Сумчатые баллады, стр. 25

Байки с двух работ

Еду из колледжа, против обыкновения, в пять вечера. Электричкой. Напротив меня сидит человек лет этак на пять меня постарше и примерно в четыре раза пообъемистее. Разговариваем о погоде. Кабинетного такого формата гражданин, только вот деловой костюм на нем периодически топорщится и шевелится — в разных местах. И в конце концов, возникает из—за отворота воротника благородных очертаний крысиная голова. Слегка наклоняюсь вперед — познакомиться. Крыс исчезает в недрах хозяина. Хозяин поясняет, что любимец у него застенчивый и с чужими осторожен. Смотрю на него, совмещая речь, костюм и крыса, которого он явно таскает на работу не в первый раз. Спрашиваю

— Простите, а вы программист?

Сосед взрывается.

— Программист! Всегда программист! Пять минут поговорили и тут же программист! Как будто других профессий на земле нет! Я не программист. Я — системный администратор!

Сегодня на SBS отдел цензуры проводил инструктаж. Учили нас, что и как вылавливать и отмечать, чтобы фильм было легче отклассифицировать. И в числе прочего рассказали, что в Штатах правила много пожестче, чем у нас, будут. И если фильм по общему составу идет в категорию PG (требует контроля со стороны взрослых), то присутствие одного—единственного крепкого словца тут же перебрасывает фильм в категорию PG–13. Голливудские рекламщики отслеживали судьбу фильмов этих категорий, чтобы выяснить, не сказываются ли более жесткие рамки на продажах. И обнаружили, что у PG–13 аудитория существенно больше. Подростки предпочитают маркированные фильмы — потому что они уже как бы «не детские». Пройти мимо такого киноиндустрия, конечно, не могла. Вот потому в совершенно невинных американских лентах часто можно найти одно, прописью одно крепкое слово.

Проблемы мультикультурализма

В магазине.

Продавщица по уши в чадре. Покупатель в черном лапсердаке и шляпе. В тележке — огромный набор кошерных товаров. Загрузив все в пакеты и выдав чек, продавщица радостно выдает:

— Счастливого вам Рождества!

Покупатель: Спасибо, милая леди, и вам того же!

Баллада о трех змееловах

О чем могут говорить в Австралии под новый год?

Жила у меня в подвале змея. Подвид коричневой. Склочная, как все они. Атаковала все, что видит. Но не было ей в жизни счастья. Тулово—то у нее довольно большое, а голова маленькая и пасть тоже. И зубы не выдвигаются. Так что укусить как следует она могла только то, что пастью прихватить получалось. А почти ничего не получалось. Разве что за палец, если ей этот палец дать. А ей, конечно, никто не давал. Ушла она от нас — разочаровалась, наверное.

Жила у меня в подвале коричневая змея. Наоборот, спокойная такая, флегматичная. Но у меня же дети, ты же их знаешь — они самую флегматичную и морально устойчивую змею в полчаса до нервного срыва доведут. А яду у нее много. Так что взял я грабли, поймал ее и сдал полиции — чтобы отселили. Жалко, но они бы ее задергали обязательно.

Жил я в доме — а на участке еще до меня поселилась пара черных краснобрюхих змей. Ну они квартплату не вносят, но жильцы приличные, никого не беспокоят. Но я—то жениться собирался, а невеста у меня из Москвы. И я у нее спросил и выяснил, что она даже неядовитых змей боится. У них там в Москве не принято, чтобы змеи вот так свободно шастали. А этих моих не заметить тяжело, они большие, а расцветка приметная. Они тихие, но если на них топать ногами и орать ультразвуком, им это не нравится — а кому понравится? Так что вызвал я полицию, объяснил и мы их выселили в национальный парк. И через месяц с небольшим мы с женой проклинали тот час, когда мне пришло в голову позаботиться о ее нервах — мы оказались по уши в мышах. Вот, оказывается, что эти змеи на моем участке нашли. Они мышей все время подъедали, и держали популяцию под контролем. А тут их не стало. И нам не стало житья — если вызываешь специалистов, морить, то у тебя полный дом дохлых мышей, а не вызываешь — полный дом живых. И они всюду лезут, все грызут, гадят — и провода замыкают. Кончилось это дело тем, что мы съехали и теперь живем на пятом этаже. К нам теперь только птицы долетают.

Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло

В январе 1788 английская эскадра под командованием сэра Артура Филлипа, так называемый «первый флот», добралась до берегов Австралии. Сначала они высадились в бухте Ботани — а потом решили перебраться в более удобную гавань — устье реки Парраматты. Устроились было в бухточке у самого входа в залив — и тут видят чужие паруса. Спрашивается — край света, пустой океан, чтобы кого—нибудь встретить, месяц нужно плыть — и тут французы. А гавани поблизости всего две. Филлип и приказал от греха сняться с якорей и перебраться вглубь залива. Вот поэтому центр современного Сиднея находится там, где находится, а сам город стоит не вдоль залива, как это обычно бывает, а поперек — строиться начали с узкого места.

Встали. Выгрузились. Высадили пассажиров — то есть каторжан. Высадили женщин. И тут началась такая пьянка и гулянка, что даже «жуткая» гроза (а на самом деле, как они впоследствии с омерзением выяснили, вполне обычный сиднейский дождик), убившая 6 овец, 2 ягнят и свинью, не охладила чувств и общего веселья не прекратила.

Но веселье весельем — а будущее будущим. Пока народ гулял, группа наиболее предприимчивых каторжников тихо снялась и отправилась пешком обратно в Ботани Бэй, где как раз ошвартовались французы (Филлип любезно отправил им лоцмана). Расчет был — упросить иностранцев, которым английские законы не указ, забрать их с собой обратно в Европу. Не может быть, чтобы в таком дальнем рейсе те не испытывали потребности в людях. Потребность и вправду была — до того французская экспедиция заходила на Самоа, встретилась там с местным населением и понесла потери. Однако, французский командующий рассудил, что последние люди, которые нужны ему в дальнем изматывающем рейсе — это иностранные каторжники. И отказал.

И пошли они, солнцем палимы, обратно. Надо сказать, за побег ничего им не было.

А экспедицию, к которой они хотели присоединиться, потом искали сорок лет, а точно место ее гибели было установлено только два года назад, в 2005, когда на Ваникоро нашли секстант работы Мерсье, находившийся на борту «Буссоли».

И, наверное, тогда господа каторжники считали большим несчастьем то, что им не позволили уйти с Лаперузом.

На честном слове или о возрасте технологий

Когда во вторую мировую австралийцы и новозеландцы выдвинулись на Новую Гвинею и на острова, они столкнулись с неприятной проблемой. Местность… пересеченная. Влажность — 100 %. Погода гнусна и переменчива даже по австралийским меркам. Соответственно, кабели связи можно проложить не везде и они быстро портятся. Рации ломаются. Естественных помех — как грибов после дождя. А есть ведь еще и помехи противоестественные — потому что противник не дремлет: проводную связь режет, беспроводную глушит — или использует как наводку. Приятного мало.

И вот приходит к начальству капитан Берт Корниш и говорит, так и так — я знаю, как эту проблему решить. Просто, быстро и относительно дешево. И преимуществ масса.

Начальство выслушивает идею и говорит «Ты Берти, с ума сошел — чтобы мы в век электричества такой допотопной техникой пользовались».

«Она не допотопная, — ответствует Корниш, — а сразу послепотопная. И какая разница, сколько ей лет, если это то, что нам нужно».

Несколько месяцев зудел — и убедил. Создали при отделе связи подразделение голубиной почты.