Наследство из Нового Орлеана, стр. 24

Берта оказалась права. Через четыре дня лихорадка у Мэри прошла, рассудок пришел в норму. Она была слаба и ощущала жуткий голод.

Жанна принесла ей бульону.

– Два дня будешь питаться только этим, – сказала она. – Мне очень жаль, но таково распоряжение мамы. Филипп даже отправился в город и привез тебе мороженого, но она не разрешила. Ты не против, если я его съем?

– Нет, – простонала Мэри. Горло у нее было еще заложено, во рту держалась сухость. Она попыталась проглотить бульон, которым кормила ее Жанна, но желудок ее взбунтовался. Она вздрогнула, стала давиться. Потом ее вырвало. Ей хотелось просить прощения, плакать, но она была слишком слаба для слов и слез.

Жанна побежала искать мать, но Берты нигде не было. В последнюю очередь Жанна заглянула на кухню. Когда Берты не оказалось и там, она расплакалась.

– Тише, тише, детка, – сказала повариха. Она обняла Жанну и стала раскачиваться. – Расскажи старой Шарлотте, что случилось.

– Мэри совсем плохо, Шарлотта, а мама сказала, что ей станет лучше, как только она поест бульону. Но она не может есть. Ее вырвало. Надо, чтобы мама вызвала врача, вызвала немедленно. А я не могу найти ее.

– Овечка моя, она уже послала за доктором. Он будет здесь засветло. И не надо беспокоить маму такими пустяками, как слабый желудок. У нее более важные заботы. Старый Эркюль умирает. Она с твоим дедушкой сейчас у него. Надеюсь, священник скоро приедет. За ним тоже послали. – Шарлотта перекрестилась. – Господи, сделай так, чтобы старый Эркюль умер в благодати, и не допусти безобразий в этом доме.

Жанна перестала плакать:

– Каких еще безобразий, Шарлотта?

– Тебя это не касается, деточка.

– Касается, если это происходит у нас в доме. Так что это, Шарлотта? Я и так очень напугана, моя подруга ужасно больна, а теперь еще ты говоришь, что будут какие-то жуткие безобразия. Я боюсь. Я хочу к маме. Я должна найти ее.

– Нет, не надо. Бояться совершенно нечего. Мэри скоро поправится, а никаких безобразий не будет. Старый Эркюль зовет свою внучку, вот и все. А она слишком далеко, и зова его ей не услышать. Вот и все. Никаких безобразий. Глаза и рот Жанны широко открылись от изумления.

– Ты, Шарлотта, думаешь, что я еще совсем ребенок, но ты ошибаешься. Действительно намечаются безобразия.

– Только никому ничего не говори.

– Ни за что. Ни слова.

Из кухни Жанна прибежала прямиком в комнату Мэри.

– Мэй-Ри, тебе надо побыстрей поправляться. Я только что узнала нечто очень интересное. Эркюль просит, чтобы его внучка приехала повидаться с ним, прежде чем он предстанет перед Господом. Это желание свято, и маме придется разрешить ей приехать… Ой, Мэй-Ри, тебе надо набраться сил, чтобы пойти со мной и хоть одним глазком взглянуть на нее. Она любовница папы, для которой он отстроил шикарный дом в Новом Орлеане. Я жду не дождусь увидеть, какая она из себя.

Глава 13

Мэри была слишком слаба и не могла сопротивляться напору Жанны. Но и как-то помочь ей она тоже не могла. Полчаса спустя Жанне удалось одеть Мэри только наполовину. Когда она зашнуровывала Мэри корсет, дверь отворилась и вошел доктор Лимо в сопровождении Берты.

– Что ты делаешь, Жанна? – воскликнула мать. – Ты хочешь, чтобы Мэри снова стало хуже?

Жанна выронила шнурки и отскочила от постели.

– Мэй-Ри сказала, что хочет встать, мама. Она сказала, что тогда будет чувствовать себя намного лучше. – Она поспешно сделала книксен: – Bonjour, Docteur Limoux. [10]

Доктор кивнул в ответ:

– Откройте-ка мне шторы, Жанна, вот умница. Дайте-ка я взгляну на наш солнечный удар.

Мэри попыталась улыбнуться доброму морщинистому лицу, увиденному в свете свечей. Но когда отворили ставни, от внезапного света ее глаза, казалось, запылали огнем и она стиснула зубы от боли. Доктор Лимо большим пальцем поднял ей веко. От этого прикосновения она вскрикнула.

– Извините меня, мадемуазель, – сказал доктор. Он поднял правую руку Мэри, затем левую и развернул каждую, чтобы осмотреть багровые ссадины. – А это у нее откуда? – Его пальцы нащупывали ей пульс.

– Она, бедняжка, упала с лошади, – сказала Берта, – в тот же день, когда заработала и солнечный удар. Ужасно ей не повезло.

Доктор Лимо бережно положил руку Мэри вдоль ее тела. Его ладонь на мгновение задержалась у нее на лбу.

– Снимите с этой несчастной юной дамы все наряды и наденьте на нее просторную удобную ночную рубашку. Она должна провести в постели самое меньшее еще неделю, и лишь тогда ей можно будет вставать. Я не вижу никаких признаков солнечного удара. Она поправляется после желтой лихорадки.

Берта Куртенэ взвизгнула – нечеловечески пронзительно. И без чувств рухнула на пол.

– Господи, неужели в этом доме придется лечить каждого? – сердито сказал доктор. – Жанна, принесите матери нюхательной соли. И позовите горничную, чтобы помогла мне отнести ее в спальню. – Он повернулся к Мэри и заговорил ласковым, спокойным тоном: – Ты скоро поправишься, дитя мое. Я приготовлю обезболивающий сироп с настойкой опия. А к глазам пусть прикладывают крошеный лед в тряпочке. Они скоро перестанут болеть… Я не стану пускать тебе кровь – кризис уже миновал, и ты на пути к выздоровлению. Просто отдыхай и пей, сколько выдержит желудок. Завтра постарайся съесть немного супу, а если будет желание, то и хлеба, смоченного в молоке. Завтра вечером я вернусь и осмотрю тебя.

Он склонился над распростертым телом Берты, затем выпрямился.

– С нее достаточно и глотка бренди. Не понимаю, зачем вы, женщины, столь настойчиво втискиваетесь в эти чертовы корсеты. В них же дышать невозможно. Потому-то вы и падаете вечно в обмороки. – Идя за слугами, которые выносили Берту из комнаты, он все еще ворчал.

Мэри следовала всем предписаниям доктора Лимо, кроме приема опия. Она приняла одну дозу и, очнувшись после дурманного сна, почувствовала себя хуже обычного. После этого она отказалась от опия. Во время следующего визита доктора Лимо она уже сидела, опираясь на подушки, и ела рисовый пудинг.

– Молодость, – сказал он. – Если бы я мог разливать ее по пузырькам и прописывать моим пациентам, я был бы самым удачливым врачом в мире. Мои визиты, милая барышня, вам больше не понадобятся. – Он взял Мэри за руку и галантно склонился над нею. Его старомодные густые усы пощекотали кожу Мэри, и она улыбнулась.

Через несколько минут после его ухода на цыпочках вошла Жанна:

– Мэй-Ри? Как, ты ешь? Замечательно! Доктор Лимо только сейчас разрешил мне зайти к тебе, а раньше запрещал. Я боялась, что тебе стало хуже из-за моих глупостей. Как ты себя чувствуешь? Можно, я немного побуду с тобой?

– Мне гораздо, гораздо лучше. Останься, пожалуйста. Сядь здесь, рядом со мной. У меня такое ощущение, будто я отсутствовала много недель. – Мэри была чрезвычайно рада видеть Жанну. И эта радость заставила ее вспомнить те недостойные чувства, которые обуревали ее накануне болезни. Ей стало совестно. – Я счастлива, что у меня есть такая хорошая подруга, – выпалила она. – Твоя семья так добра ко мне. Мне бы следовало лучше проявлять свою благодарность.

– Какая-то ты ненормальная, Мэй-Ри. Мы все должны быть благодарны тебе за то, что ты приехала к нам.

– Как твоя мама?

– Как всегда. Носится повсюду, суетится из-за всякой мелочи. Ты забудь про ее обморок. Она и так была расстроена из-за приезда внучки Эркюля, а когда услышала, что у тебя лихорадка, это оказалось выше ее сил.

– Я понимаю, – сказала Мэри.

– Сомневаюсь. Бедная мама, такая печальная история! Видишь ли, Мэй-Ри, у меня когда-то было четыре брата и четыре сестры. Я была самой младшей. Началась эпидемия лихорадки, и за два дня все мои братья и сестры умерли. Я одна не заразилась. Мама привезла меня на плантацию и с тех пор ни разу не разрешала мне съездить в город. Это случилось почти двенадцать лет назад. Она до смерти боится, что и я умру от лихорадки. Говорят, что креолы и черные ей не подвержены. Однако все мои братья и сестры заболели. Странно подумать, что сейчас мне почти столько же, сколько было старшему из них, когда он умер. Как бы мне хотелось знать, какие они были. – На прекрасные темные глаза Жанны навернулись слезы.