Иллюзии, стр. 62

Ваша честь! С уважением позволю себе заметить, что суд является экспертом закона, а не экспертом принципов образования. Следовательно, суд должен с почтением относиться к заключению Совета штата и не аннулировать его решение...

Судьей этого гипотетического апелляционного суда был Кен Харпер, молодой юрист с репутацией крайнего либерала. Он был сторонником студенческого радикализма, поощрял способность ни перед чем не останавливаться, и Вилли, безусловно, произвела на него впечатление. Когда она приводила свои аргументы, ей показалось, что Харпер улыбается, и вполне доброжелательно. А краем глаза она видела профессора Шарпа, утвердительно кивающего головой вслед ее словам.

Судья Харпер объявил о своем решении. Оно было в пользу Вилли. Она сразу же подумала о Мэтте. Пойдя в разрез со своими убеждениями и проделав большую и трудную работу, она добилась успеха. Она все сделала именно так, как советовал ей Мэтт. Чувствуя неприязнь к этому делу, она тем не менее выиграла его.

Но сейчас она давала себе клятву – став Практикующим адвокатом, она никогда не возьмется за дело, в правоту которого не верит.

ГЛАВА 13

Около полуночи Вилли вошла в вестибюль своего дома на Хэнкок-стрит. Отперев почтовый ящик, среди счетов и рекламных проспектов она обнаружила белый конверт с грифом Верховного суда Соединенных Штатов. Ей показалось это странным, так как Мэтт никогда не отправлял ей писем в официальных конвертах. Но, прочитав обратный адрес повнимательней, она поняла, что письмо не от Мэтта, а из Палаты судей Джона Мартина Гиббса. Ее извещали о том, что она как перспективная студентка юридического факультета приглашается в Вашингтон на собеседование.

Приглашение очень польстило самолюбию Вилли.

По мнению Бада, ее работа в "Лоу Ревью" оставляла желать лучшего. Он считал, что она хватается за все сразу и тем самым растрачивает себя, распыляется.

Вилли придерживалась другого мнения на этот счет. Она была абсолютно уверена, что его назначили редактором отдела только потому, что он был мужчиной. Фактически только они двое могли претендовать на этот пост. Их статьи в "Лоу Ревью" были разными по стилю, но безусловно заслуживали внимания.

Статья Бада, с профессиональной точки зрения, была значительнее. Вилли подошла к своей теме несколько легкомысленно, считая, что сможет изложить ее без особого труда. Он, напротив, много времени проводил в офисе, консультируясь у опытных юристов. Но после своего удачного выступления в "Спорном суде" она чувствовала свое превосходство над ним.

Ее очень обрадовало приглашение в Верховную палату юстиции. Бад даже мечтать не мог о таком.

Вдруг ей стало не по себе. Ну, конечно! Только Мэтт мог предложить своим коллегам ее кандидатуру. А раз так, то это предложение не имеет ничего общего с ее успехами, с ее превосходством перед товарищами по университету.

Она позвонила Мэтту, чтобы выяснить, имеет ли он к письму отношение.

– Да, – с готовностью ответил он. – Я говорил о тебе Джону. Но наши отношения не играют здесь никакой роли. Я тебя люблю, но я не сделал бы этого, если бы не знал твоих способностей. Ты заслужила это предложение. Я просто не представляю, что было бы со мной, если бы ты встретилась с другим хорошим судьей, и он сделал бы открытие, которое по праву принадлежит мне.

– Вы ничего не открыли, сэр, – пошутила Вилли.

– Ладно, будем считать, что я нашел способ, чтобы мы были вместе. Больше меня ничто не касается. Ты ведь должна приехать на собеседование, не так ли?

– Конечно, я приеду... и большое спасибо за все...

– Я буду очень ждать тебя, Вилли. Я хочу, чтобы ты правильно поняла меня, – тебя принимают не по моей протекции. Да, Гиббс мой друг, но, в первую очередь, – коллега. Мы редко видимся с ним с глазу на глаз. Он, возможно, будет оценивать твои способности более требовательно, чем я, так что тебя ждет серьезное собеседование. И решать ему, и только ему, справишься ли ты с работой, которую тебе предлагают. Ну как, мне удалось рассеять твои сомнения?

– Думаю, что да, – Вилли вздохнула. – Теперь я уже не сомневаюсь. Ты смог убедить меня.

– Ты сможешь хорошенько щелкнуть его по носу, – Мэтт засмеялся. – Будь уверена в себе. Ты заслужила этот шанс. Женщины этой страны давно нуждаются в выдающемся адвокате... и скоро обретут его. В твоем лице.

Его слова и откровенность тронули ее. Но она знала, что Мэтт опекает ее.

– Мэтт, – сказала она. – Мне нужен твой совет. Ты знаешь, как я дорожу твоим мнением. Пожалуйста, постарайся быть объективным... не возводи меня на пьедестал.

– Ты не права, Вилли. Я очень люблю тебя, но на пьедестал я могу возводить только правосудие. Это единственное, во что я слепо верю. Я, несомненно, вижу твой талант, твои способности. Это факт... – Он остановился, а потом сказал более низким голосом: – Я мечтаю, чтобы ты стала клерком моего сердца...

– Я знаю.

– Правда состоит в том... что Джони Гиббсу нужен хороший клерк. Все в твоих руках, Вилли. Удачи тебе, любовь моя.

Когда Вилли приехала на собеседование с Джоном Мартином Гиббсом, стояла пора цветения вишни. Разузнав о Гиббсе, она уже имела о нем некоторое представление как о человеке и юристе. Она также знала предположительно круг вопросов, которые он может задать ей на собеседовании. Гиббс был блестящим юристом, у которого ей было чему поучиться. Если она, конечно, пройдет собеседование. Она очень волновалась, хотя Мэтт советовал ей быть уверенной в своих силах. Вилли побаивалась Гиббса, который слыл консерватором, в то время как Мэтт был либералом.

Собираясь на собеседование, она надела темно-серый костюм, а волосы собрала на затылке. Ей бы хотелось носить очки, чтобы скрыть свои глаза. Она специально не накрасилась, боясь предубеждения Гиббса, что ему предлагают "просто красивое личико".

Проходя мраморными лабиринтами здания суда и прислушиваясь к стуку своих каблучков, который вторил стуку ее встревоженного сердца, она думала о том, много ли и что именно знает о ней судья Гиббс, как представил ее Мэтт, рекомендуя другу.

Было без пятнадцати десять, когда она назвала свое имя секретарю Гиббса, и ровно в десять он пригласил ее в кабинет.

Внешне он произвел на нее большее впечатление, чем она ожидала, зная его по фотографиям. Ему было семьдесят восемь лет. Серьезный, с лохматой шевелюрой и пышными усами, в жилете с золотой цепочкой, сбегавшей к кармашку для часов, он напоминал Марка Твена, если не принимать во внимание чувство юмора последнего. Подобно другим восьми судьям Верховного суда, Гиббс имел собственный кабинет, который Вилли представляла себе похожим на тот, какой она видела в "Звони и жди". Но здесь перед ней был настоящий музей. На стенах висели картины, написанные значительно раньше, чем открыли Америку. Гиббс восседал за массивным столом, а за его спиной возвышался застекленный шкаф, который, казалось, специально предназначался для того, чтобы служить витриной для этрусских гончарных изделий.

Поначалу внимание Вилли было занято не красотой кабинета. Некоторое время она смотрела только на Гиббса, пытаясь угадать его мысли. Наконец он бросил небрежно "доброе утро" и пригласил ее сесть на красивый резной стул, который, пожалуй, попал сюда из какого-нибудь старого английского поместья. Он молча смотрел на нее своим тяжелым проницательным взглядом, а потом словно выстрелил из пушки, сразу задав ей вопрос по существу. Для нее он оказался легким. Она достаточно подробно, чтобы избежать дополнительных вопросов, ответила на него и почувствовала, что волнение понемногу проходит.

Гиббс кивнул головой, но по выражению его лица было трудно догадаться, доволен он или нет ее ответом. Затем он пустился длинно излагать свои консервативные принципы. Вилли слушала, как он критикует "ошибочный либерализм", но, проявив не свойственную ей дипломатичность, воздержалась от возражений, хотя внутренне была не согласна с ним.

Когда он перестал говорить, она подумала, что собеседование, наверное, закончено. Вдруг он резко, не меняя выражения лица, сказал: