, с умными грустными иудейскими глазами, хотя, как он объяснял, у него в крови было лишь «два-три заблудившихся еврейских эритроцита».

— Был у мамы, говоришь? — переспросил его Бастер.

— У мамы. Она работает кассиршей в «Армии спасения».

— Мама — хорошо, а «кошкин дом» [59] — лучше, — заявил Бастер. — А это что у тебя?

— Браслет.

— С секретом?

— Нет, он просто магнитный, от гипертонии.

— Ты болеешь? — удивился Бастер.

— Да, то есть нет… Боюсь заболеть.

— Сразу видно, что браслет не золотой, — вмешался в разговор странного вида итальянец. Он стоял, привалившись спиной к штабелю ракет.

Бастер оглядел его с головы до ног и улыбнулся.

— Ты в большом порядке, — заметил он.

— Да, — смутился итальянец.

— Одет по сезону.

— С кем не бывает, — невольно улыбнулся итальянец.

— Куда уж…

Все засмеялись.

— Как тебя зовут, бедняга?

— Доминико Мадзини

— Дуче, — категорично заявил Бастер. Итальянец был одет в костюм покойника: тапочки на картоне, черные бумажные штаны, белая бумажная рубашка, прихваченная сзади на живую нитку, — расчет на горизонтальное положение, свойственное покойнику.

— Три доллара? — спросил Бастер.

— Два… Я покупал его в дни «сейла» [60] в Лас-Вегасе… Проклятая рулетка! Проигрался в дым.

— А вот он, Дуче, видно, бросил играть и начал одеваться… Правильно я говорю, Тэкс?

Техасец ничего не ответил. Он только метнул на Бастера недружелюбный взгляд из-под восьмигаллонной шляпы, продолжая стоять как монумент на несгибаемых ногах в лаковых сапогах на высоком каблуке.

— Ты, видно, не в духе, Тэкс? — примирительно спросил Бастер.

Тот перестал жонглировать «спринг-найфом» [61] и, несколько раз с оттяжкой проведя лезвием ножа на ладони, небрежно бросил:

— У меня был тяжелый отпуск: пришиб трех человек и пять негров.

— Ублюдок! — неожиданно вырвалось у Джина.

— Что с вами, колледж-бой? — спросил Тэкс.

— Я сказал, что ты хвастун и ублюдок.

— Ну-ка подойди сюда, крошка.

Джин подошел. Тэкс замахнулся, но тут же получил серию ударов так же чисто, как демонстрируют работу с грушей. Все удары были по корпусу. Тэкс выронил нож и упал у штабелей с ракетами, согнувшись как складной нож.

Японец Кэн Эгава, оценив мастерство и силу ударов Джина, положил рядом с Тэксом выроненный им «спринг-найф» и с невозмутимым лицом пошел на посадку.

Когда Тэкс пришел в себя, Бастер заметил, что ему могли бы понадобиться тапочки Дуче.

— Вставай, парень, нам пора, — услышал Тэкс. Он, словно пьяный ошалело встряхивая головой, встал, поднял с земли свою восьмигаллонную шляпу, спрятал в карман нож и бездумно поплелся за всеми на посадку.

Аэродром Форт-Брагга был забит самолетами. Выстроившись как на парад, стояли новенькие восьмимоторные бомбардировщики Б—52, новейшие Б—52—Н, «фантомы» с серебристыми ракетами под крыльями и надписью на фюзеляже: «U. S. Air Force».

Чуть поодаль, рядом с прожорливыми «Боингами», возвышались воздушные заправщики-танкеры. Даже в громоздкости своей они все же напоминали собой что-то птичье.

вернуться

58

«Ар-энд-ар» — «Рест энд рикриэйшн» — отпуск в армии США (Прим. переводчиков.)

вернуться

59

«Кошкин дом» — (слэнг) — публичный дом. (Прим. переводчиков.)

вернуться

60

«Сейл» — дешевая распродажа. (Прим. переводчиков.)

вернуться

61

«Спринг-найф» — пружинный нож. (Прим. переводчиков.)