Аве, Цезарь, стр. 8
Стенные часы пробили четыре раза, и Крус открыл глаза.
— Изабелл! — позвал он.
В комнате царила тишина. Крус поднялся с кресла-качалки, подошел к бару, взял плоскую бутылку и стал осторожно переливать в мензурку белую жидкость. Отмерив три порции, он вылил напиток в высокий бокал, затем отмерил еще две и вылил в глубокое блюдце. Бутылку убрал в бар, где стояло еще с дюжину таких же. «Запасы иона подходят к концу», — с грустью подумал Крус и опять крикнул:
— Изабелл! Включай телевизор!
В туалете послышался шум воды, и оттуда в комнату с радостным лаем ворвалась собачонка весьма неопределенной масти. Подбежав к телевизионному аппарату, она сделала стойку, передней лапой нажала на кнопку и с визгом бросилась на встречу Крусу, который нес бокал и блюдце с ионом.
— Осторожней, Изабелл! Пора бы тебе хоть немного остепениться.
Крус опустил на пол блюдце, погрузился в кресло-качалку и, медленно потягивая ион из бокала, стал смотреть на мерцающий телевизионный экран.
Изабелл с жадностью полакала из блюдца, затем улеглась у ног Круса и тоже уставилась на экран.
Под тревожную музыку на нем возникли титры:
Послышался прерывистый собачий лай, и на экране появилась Изабелл. Уткнувшись носом в землю, она шла по чьему-то следу. За ней, с трудом удерживая туго натянутый поводок, бежал Крус.
Узнав себя, Изабелл радостно тявкнула и взглянула на Круса. Не отрывая глаз от экрана, тот слегка улыбнулся и кивнул головой, мол, вижу, вижу.
Раздался телефонный звонок. Крус не шевельнулся. Телефон продолжал надрывно звонить. Изабелл выжидательно посмотрела на Круса. Он сделал кислую мину и потянулся к телефонному аппарату, стоявшему рядом на столике.
В трубке послышался мужской бархатный голос:
— Господин Крус?
Крус помедлил, затем неохотно ответил:
— Крус слушает.
— Включите девятый канал, господин Крус, вас ждет небольшой сюрприз.
Раздались короткие гудки. Крус опустил трубку и потянулся к бокалу.
Перечисляя слабости Круса, мы не случайно упустили одну — ненасытное детское любопытство. Если для большинства гураррцев любопытство являлось «не пороком, но большим свинством», и они стыдливо скрывали его, облачая в благопристойные эвфемизмы типа «здоровый интерес», «проявление пытливости ума», «жажда познания окружающего мира» и т. д. и т. п., — то для Круса любопытство было не слабостью, а грозной силой, которая, пробудившись, сметала все на своем пути…
В это время они с Изабелл преодолевали на экране какое-то водное препятствие. Впереди, рассекая волны, плыла супер-дворняжка с пистолетом в зубах. За нею, обеими руками держась за поводок, торпедой несся супер-детектив…
Живой Крус извиняюще взглянул на живую Изабелл:
— Извини, дорогая, я только на минутку хочу включить девятый канал, не возражаешь?… Мы же пятый раз смотрим эту серию!
Крус потянулся к телевизионному аппарату. Изабелл жалобно заскулила и с поджатым хвостом убежала в ванную комнату, громко хлопнув дверью.
Крус грустно улыбнулся и, решив, что эта небольшая семейная сцена не потрясет устоев его размеренного спокойного бытия, переключил программу на девятый канал.
VII
По девятому каналу транслировался митинг с Площади Воркующих Голубей.
Это была старая выложенная булыжником площадь перед городской мэрией — традиционное место политических сборищ. Несколько десятков участников митинга внимали оратору, сухопарому мужчине с длинной седой шевелюрой. Это бал лидер партии неумеренных либералов господин Бесе. Энергично размахивая руками, он кричал в микрофон:
— Наши оппоненты из партии Огненного меча утверждают, что внутривидовая агрессия так же естественна, как голод и половой инстинкт, и так же служит целям человеческого рода! Это вздор, господа!…
Среди участников митинга Крус без труда узнал «мальчиков» Фоббса. Они стояли по стойке смирно, каждый держал в руке оранжевый воздушный шар. Сверху, через объектив второй телекамеры, которая периодически включалась, чтобы показать панораму площади, было видно, что оранжевые шары расположены в строгом шахматном порядке.
Лидер неумеренных либералов продолжал сокрушать невидимого оппонента:
— К черту внутривидовую агрессивность, если она мешает решать стоящие перед нами проблемы! К черту биологические инстинкты, если их дьявольским действием можно объяснить и, следовательно, оправдать любое преступление, включая и политическое убийство!
Толпа стала выкрикивать нестройным хором:
— Бес-са! Бес-са! Хо-тим Бес-са!
Господин Бесс продолжал неистовствовать:
— К черту! К черту! К черту! Пропитанные кровью невинных агнцев легенды о живодерах! Чудовищные законы наследственности! Теорию неискоренимости зла! Да, мы падшие ангелы, дамы и господа, но у нас хватит мужества, сил и благородства, чтобы после многовекового падения подняться и воспарить к сияющим высотам! Для этого, дамы и господа, требуется лишь ангельское терпение и ангельская доброта!
— Бес-са! Бес-са!
Глядя на скандирующую в запрограммированном восторге толпу и на пытающегося перекричать ее оратора, Крус скривился, собираясь снова переключить программу, но что-то остановило его: он услышал в толпе сухой треск.
Услышал его и один из участников митинга. Это был Абабас. Он тут же выхватил пистолет и отчаянно завертел головой в поисках источника подозрительного звука. Стоящий рядом с ним другой агент тихонько толкнул Абабаса в плечо и показал свисающие с конца нитки оранжевые хлопья — у него лопнул воздушный шар. Абабас беззвучно зашевелил губами, всучил агенту свой шар, а сам стал пробираться сквозь ряды митингующих, цепко вглядываясь в их лица. Телевизионная камера неотступно следила за Абабасом, заставив господина Бесса витийствовать за кадром:
— Наши уважаемые оппозиционеры из партии верноподданных утверждают, что Гурарра вступила в период нового Лихолетья! Это вздор, дамы и господа! История никогда не повторяется!…
Все вокруг продолжали скандировать, кроме одного человека. Он стоял неподалеку от ближней к оратору телекамеры, уткнув нос в поднятый воротник светлого плаща. Правую руку он держал в кармане. Это был Мистикис. Абабас подкрался к нему со спины и неожиданно ткнул между лопаток дулом пистолета. Мистикис испуганно обернулся, его левая щека была заклеена пластырем. Брызгая слюной, Абабас прохрипел:
— Бес-са! Бес-са!
Мистикис с готовностью затряс головой и стал скандировать вместе с остальными:
— Хо-тим Бес-са!
Абабас ухмыльнулся и, спрятав пистолет, принялся надувать другой оранжевый шар. Вероятно, поняв, что инцидент исчерпан, режиссер включил вторую камеру, нацеленную на оратора.
Господин Бесс ожесточенно жестикулировал, словно дорисовывая кистями рук ту величественную картину неумеренного благоденствия, которую ему не удавалось изобразить словами:
— Наша партия считает, что единственно верный путь к оздоровлению национального климата, к восстановлению в Гурарре божественного закона и идеального порядка лежит через откровенное, с привлечением широких слоев общественности, обсуждение внутриполитической обстановки! Только сообща, как на большом семейном совете, а не на тайной вечере, не уклоняясь от нелицеприятных разговоров, не боясь заглянуть правде в глаза…
Послышался сухой треск, и речь Бесса оборвалась. Словно оратор заглянул правде в глаза к в ужасе содрогнулся. Бесс взметнул руки кверху в каком-то религиозном экстазе и запрокинул голову, будто призывая в свидетели самого господа бога. Затем волчком повернулся к экрану и с оскаленным ртом стал медленно сползать на подиум трибуны.