Покорившие судьбу, стр. 65

Джулия, впрочем, предпочитала не замечать вездесущей угольной пыли и дыма, которым в недалеком будущем суждено было видоизменить облик столицы, и искренне любовалась прекрасными зданиями и оживлением на городских улицах. Навстречу ей катились кареты всех видов и мастей: одноместные открытые экипажи, роскошные парные двуколки, фаэтоны, спешившие в Гайд-парк, легкие прогулочные кареты, старомодные четырехместные коляски и ландо. Этот город полон движения, думала Джулия, а всякое движение рано или поздно должно вести вперед. И хотя присутствие Эдварда в столице ее немало смущало, она все же была рада, что наконец попала в Лондон.

Следующая неделя принесла с собой круговорот радостных событий, и первым из них был бал, устроенный маркизой в честь сестер Вердель. Если до сих пор Джулия еще немного сомневалась в успехе Элизабет, Каролины и Аннабеллы в Лондоне, то после бала сомнения ее окончательно развеялись. С первого же момента их появления перед гостями, когда они, все вчетвером – две черноволосые и две златовласые красавицы, – грациозно спустились по мраморной лестнице в доме леди Тревонанс, у младших сестер буквально отбоя не было от кавалеров.

Джулия и сама могла бы собрать около себя целый шлейф поклонников, однако она предпочитала находиться возле мужа, предупреждая его малейшие желания. Он держался отстраненно, и время от времени Джулия ловила на себе его взгляд, исполненный какой-то непонятной печали. Однако он по-прежнему оставался равнодушен к расспросам жены и, по-видимому, не собирался говорить ей, что его удручает.

И все же, несмотря на явную холодность сэра Перрана, Джулия была довольна началом этого сезона. Первые две недели ее пребывания в Лондоне полностью совпали с предсказаниями леди Тревонанс. Каждый вечер ей приходилось вывозить своих сестер по меньшей мере в четыре разных места, дверной молоточек их дома на Гроувенор-сквер почти не смолкал, а сам дом скоро стал похож на большой цветочный магазин. Отсутствие приглашений в Дом Алмака было пока незаметно, поскольку традиционные «среды Алмака» еще не начались. Джулия надеялась, что до их начала сестры успеют проявить себя с наилучшей стороны и что мамино воспитание, вкупе с их собственными достоинствами, поможет им утвердиться в лондонском великосветском обществе.

Что касается Эдварда, то после их первого нечаянного свидания Джулия убедилась, что уже может встречаться с ним на людях без прежнего, почти непреодолимого желания броситься к нему в объятия. При виде его она всегда напоминала себе о своем долге перед мужем и о том, как важно для нее сейчас завоевать сердце сэра Перрана. В ее жизни не могло быть места для Эдварда, и она это знала. Кроме того, думала она, в июне она все равно вернется в Бат и не увидит его в течение многих месяцев, а может быть, и лет – учитывая, что положение в Европе опять резко обострилось.

Эдвард, со своей стороны, держал данное ей слово. В их доме на Гроувенор-Сквер он почти не бывал, когда же на одном из балов он пригласил ее на тур вальса, а она ему отказала, он смиренно кивнул и больше уже не повторял попыток. И хотя, в самых разных залах и гостиных, им приходилось сталкиваться довольно часто, однако за все это время они ни разу не оставались одни даже в минутной беседе. Глядеть на Эдварда Джулия позволяла себе лишь изредка, и то украдкой, потому что всякий раз при этом внутри ее словно срабатывала секретная пружина, и она начинала тосковать о несбыточном. Теперь она уже не скрывала от себя, что сердце ее навек отдано Эдварду. Она знала, что будет любить его всегда, но надеялась, что сумеет все же держать себя в известных рамках и не даст своей любви разрушить ее жизнь с сэром Перраном.

20

В начале апреля Джулия вместе с сестрами сидела в просторной Малиновой гостиной на втором этаже дома на Гроувенор-сквер. Комната, в полном соответствии со своим названием, была выдержана в малиновых и красных тонах, с вкраплениями черного лака и позолоты. На всех четырех окнах висели малиновые бархатные портьеры, перевязанные по бокам золотым шнуром с кистями на концах. Стены, диван и несколько черных лаковых стульев были обтянуты алым камчатным шелком. В углу стояли арфа и фортепиано, готовые зазвучать в любую минуту.

Каролина с Аннабеллой оживленно обсуждали фасон новой шляпки. Они уже договорились о том, что переднее поле должно быть украшено цветами рододендрона и искусственными вишенками и спорили теперь о размерах этого поля. Аннабелла настаивала на том, что оно должно быть больше обыкновенного, Каролина же, сторонница умеренности в нарядах, предлагала сделать его небольшим и менее изогнутым по форме. Две головки, темноволосая и золотая, склонились над эскизом Аннабеллы.

Джулия, с интересом слушавшая их спор, хотела уже спросить, какие ленты будут на шляпке и что по этому поводу говорит Габриела, но в этот самый момент появился Григсон и доложил о приезде леди Тревонанс, леди Каупер и лорда Питера.

Когда в дверях замаячило лицо лорда Питера, сердце Джулии невольно замерло в груди. Она не видела его с прошлого июня. По приезде в Лондон она узнала, что он гостит у каких-то своих линкольнширских приятелей, и втайне порадовалась тому, что ее появление в высшем обществе произойдет без него. И вот оказывается, что он здесь, а она даже не знала об этом.

Леди Тревонанс выглядела, как всегда, бодрой и оживленной. Джулия сначала приветствовала свою покровительницу и леди Каупер, когда же ее сестры пригласили дам к удобным креслам у камина, она обернулась и протянула руку лорду Питеру.

Его карие глаза смотрели на нее так виновато, а порозовевшие уши так жалобно проглядывали между светлыми ангельскими завитками, что ей невольно сделалось смешно.

– Рад видеть вас, леди Блэкторн, – смиренно пробормотал он.

И хотя его приезд был для нее не самым приятным сюрпризом, все же, пока он наклонялся над ее рукой, она не могла удержаться от улыбки. Бедный лорд Питер! Он вел себя как провинившийся пес, который изгрыз любимые сафьяновые туфли хозяина и теперь ждет справедливой расплаты.

– Здравствуйте, лорд Питер, – сказала она и ободряюще пожала его руку. – Я так рада, что вы к нам заехали! Дело в том, что я только что получила письмо от Мэри Браун; она, между прочим, спрашивает о вас. Вот вы и расскажете мне, где были и чем занимались все время, пока мы не виделись, чтобы я смогла ей хоть что-то написать.

От ее легкого дружеского тона смущение лорда Питера как будто начало проходить. Видимо, встреча с нею страшила его не меньше, чем ее.

– Передайте мисс Браун, – учтиво заговорил он, – что я ехал в Лондон нарочно затем, чтобы помочь маме ввести вас и ваших сестер в здешнее общество, но, приехав, убедился, что опоздал: сестры Вердель и леди Блэкторн и без меня уже приняты везде и не нуждаются в моих услугах. – Бросив взгляд от двери, где они все еще стояли, в сторону камина и убедившись, что все дамы оживленно что-то обсуждают, он добавил чуть тише: – Также вы можете написать мисс Браун, что мне не следовало так… поспешно уезжать тогда из Бата и что с того самого злополучного дня я жалею о своем поступке. Я был глубоко не прав и раскаиваюсь в этом.

Глаза его глядели умоляюще – он просил у нее прощения. Внутренне Джулия уже простила его, хотя, по сути, прощать было нечего. Леди Тревонанс была права: ее сын чуть не женился на женщине, которая не любила его. Хорошо, что в последний момент у него хватило благоразумия… струсить.

– Милорд, возможно, вы сочтете меня чрезмерно недогадливой, но я, право, не могу уразуметь, о чем идет речь. Знаю только, что я рада вашему приезду и что надеюсь всегда видеть вас в числе своих друзей.

В ответ он вздохнул с таким явным облегчением, что Джулия чуть не рассмеялась вслух. Ограничившись лучезарной улыбкой, она решила, что пора присоединиться к остальным, и повела своего гостя к камину. Сестры, к ее удовольствию, поочередно – и весьма дружелюбно – приветствовали лорда Питера, после чего вернулись к разговору о шляпках и о моде.