Турецкий гамбит, стр. 7
– Пожалуй, – задумчиво кивнул генерал. – Эк его перекорежило. Это, Варвара Андреевна, казак из второй сотни, которого нынче утром похитили месхетинцы Дауд-бека, – пояснил он, оборачиваясь к Варе.
Но Варя не слышала – земля и небо совершили кульбит, поменявшись местами, и д'Эвре с Фандориным едва успели подхватить обмякшую барышню.
Глава третья,
почти целиком посвященная восточному коварству
«Герб Российской империи, двуглавый орел, превосходным образом отражает всю систему управления в этой стране, где всякое мало-мальски важное дело поручается не одной, а по меньшей мере двум инстанциям, которые мешают друг другу и ни за что не отвечают. То же происходит и в действующей армии. Формально главнокомандующим является великий князь Николай Николаевич, в настоящее время находящийся в деревне Царевицы, однако в непосредственной близости от его штаба, в городке Бела, расквартирована ставка императора Александра II, при котором находятся канцлер, военный министр, шеф жандармов и прочие высшие сановники. Если учесть, что союзная румынская армия подчиняется собственному командующему в лице князя Карла Гогенцоллерна-Зигмарингена, на ум приходит уже не двуглавый царь пернатых, а остроумная русская басня про лебедя, рака и щуку, опрометчиво запряженных в один экипаж…»
– Так все-таки как к вам обращаться, «мадам» или «мадемуазель»? – неприятно скривив губы, спросил черный, как жук, жандармский подполковник. – Мы с вами не на балу, а в штабе армии, и я не комплименты вам говорю, а провожу допрос, так что извольте не финтить.
Звали подполковника Иван Харитонович Казанзаки, в Варино положение входить он решительно не желал, и дело явно шло к принудительной высылке в Россию.
Вчера до Царевиц добрались только к ночи. Фандорин немедленно отправился в штаб, а Варя, хоть и валилась с ног от усталости, занялась необходимым. Милосердные сестры из санитарного отряда баронессы Врейской дали ей одежду, согрели воды, и Варя сначала привела себя в порядок, а уже потом рухнула на лазаретную койку – благо раненых в госпитальных палатках почти не было. Встреча с Петей была отложена на завтра, ибо во время предстоящего важного объяснения следовало быть во всеоружии.
Однако утром выспаться Варе не дали. Явились два жандарма в касках, при карабинах, и препроводили «именующую себя девицей Суворовой» прямиком в особую часть Западного отряда, даже не дав как следует причесаться.
И вот уже который час она пыталась объяснить бритому, бровастому мучителю в синем мундире, какого рода отношения связывают ее с шифровальщиком Петром Яблоновым.
– Господи, да вызовите Петра Афанасьевича, и он вам все подтвердит, – повторяла Варя, а подполковник снова на это отвечал:
– Всему свое время.
Особенно интересовали жандарма подробности ее встречи с «лицом, именующим себя титулярным советником Фандориным». Казанзаки записал и про видинского Юсуф-пашу, и про кофей с французским языком, и про выигранное в нарды освобождение. Больше всего подполковник оживился, когда узнал, что волонтер разговаривал с башибузуками по-турецки, и непременно хотел знать, как именно он говорил – с запинкой или без. На одно выяснение ерунды с запинкой ушло, наверное, не меньше получаса.
А когда Варя уже была на грани сухой, бесслезной истерики, дверь глинобитной хатенки, где располагалась особая часть, внезапно распахнулась, и вошел, даже, скорее, вбежал, очень важный генерал, с начальственно выпученными глазами и пышными подусниками.
– Генерал-адъютант Мизинов, – зычно объявил он с порога, строго взглянув на подполковника. – Казанзаки?
Застигнутый врасплох жандарм вытянулся в струнку и зашлепал губами, а Варя во все глаза уставилась на главного сатрапа и палача свободы, каковым слыл у передовой молодежи начальник Третьего отделения и шеф жандармского корпуса Лаврентий Аркадьевич Мизинов.
– Так точно, ваше высокопревосходительство, – засипел Варин обидчик. – Жандармского корпуса подполковник Казанзаки. Ранее служил по Кишиневскому управлению, ныне назначен заведовать особой частью при штабе Западного отряда. Провожу допрос задержанной.
– Кто такая? – поднял бровь генерал и неодобрительно взглянул на Варю.
– Варвара Суворова. Утверждает, что прибыла частным порядком для встречи с женихом, шифровальщиком оперативного отдела Яблоновым.
– Суворова? – заинтересовался Мизинов. – Мы с вами не родственники? Мой прадед по материнской линии – Александр Васильевич Суворов-Рымникский.
– Надеюсь, что не родственники, – отрезала Варя.
Сатрап понимающе усмехнулся и больше на задержанную внимания не обращал.
– Вы, Казанзаки, мне всякой чушью голову не морочьте. Где Фандорин? В донесении сказано, что он у вас.
– Так точно, содержится под стражей, – молодцевато отрапортовал подполковник и, понизив голос, добавил. – Имею основания полагать, что он-то и есть наш долгожданный гость Анвар-эфенди. Все один к одному, ваше высокопревосходительство. Про Осман-пашу и Плевну – явная дезинформация. И ведь как ловко завернул…
– Болван! – рявкнул Мизинов, да так грозно, что у подполковника голова уехала в плечи. – Немедленно доставить его сюда! Живо!
Казанзаки опрометью кинулся вон, а Варя вжалась в спинку стула, но взволнованный генерал про нее забыл. Он шумно пыхтел и нервно барабанил пальцами по столу до того самого мгновения, пока подполковник не вернулся с Фандориным.
Вид у волонтера был изможденный, под глазами залегли темные круги – видимо, спать минувшей ночью ему не довелось.
– 3-здравствуйте, Лаврентий Аркадьевич, – вяло сказал он, а Варе слегка поклонился.
– Боже, Фандорин, вы ли это? – ахнул сатрап. – Да вас просто не узнать. Постарели лет на десять! Садитесь, голубчик, я очень рад вас видеть.
Он усадил Эраста Петровича и сел сам, причем Варя оказалась у генерала за спиной, а Казанзаки так и замер у порога, вытянувшись по стойке «смирно».
– В каком вы теперь состоянии? – спросил Мизинов. – Я хотел бы принести вам свои глубочайшие…
– Не стоит об этом, ваше высокопревосходительство, – вежливо, но решительно перебил Фандорин. – Я теперь в совершенном п-порядке. Лучше скажите, передал ли вам этот г-господин (он небрежно кивнул на подполковника) про Плевну. Ведь каждый час дорог.
– Да-да. У меня с собой приказ главнокомандующего, но я прежде желал убедиться, что это действительно вы. Вот, слушайте. – Он достал из кармана листок, вставил в глаз монокль и прочел. – «Начальнику Западного отряда генерал-лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Плевну и укрепиться там силами не менее дивизии. Николай».
Фандорин кивнул.
– Подполковник, немедленно зашифровать и отправить Криденеру по телеграфу, – приказал Мизинов.
Казанзаки почтительно взял листок и, звеня шпорами, побежал исполнять.
– Так стало быть, можете служить? – спросил генерал.
Эраст Петрович поморщился:
– Лаврентий Аркадьевич, ведь я, кажется, д-долг исполнил, про турецкий фланговый маневр сообщил. А воевать с бедной Турцией, которая и без наших доблестных усилий благополучно развалилась бы, – увольте.
– Не уволю, милостивым государь, не уволю! – засердился Мизинов. – Если для вас патриотизм – пустой звук, то позволю себе напомнить, что вы, господин титулярный советник, не в отставке, а всего лишь в бессрочном отпуску, и, хоть числитесь по дипломатическому ведомству, служите по-прежнему у меня, в Третьем отделении!
Варя слабо ахнула. Фандорин, которого она считала порядочным человеком, – полицейский агент? А еще Печорина из себя разыгрывает! Интересная бледность, томный взор, благородная седина. Вот и доверяй после этого людям.
– Ваше в-высокопревосходительство, – тихо сказал Эраст Петрович, видно, и не подозревая, что безвозвратно погиб в Вариных глазах, – я служу не вам, а России. И в войне, которая для России бесполезна и даже губительна, участвовать не желаю.