Покорившие судьбу, стр. 62
«Обхаживаешь, и все впустую».
Дойдя до своей двери, сэр Перран изо всей силы пнул ее ногой и удовлетворенно скользнул взглядом по вмятине от тяжелого «веллингтона» на узорном резном листке. Он нажал на ручку и шагнул через порог.
Джулия провела его как последнего дурака. Ему вспомнились ее зеленые умоляющие глаза и как она объясняла ему, что она выбрала его, а не племянника, потому что нуждалась в его надежности и доброте.
И он ей поверил! Болван.
Итак, сестры желают в Лондон. Что ж, они поедут в Лондон, и эта поездка запомнится им надолго, на всю жизнь.
19
Лондон, Англия
20 марта 1815
Глядя на Каролину и Аннабеллу, хохочущих едва не до слез, Джулия радовалась за сестер, но самой ей смеяться почему-то не хотелось. Вообще-то ей полагалось сейчас быть на седьмом небе от счастья: они наконец приехали в Лондон, и надежды ее сестер на лондонский сезон как будто начинали сбываться.
Однако, как нарочно, с того самого дня, когда сэр Перран милостиво позволил сестрам провести несколько недель в столице, в их семейных отношениях снова появилась трещина. Откуда она взялась? – ломала голову Джулия. Что такого она сделала, отчего в мужниных глазах опять появилась прежняя холодность?
– Ой, не могу, кисонька в речку свалилась! – заливалась Аннабелла, глядя на Каролину. – Сама-то выскочила, а шерстка у бедняжки вся слиплась!..
И точно, пока Каролина бежала под проливным дождем от кареты сэра Перрана до парадного крыльца их лондонского дома на Гроувенор-сквер, ее шляпка с собольей опушкой и соболья же муфточка приобрели весьма жалкий вид. Впрочем, все сейчас выглядели не лучшим образом.
– Посмотрела бы ты на себя! – Каролина лукаво прищурилась на поникшее страусовое перо на шляпке младшей сестры. – Вот уж право, кто бы смеялся!..
Подняв глаза, Аннабелла расхохоталась пуще прежнего, так что промокшее перо задрожало, и вода с него закапала ей прямо на нос. Каролина прыснула.
Но когда со словами: «А меня бросили под дождем, да?» – в дверях появилась мокрая насквозь Элизабет в съехавшей на глаза шляпке, сестры закатились от смеха. Даже Джулия, забыв все свои заботы, смеялась. Сделав неуверенный шаг, Элизабет поскользнулась на мраморном черно-белом, как в Хатерлее, полу и неуклюже села прямо в лужу.
Тут же подоспел Григсон, которого тоже вывезли в Лондон, и три лакея. Пока он извинялся за недосмотр, лакеи, по его знаку, помогли Элизабет подняться и принялись вытирать мокрый пол передней.
– Мы решили, раз до Мейфэра мы добрались благополучно, то уж до двери как-нибудь добежим, – все еще смеясь, объясняла Джулия, – и велели конюху поскорее вести несчастных лошадей в конюшню. Ох, напрасно мы это сделали!.. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы наверху нам поскорее приготовили горячие ванны и грелки. Сейчас нам всем, конечно, смешно, но если завтра у кого-нибудь заболит горло – вот тут уже будет не до шуток.
Григсон улыбнулся, что случалось с ним довольно редко, и отдал все необходимые распоряжения. Пока сестры поднимались наверх и с помощью служанок стягивали с себя промокшие платья, ванны для них были уже готовы.
Джулия погрузилась в фарфоровую ванну, наполненную горячей водой с нежным розовым ароматом, и вздохнула. Наконец-то они добрались до Лондона, и наконец-то она сможет заняться будущим своих сестер.
Отклонившись немного назад, она могла видеть за окном дождевые потоки, низвергавшиеся на Гроувенор-сквер. Судя по всему, ливень не думал прекращаться.
Джулия впервые приехала в Лондон, и было бы естественно, если бы она испытывала сейчас радостное волнение, но вместо этого ей было необъяснимо страшно.
В тот вечер, когда сэр Перран из-за грозы не доехал до Монастырской усадьбы и неожиданно вернулся, Джулия разыскала его в библиотеке и спросила, не переменит ли он своего решения и не позволит ли ее сестрам провести сезон в Лондоне. Она сидела, как бывало довольно часто, у его ног, положив голову к нему на колени. Он погладил ее по волосам, но ничего не сказал.
– Перран, если вы скажете мне «нет», я пойму. В конце концов, я сама в декабре подтолкнула вас к этому решению тем, что отказалась надевать то траурное платье.
– Я тогда заплатил за него сто гиней, – заметил он несколько рассеянно.
Джулия нахмурилась. Голос мужа почему-то показался ей странным. Подняв голову, она вгляделась в его лицо.
– Что случилось? – спросила она. – Я вас чем-то обидела?
Он покачал головой, но не улыбнулся. Она попыталась поймать его взгляд, но он продолжал смотреть в одну точку, куда-то мимо нее.
– Напрасно я об этом заговорила, – вздохнула она. – Я вижу, что огорчила вас своей просьбой.
– Вы ничем меня не огорчили, – равнодушным голосом ответил он.
– Я знаю, в чем дело! – Воодушевляясь, она села на корточки. – Вы злитесь, потому что вам не удалось поиграть сегодня в карты. Хотите, я поиграю с вами в пикет?
Он наконец взглянул на нее.
– Джулия, я не дитя, и даже если я, как вы выразились, злюсь, меня не обязательно все время ублажать и трясти передо мною погремушкой. Просто сейчас у меня немного болит голова, и если вы не возражаете, я бы лучше провел вечер в своей спальне. – Только тут он улыбнулся, но и улыбка его казалась не такой, как прежде. – Передайте сестрам, что они – вместе с вами – смогут провести этот сезон в Лондоне. Приготовьтесь ехать недели через две.
После этого он поцеловал ее в щеку и встал. Пока он шел к двери, тяжело опираясь на трость, Джулия смотрела ему вслед и не могла понять, почему его слова не принесли ей никакой радости.
Теперь, лежа в ванне, она снова пыталась разобраться в происшедшем. Несколько раз, еще в Хатерлее, она спрашивала его, чем он расстроен, но он всякий раз отвечал одно и то же:
– Чего вы хотите от меня? Я что, отношусь к вам без должной доброты?
Она уверяла его, что это не так, и он заключал:
– Тогда вам не о чем беспокоиться.
Но она беспокоилась, хотя внешне его отношение к сестрам оставалось вполне благожелательным, и с нею он был неизменно внимателен и любезен. Однако сердце его опять словно закрылось наглухо. Почему?
Джулия вздохнула. Раз сэр Перран не хочет ей ничего говорить, стало быть, остается надеяться на время.
Появление Габриелы с чистыми простынями под мышкой отвлекло ее от тягостных раздумий. Служанка была бледна и, видимо, чем-то сильно расстроена.
– Что случилось? – заволновалась Джулия.
Темные глаза Габриелы наполнились слезами.
– Григсон только что сказал мне, что Бонапарт… он в Париже! C'est impossible! Королевские войска не сумели их остановить.
– Не может быть! – На миг сердце Джулии перестало биться. Она слишком хорошо понимала, что должно последовать за появлением Наполеона в столице Франции: война. А это означало, что Эдварду снова предстоит сражаться с врагом на поле брани. Глаза Джулии защипало от слез, и она поежилась, хотя от воды еще поднимался густой пар.
Она, разумеется, слышала, что в конце ноября Наполеон бежал с Эльбы. Но почти все англичане и их союзники надеялись, что французы станут стеной против своего бывшего императора, возьмут его в плен и опять отправят в ссылку – на сей раз не на островок у самого побережья Франции, а куда-нибудь подальше от Европы. Но, судя по всему, войска не могли забыть полководца, который принес им славу бесчисленных побед, и вот уже Бонапарт снова в Париже и наверняка готовится к войне.
Подумав об Эдварде, Джулия поймала себя на том, что запретное желание снова овладевает ею. Она зачерпнула пригоршню розовой воды и постаралась сосредоточить все свои мысли на вытекающей между пальцами струйке, но Эдвард, высокий, широкоплечий и красивый, словно во плоти стоял у нее перед глазами. Она слышала его голос, говоривший о любви, и на ее губах горел его поцелуй, словно они целовались вчера, а не восемь месяцев назад. С тех пор, как муж снова отдалился от нее, мечты об Эдварде преследовали ее даже чаще, чем прежде. От сэра Перрана она знала, что его племянник еще в Лондоне, и не исключено, что они могут с ним встретиться. Джулия зажмурилась, тщетно стараясь отогнать воспоминания. Боже, как ей хотелось видеть его! Только зачем? Чтобы терзаться потом еще больше?