Покорившие судьбу, стр. 44
13
Проснувшись на другое утро, Джулия села в постели, лениво потянулась и тут же снова откинулась на пуховые подушки. Она блаженно улыбалась, в голове ее мелькали обрывки каких-то приятных снов. Вчера перед сном она еще раз повторила в памяти каждое мгновение последней встречи с Эдвардом: как она признавалась ему, что была помолвлена с лордом Питером, как Эдвард потом целовал ее и овладевал ею, как потом они долго клялись друг другу в вечной любви и обсуждали свое будущее. В итоге у них составился план, из которого, пожалуй, могло что-то получиться.
Было решено, что утром Эдвард заедет за нею в Хатерлей и они отправятся к приходскому священнику и договорятся о венчании без свидетелей. Потом они вместе объедут наиболее настойчивых кредиторов лорда Делабоула и постараются еще немного отсрочить выплату долгов – иначе Хатерлей придется немедленно продавать с аукциона.
После смерти лорда Делабоула имение Хатерлейский парк перешло к старшей из дочерей. Однако несчастье обрушилось на них всех так неожиданно, что до сих пор у Джулии даже не было времени об этом думать. Лишь теперь она поняла, что стала отныне владелицей великолепного старинного особняка. Конечно, земли по большей части были уже распроданы, однако оставшиеся пятьдесят акров, а с ними дом и все прилегающие постройки принадлежали теперь ей. Конечно, можно было расплатиться с большинством долгов, продав дом, однако Эдвард считал, что достаточно будет сдать его на пять или десять лет. Также к Джулии перешел карьер, из которого, по мнению Эдварда, можно было извлечь вполне приличную прибыль, надо только взяться за дело с умом.
– К тому же, – заметил Эдвард в конце разговора, – есть еще мой дядя. Он о тебе очень высокого мнения и, кажется, хочет вам чем-нибудь помочь. Вот только не понимаю, как он позволял твоему отцу играть у него в доме? Ведь каждая игра заканчивалась для лорда Делабоула проигрышем.
После этого Эдвард, видимо, расстроился и надолго умолк, и Джулии снова пришлось повторять, что ее отец мог проиграться где угодно. Он играл, потому что был игрок. Спору нет, он проиграл свое состояние, и часть его наверняка перешла к сэру Перрану и его друзьям. Но, с другой стороны, сколько раз сэр Перран приезжал в Хатерлей и устраивал отцу самые настоящие головомойки из-за его неумеренности в игре? Раз двадцать, если не больше. После этого обычно отец держался недели две, но потом все неизменно кончалось тем же: кто-нибудь из батских знакомых приглашал его провести вечер за картами, на другое утро он возвращался домой пьяный, и из всех карманов у него сыпались долговые расписки… Нет, сэр Перран был тут ни при чем.
Эдвард не нашелся, что ответить, но Джулия догадывалась, что он не очень-то верит в дядину невиновность.
Нежась в постели, Джулия поймала себя на том, что на душе у нее как-то уж слишком спокойно. Плохо, конечно, что отец, окончательно запутавшись в долгах, не нашел для себя иного выхода, кроме пули в висок, но… Неожиданная мысль кольнула ее острой иглой: ведь она испытывает облегчение оттого, что отца уже нет. Не надо больше досадовать и беспокоиться из-за его бесконечных приходов и уходов, не надо бояться, что он наделает новых долгов; не надо ждать, когда он опять начнет выпрашивать у нее кольцо, – ведь и кольца больше нет. Она чувствовала себя все более и более виноватой. А впрочем… Будь он жив, что бы он делал со своими долгами и со своими дочерьми-бесприданницами? Нет, ей не в чем себя упрекать и не о чем жалеть.
В середине дня, когда к ним приехал сэр Перран, Джулия принимала его в Красной гостиной. Вероятно, за минувшие сутки в ее облике что-то изменилось: сэр Перран даже высказал удивление про этому поводу.
– Милая моя, вы прямо-таки светитесь! Я уже давно не видел у вас таких счастливых глаз.
Джулия, в черном шелковом платье, сидела на краешке красного дивана и разливала чай. При последних словах гостя ее рука с чайником замерла над чашкой.
– Правда? – тихо сказала она и опять, как и утром, почувствовала себя виноватой. – Очень возможно. Боюсь, что вы можете подумать обо мне дурно, если узнаете истинную причину перемены.
– Могу предположить! – Сэр Перран прислонил трость к спинке своего стула, обтянутого полосатым золотисто-белым шелком, и принял из ее рук чашку с крепким ароматным чаем. – Еще немного молока, пожалуйста, – попросил он, отпив глоток.
Джулия тонкой струйкой лила молоко, пока он не кивнул.
– Итак, – сэр Перран удовлетворенно улыбнулся, – позвольте мне высказать кое-какие догадки. Думаю, что потрясение от бессмысленной смерти вашего родителя постепенно начало проходить. Разумеется, тоска пока еще гложет вас, но зато вы знаете, что список несчастий, которые он нес домой и взваливал на ваши плечи, наконец-то завершен и хуже, чем есть, уже не будет. Вы чувствуете, что вот-вот для вас может начаться настоящая жизнь, и на душе у вас делается легко – но тут же собственная бессердечность шокирует вас.
Джулия застыла на краю дивана с не донесенной до рта чашкой, удивленно глядя на гостя.
– Как вы проницательны! – вздохнула она, когда он умолк. – Вы очень точно описали все мои чувства… Почти все. Я должна признаться вам еще кое в чем – хотя, возможно, вы и об этом уже знаете.
– Вероятно, – улыбнулся он, – речь о том, что вы с моим племянником собираетесь пожениться?
Она кивнула и с улыбкой поднесла чашку к губам.
Серые глаза баронета странно сверкнули в рассеянном свете пасмурного дня.
– Вы не будете ждать до конца траура?
Она задумчиво покачала головой.
– Думаю, в этом нет никакого смысла. После папиного самоубийства мы все равно уже опозорены. – Странно, что она могла говорить об этом так свободно, словно после похорон прошло по меньшей мере несколько лет. Но, глядя назад, она понимала теперь, что в последние два года она почти беспрестанно оплакивала своего отца. В известном смысле он умер для нее уже давно.
– Думаю, на вашем месте, хотя не дай Бог никому оказаться на вашем месте, и я поступил бы точно так же, – заметил сэр Перран. – Кстати, вам, разумеется, известно, что он уехал?
Джулия с трудом сдержала испуганный возглас и дрожащими пальцами поставила чашку на блюдце.
– Уехал?.. Эдвард?
– Да, – баронет кивнул и отпил еще глоток чаю. – Полагаю, опять в свой Корнуолл. Он ведь у нас большой любитель приключений: еще в детстве имел привычку целыми днями пропадать неизвестно где… Но скажите мне, на что вы с моим племянником собираетесь жить? Думаю, вы с ним уже обсуждали свои ближайшие намерения?
Потрясенная известием об очередном отъезде Эдварда, Джулия даже не задумывалась о том, стоит ли посвящать в семейные планы его дядю. Более того, именно сейчас ей хотелось говорить о них как можно подробнее, чтобы заглушить нахлынувшие сомнения.
Сэр Перран слушал ее очень участливо и задавал наводящие вопросы, преимущественно о каменном карьере и о сдаче Хатерлея и земель внаем. Правда, вначале она немного стеснялась, но он так хвалил ее здравый смысл и так мягко и ненавязчиво давал всякого рода практические советы, что постепенно ее смущение прошло, и скоро сэр Перран знал все, что его интересовало.
– Так что со временем, думаю, мы сможем вернуть себе остатки родового поместья, – заключила Джулия.
– План, конечно, замечательный. Вот только… – Сэр Перран слегка нахмурился и умолк.
– Только что? – забеспокоилась Джулия. – Пожалуйста, говорите прямо, я не обижусь. Ведь у нас с Эдвардом совсем нет опыта в подобных делах.
– Это верно, – кивнул сэр Перран. – Во-первых, поиски нанимателя для Хатерлея могут занять год или даже два. Что же касается карьера, то одно время он и правда процветал, но это было в тот период, когда Бат быстро разрастался. Теперь же, насколько я могу судить, цвет лондонского общества все реже балует нас своим вниманием. Вы, разумеется, слишком молоды, чтобы заметить разницу, для вас Бат такой же, как всегда. Но поверьте, в годы моей юности наш город выглядел совсем иначе, а в Лондоне не ездить на воды считалось чуть ли не дурным тоном.