Покорившие судьбу, стр. 23

– Вот видите, – продолжал баронет. – Значит, мы оба окажемся в выигрыше: мой сын – а ваш внук – станет полноправным хозяином Хатерлея. Разве такая возможность вас не привлекает?

Лицо лорда Делабоула сделалось совершенно багровым.

– Ни за что! – словно очнувшись, прошептал наконец он. – Я не собираюсь продавать ни своих дочерей, ни поместья…

– Ни того, что от него осталось, верно? – закончил за него сэр Перран, прозрачно намекая на то, как заметно сократилось в размерах родовое гнездо Делабоулов.

После этого он долго молчал, не мешая своему гостю исходить праведным гневом, и лишь через несколько минут сокрушенно покачал головой и повернул разговор в несколько неожиданном направлении.

– Милый вы мой! Я вижу, вы меня совершенно не поняли. Вы что, решили, что я взамен денег хочу обесчестить одну из ваших дочерей? Ничуть не бывало! Вероятно, я просто не сумел вразумительно объясниться… Так позвольте мне это сделать. Речь идет о том, что если вдруг, в результате какого-либо несчастливого стечения обстоятельств, вы проиграете в субботней игре, то я буду иметь честь сделать вашей старшей дочери предложение, беря тем самым под покровительство и остальных сестер, и вам уже не надо будет волноваться за их будущее. Если же вы выиграете – в чем я лично нисколько не сомневаюсь, – вам всего лишь придется выплатить мне пять тысяч из выигранных денег. Итак, что вы на это скажете? Согласны на мое условие – милости прошу, я готов вручить вам деньги хоть сию секунду.

– Как? – Лорд Делабоул недоверчиво воззрился на баронета. – Вы держите такие суммы у себя дома?

– Я всегда стараюсь предусмотреть все возможности.

– Стало быть, вы знали, что я приеду?

– Ну, скажем так: по несколько унылому выражению вашего лица, когда вы уезжали от меня в прошлую пятницу, я догадался, что в ближайшие дни вам может понадобиться моя помощь. – Отставив в сторону трость, он протянул своему гостю ладонь. – Так как, по рукам?

– Но Джулия любит лорда Питера, – неуверенно возразил виконт. Объяснение сэра Перрана, видимо, вполне удовлетворило его. – Может быть, выберете Элизабет? Или Каролину?

Сэр Перран сурово покачал головой.

– Нет. Только Джулию.

– Все равно я выиграю, – объявил лорд Делабоул и решительно пожал протянутую руку.

– Разумеется. – Сэр Перран одарил виконта благожелательной улыбкой. – Ну а теперь довольно об этом. Поужинаете со мной? Кажется, мой повар собирался сегодня приготовить свое знаменитое блюдо – омаров в розовом соусе. Думаю, он будет счастлив попотчевать своим коронным блюдом такого важного гостя.

Виконт милостиво согласился, и сэр Перран, дотянувшись до своей трости, с удовольствием погладил прохладный костяной набалдашник. Дело было сделано.

6

В четверг утром Джулия сидела рядом с Эдвардом на переднем сиденье старомодной открытой повозки с огромными колесами и показывала ему дорогу к своему любимому лугу. Повозка была старенькая, но зато достаточно просторная, так что в ней свободно размещались Элизабет, Каролина, Аннабелла и огромная плетеная корзина, наполненная разнообразным провиантом. Помимо съестного, в корзине лежала бутылка шампанского – привет от сэра Перрана, – фарфоровые тарелки с темно-синими каемками, хрустальные бокалы, серебряные ножи и вилки и чистые полотняные салфетки. Сверху все это изобилие было укрыто большим одеялом, взятым вместо скатерти. Правда, из-за стесненных обстоятельств пришлось ехать без лакея, но ни Джулию, ни ее сестер это не огорчало. Пожалуй, в отсутствие слуг они могли чувствовать себя на лоне природы еще непринужденнее.

Младшие сестры сидели рядком возле драгоценной корзины, и три их юбки – розовая муслиновая, белая батистовая и пестрая ситцевая – казались лепестками какого-то необыкновенного цветка. Все трое дружно пели свои любимые песенки, и всякий раз, когда колесо попадало в выбоину и их голоса срывались от неожиданного толчка, так же дружно заливались веселым смехом.

Полузабытые звуки напомнили Джулии о других летних днях, счастливых и безоблачных, когда еще жива была мама, а отец прочно стоял ногами на земле, и они все вместе ездили на пикники. За этими воспоминаниями вереницей потянулись другие, в каждом из которых была мама, однако Джулия строго-настрого запретила себе грустить, чтобы не нарушить счастливой гармонии сегодняшнего дня.

Она искоса взглянула на Эдварда. Касторовая шляпа закрывала его лицо от солнечных лучей. Он тоже посмотрел на Джулию и ласково улыбнулся. Сидя к ним спиной, сестры не могли видеть, что Эдвард держал вожжи одной рукой, а пальцы его второй руки переплелись с пальцами Джулии. Эти сплетенные пальцы, и солнце, согревавшее ее колени сквозь бледно-зеленый муслин платья, и то, что они с Эдвардом сидели так близко, – все вместе действовало на Джулию странно опьяняюще. Ей хотелось остаться с ним наедине и целовать его без конца – как вчера, когда он неожиданно заехал за ней и увез ее на весь день в Чеддарское ущелье.

Когда впереди показался очередной поворот и Эдварду пришлось обратить все внимание на дорогу, Джулия незаметно для себя унеслась воспоминаниями во вчерашний день, и щеки ее зажглись румянцем.

Вчера утром Эдвард без предупреждения приехал в Хатерлей и, под дружные уговоры сестер, увел ее прямо из-за стола. Торопливо набросив на себя бледно-голубую шелковую мантилью, надев белую шляпку и мягкие кожаные полусапожки, она забралась к нему в двуколку и только тут наконец потребовала сообщить, куда он намерен ее везти.

– В Чеддар, – удерживая лошадей, отвечал Эдвард. – Хочу показать тебе ущелье. Это одно из красивейших мест во всей Англии. Я понимаю, что мужчине неприлично приглашать незамужнюю девушку, одну, на такую длительную прогулку, но ведь мы можем притвориться, будто мы муж и жена. – Его серые глаза улыбались ей.

Ехать куда-то одной, даже без служанки? Джулия в жизни не позволяла себе ничего подобного.

Но провести целый день вдвоем с Эдвардом…

– Я никогда не была в Чеддаре, – в сомнении проговорила она.

– А мы с братьями частенько туда выбирались: шли пешком из Бартона мимо Уинскомба и каких-то ферм до самого ущелья. В Чеддаре мы ночевали, а на следующий день той же дорогой возвращались домой.

– Эдвард, – сказала Джулия, неуверенно трогая его за рукав. – Мне не осилить тринадцати миль, какие бы распрекрасные дали ни ждали меня в конце пути. Мили три-четыре еще куда ни шло, но потом я просто очень устану. И… я, конечно, нисколько не сомневаюсь в твоей порядочности, но вряд ли нам с тобою стоит проводить ночь в Чеддаре.

– Что ты! – рассмеялся он. – У меня даже в мыслях такого не было. Разве я стал бы уговаривать тебя идти пешком тринадцать миль, а потом ночевать неизвестно где? Ведь мы можем проехать прямо в Чеддар, а оттуда до ущелья рукой подать. Ну, что скажешь? Едем?

Она не могла ему отказать, потому что после этих слов он поднес ее руку к губам и поцеловал – не пальцы, а ладонь, самую ее серединку. Даже через белую лайковую перчатку тепло его губ пронзило ее насквозь, и ей снова мучительно захотелось прижаться к нему всем телом. Его поцелуй обещал ей именно то, чего она хотела, и теперь она уже не могла сказать ему «нет». День выдался на редкость погожий, всю дорогу до Чеддара их овевал ласковый ветерок, по голубому небу плыли легкие облачка. В деревне они с удовольствием отведали местного сыра, которым Чеддар славился едва ли не с двенадцатого века, после сыра им подали жареного мяса с картошкой и деревенским хлебом и по бокалу мадеры, а на десерт – целую миску восхитительной земляники.

Оставив двуколку на постоялом дворе, они пешком отправились в ущелье. Джулия с благоговением взирала на серые известковые скалы, уходившие, казалось, под самый небосвод, и на стройные рябиновые деревца, которые, похоже, росли в этих краях прямо из камней. Пока они шли, Джулии все время приходилось задирать голову так высоко, что в конце концов у нее заболела шея. Они были одни. Эдвард всю дорогу держал ее ладонь в своей, иногда она опиралась на его руку. Внимая тишине и наслаждаясь прогулкой с другом по живописным местам, Джулия неожиданно ощутила в своей душе давно забытый покой, словно кто-то ослабил в ней слишком туго натянутые струны. Ей вдруг стало очень легко и захотелось, как всегда рядом с Эдвардом, чтобы этот день никогда не кончался.