Север и Юг, стр. 65

? Я очень эгоистична, — сказала она, — но это не продлится долго.

Фредерик наклонился и поцеловал слабую руку, завладевшую его рукой.

Доктор Дональдсон предупредил Маргарет, что это состояние безмятежности не продлится долго. После ухода доброго доктора она прокралась к Фредерику, которого во время визита врача умоляли сидеть тихо в дальней гостиной — обычно это была комната Диксон.

Маргарет рассказала брату о том, что сказал доктор Дональдсон.

? Я в это не верю, — воскликнул он. — Она очень больна, она может быть опасно больна и находится в непосредственной опасности. Но я не могу представить, что все так ужасно, словно она находится на пороге смерти. Маргарет! Ее должен посмотреть другой доктор… какой-нибудь лондонский врач. Ты никогда не думала об этом?

? Да, — ответила Маргарет, — не раз. Но я не верю, что это принесет какую-то пользу. И ты знаешь, у нас нет денег, чтобы привезти сюда какого-нибудь известного лондонского хирурга, и я считаю, что доктор Дональдсон не уступает в своем искусстве самому лучшему из докторов.

Фредерик начал нетерпеливо шагать по комнате.

? У меня есть кредит в Кадисе, — сказал он, — но не здесь, из-за того, что мне пришлось изменить имя. Почему отец оставил Хелстон? Это было ошибкой.

? Это не было ошибкой, — мрачно ответила Маргарет. — И, прежде всего, постарайся, чтобы папа не услышал того, что ты сейчас сказал. Я вижу, как он мучается от мысли, что мама не заболела бы, если бы мы остались в Хелстоне, и тебе неизвестно, насколько папа измучил себя упреками.

Фредерик прогуливался, как будто находился на юте корабля. Наконец он остановился напротив Маргарет и некоторое время смотрел на ее поникшую и унылую позу.

? Моя маленькая Маргарет! — сказал он, погладив ее. — Давай надеяться, как можно дольше. Бедная маленькая женщина! Что! Все лицо мокро от слез? Я буду надеяться. Я буду надеяться, несмотря на то, что скажет тысяча докторов. Держись, Маргарет, и будь достаточно храброй, чтобы надеяться!

Маргарет задохнулась, попытавшись заговорить, а когда она заговорила, то голос прозвучал приглушенно.

? Я должна постараться быть достаточно смиренной, чтобы верить. О, Фредерик! Мама стала так меня любить! И я стала понимать ее. А теперь смерть отдаляет нас друг от друга!

? Успокойся, успокойся, успокойся! Давай поднимемся наверх и сделаем что-нибудь — это лучше, чем терять драгоценное время. Много раз от размышлений мне становилось грустно, дорогая, но я никогда не грустил, если был занят делом. Знаешь, есть такое изречение: «Получай деньги, сын мой, честно, если можешь, но получай деньги». Мой принцип — «Делай что-нибудь, сестра моя, делай добро, если можешь. Но, во всяком случае, делай что-нибудь».

? Не исключая вреда, — сказала Маргарет, слабо улыбаясь сквозь слезы.

? Ни в коем случае. Не надо сожалеть о сделанном. Исправь побыстрее свои ошибки, если ты сознателен, хорошим поступком. Так, как мы в школе исправляли задачку на грифельной доске, наполовину стирая неправильное решение. Это лучше, чем смачивать губку слезами — и меньше потеря времени, и больше толка.

Если поначалу теория Фредерика показалась Маргарет довольно грубой, она увидела, как на деле эта теория постоянно приносит много пользы. После бессонной ночи, проведенной с матерью, — Фредерик настоял на том, чтобы сидеть у ее постели, — утром, перед завтраком он занимался тем, что придумывал подставку для ног Диксон, которая сильно уставала после дежурства у постели миссис Хейл. Во время завтрака он увлек мистера Хейла рассказами о своей бурной жизни в Мексике, Южной Америке и где-то еще. Маргарет в отчаянии оставила все попытки вывести мистера Хейла из подавленного настроения. Его депрессия передавалась и ей, — она находилась в таком состоянии, что совсем не могла говорить. Но Фред, верный своей теории, что-то непрерывно делал, и разговор за завтраком развеял общую подавленность.

Но в тот же день еще до наступления ночи подтвердились опасения доктора Дональдсона. У миссис Хейл начались конвульсии, и когда они прекратились, она была без сознания. Ее муж мог только лежать рядом с ней, сотрясая кровать своими рыданиями. Сильные руки сына нежно приподняли ее тело, придав ему более удобное положение. Руки дочери умыли ей лицо, но она не узнала своих детей. Она больше никогда не узнает их, пока они снова не встретятся на Небесах.

Прежде чем наступило утро, все было кончено.

Позднее Маргарет пришла в себя от дрожи и отчаяния и стала стойким ангелом утешения для своего брата и отца. Фредерик потерял самообладание — все его теории были теперь бесполезны. Он плакал так сильно, закрывшись один в своей маленькой комнате на ночь, что Маргарет и Диксон спустились вниз в ужасе предупредить его, чтобы он вел себя потише. В доме были тонкие перегородки, и соседи рядом могли услышать его сильные, отчаянные рыдания, так отличающиеся от медленной трепетной муки людей, привычных к скорби, которые не осмеливаются восстать против безжалостной судьбы, зная, кто определяет ее.

Маргарет вместе с отцом сидела в комнате покойной. Если бы мистер Хейл плакал, она была бы рада. Но он сидел у кровати очень тихо, и только время от времени открывал лицо жены и нежно его гладил, издавая какие-то невнятные звуки, похожие на те, что издает самка животного, лаская своего детеныша. Он не замечал присутствия Маргарет. Один или два раза она подходила поцеловать его, и он принимал ее поцелуи, а потом легко отталкивал ее, как будто ее нежность нарушала его единение с покойной женой. Он вздрогнул, когда услышал плач Фредерика, и потряс головой:

? Бедный мальчик! Бедный мальчик! — сказал он, больше не обращая на него внимания.

Сердце Маргарет разрывалось от горя. Думая об отце, она не могла думать о своей собственной потере. Ночь подходила к концу, уже начинался новый день, когда неожиданно тишину в комнате нарушил голос Маргарет, такой чистый, что она сама вздрогнула от этого звука:

? Да не смущается сердце ваше, [30] — было сказано.

И она тихо, но внятно прочитала всю главу, полную невыразимого утешения.

Глава XXXI

Должно ли быть забыто старое знакомство?

Наступило холодное, промозглое октябрьское утро. Не деревенское утро с мягкой серебристой дымкой, исчезающей прежде, чем солнечные лучи подчеркнут всю величественную красоту природы, а октябрьское утро в Милтоне, где вместо серебристой дымки царил тяжелый туман, где солнце едва освещало длинные и темные улицы, лишь временами проглядывая сквозь густые облака. Маргарет вяло бродила по дому, помогая Диксон по хозяйству. Слезы застилали ей глаза, но у нее не было времени дать волю слезам. Отец и брат зависели от нее; пока они предавались отчаянию, она должна работать, планировать, думать. Все приготовления к похоронам легли на ее плечи.

Когда огонь в камине разгорелся и весело затрещал, когда все было готово к завтраку, и чайник завел свою песню, Маргарет еще раз окинула взглядом комнату, прежде чем позвать мистера Хейла и Фредерика. Ей хотелось, чтобы все выглядело по возможности приветливо и уютно. И все же контраст между привычно накрытым столом, весeло пляшущим в камине огнем и ее собственными тоскливыми мыслями был таким разительным, что она разрыдалась. Маргарет стояла на коленях возле дивана, пряча лицо в подушках, чтобы никто не мог услышать ее плач, когда Диксон тронула ее за плечо.

? Успокойтесь, мисс Хейл, успокойтесь, дорогая! Вы не должны сдаваться, иначе что с нами будет? В доме нет другого человека, способного распоряжаться, а так много всего нужно сделать. Кто устроит похороны, кто придет на них, где они будут — все должно быть улажено. Мастер Фредерик вне себя от горя, а хозяин никогда ничего не мог уладить. Бедный джентльмен, он сейчас ходит, будто потерянный. Это очень плохо, моя дорогая, я знаю. Но смерть приходит к нам всем, и до сих пор вам не приходилось терять никого из друзей.