Щелчок, стр. 19

— Скачу! Скачу! Меня нет! Уррра!

Глава XIII

Как дивно хороша осенняя дорога!.. Кругом разбегается желтое море убранных нив, дальше леса, чуть тронутые багрянцем, чуть посыпанные золотою пудрою едва пожелтевшей августовской листвы. В просветы начавших опадать деревьев мелькают синие воды реки… Приятное, ласковое и нежаркое августовское солнце.

Звенят бубенчики под дугою. Первой тройкой правит Андрон, второй — парой — молодой конюх Ванюша.

В первом экипаже чинно и тихо. Там бабушка, Ами, Аврора Васильевна, девочки.

— Там старички, — подмигивает на передовых Ивась.

— А самая древняя старушенция — Симочка! — вторит Ваня.

— Тезка! — обращается он к молодому вознице Ванюше. — А ну-ка, перегони их!

— Жарь, Ваня, в мою голову! — хохочет Счастливчик.

— Слушаю, молодые господа!

Ванюша-конюх немногим старше своих седоков — ему недавно минуло пятнадцать, — поэтому он не прочь порезвиться и пошалить.

— Эй, родимые, выручай! — натянув вожжи, лихо вскрикивает он на лошадей.

С горки на горку,
Барин даст на водку.

— Эй, берегись, кому жизнь дорога, сторонись!

— Важно! Вот это важно! По-нашему — по-хохлацки! — визжит в восторге Ивась, в то время как робкий Аля Голубин хватается за руку Мик-Мика, исполненный страха.

— А мы не разобьемся? — испуганно шепчет он.

— Аля, милая девочка, не бойся! Не посрами гимназии родной! — запевает басом Ваня Курнышов и, сорвав в неистовстве фуражку, размахивает ею, как флагом, над головой.

Лошади несутся рысью. Экипаж не катится, а летит по мягкой ровной дороге.

Вот поравнялись с передовыми путниками.

— Наше вам почтение! Вот мы!

— Осторожнее! Осторожнее! Они разобьются насмерть! Иван! Ванюша! Не смей гонять лошадей! — волнуется бабушка в своей коляске.

— Симочка! Отменная девица! Не желаешь ли яблочка? — предлагает Мик-Мик, и румяный плод падает на колени Симе.

— А вы сами без яблока, как же? — улыбается та.

— Есть не могу! В этой бешеной скачке язык проглотил, — смеется Мирский.

— Он шутит! Он шутит! Думает, что у нас нет больше яблок! А у нас еще два десятка! — хохочут дети. — Мы с запасцем. Галя, Симочка, Ляля, ловите!

Из одной коляски в другую летят в виде маленьких боевых гранат вкусные румяные плоды. Целый град их, целый запас. Девочки ловят их со смехом. Аврора Васильевна волнуется и говорит, что это неприлично: так бросаются только уличные дети.

Monsieur Диро очень беспокоится за участь своего пенсне:

— О, мои оченки… Они разобьются… и я останься без оченков! — кричит он, невозможно ломая русский язык.

Но вторая коляска уже промчалась, далеко опередив первую; из нее доносится веселый смех…

Один Орля только грустен среди общего веселья. Невольно сорвавшаяся с губ Счастливчика фраза об исчезнувшем Ахилле не дает ему покоя.

Из-за него добрый, милый барчонок Кира, из-за него, Орли, лишился своего сокровища! А чем ему отплатили за его поступок? Его обули, одели, приняли, как родного, в дом, человеком сулят сделать, «барином», и Галю тоже ровно барышню воспитают, а он-то… Эх! Правда, он вытащил из огня Киру… Да ведь он должен был это сделать, и нечего за это себя превозвышать. Не давать же было погибать человеческой жизни. Подумаешь, геройство какое! Нет, не стоит он всего этого счастья, так незаслуженно посыпавшегося на него и сестренку. Обездолил он Кирушку, обокрал его…

И мрачно блуждают по сторонам глаза цыганенка. Хмурятся черные брови… Затихает он в своем уголке.

Видя настроение Орли, никто не хочет его тревожить. Все делают вид, что не замечают грусти Орли, его тоски, чтобы не раздражать легко воспламеняющегося гневом мальчика.

А лошади все мчатся вперед да вперед, и неистово заливаются колокольчики под дугой…

Глава XIV

Проехали верст восемь, еще две остаются… Миновали поля, въехали в лес.

Здесь хорошо и привольно. Не пыльно, прохладно, тенисто. Пахнет смолою, грибами и тем, чуть заметным, запахом, который несет с собою осень.

Глаза Орли жадным взором впиваются в чащу. Вдруг невольный крик, готовый вырваться от неожиданности, замирает на его губах.

Среди начавшейся золотиться и багроветь по-осеннему чащи он видит грязно-серые пятна… Потом что-то высится яркое над кустами. Одновременно слышится какая-то возня и как бы задавленное ржание лошади…

Взор Орли зорче проникает в чащу… Что-то пестрое, ярко-красное, наполовину с желтым и зеленым, висит прицепленное к ветке дерева… Какие-то лохмотья…

Едва сдерживая свое волнение, мальчик потянул носом. Так и есть — запах гари!..

Поднял голову: чуть заметной струйкой вьется дымок над шатрами кустов и деревьев.

— Цыгане! Табор! Наш табор! — вихрем пронеслась в голове Орли быстрая мысль.

Его соколиные, по зоркости, глаза приметили все тог чего не видели другие. Неимоверно развитые жизнью среди природы слух и обоняние подтвердили догадку.

Мальчики и Мик-Мик не могли заметить там, далеко в чаще, ни спрятанных в кустах телег с навесами, ни сушившихся на дереве цыганских лохмотьев, ни высокого шеста с красной тряпкой, который служил как бы флагом и знаменем дяди Иванки.

Этот красный значок был значком их табора, и теперь в присутствии здесь дяди Иванки со всей его цыганской семьей Орля не сомневался больше.

* * *

— Наконец-то!.. А я уж думала, не дождусь дорогих гостей!

Натали Зараева стояла на крыльце своего домика, утонувшего в зелени акаций и сирени, окруженная детьми Сливинскими: веселой институткой Сонечкой, Катей, Толей и Валером. Тут же, с трубкой во рту, находился сам полковник, под руку с женой.

Тетя Натали была в простом темном платье. На ее печальном лице играла какая-то странная, загадочная улыбка. Она протягивала руки приезжим и издали кивала головою.

— Добро пожаловать, дорогие гости!.. Пожалуйте в столовую!.. Обед на столе!

Дети с шумом выскочили из экипажей и стали здороваться с семьею Слививских.

— Tante Natalie! Можно перед обедом обежать сад и показать его нашим друзьям? — ласкаясь, как кошечка, просила Сонечка.

— Обед на столе, мы ждем вас! — успела только ответить та.

Но шумная ватага, вырвавшись из гостиной, уже мчалась по запущенным аллеям сада.

— Господа! Я нарочно привела вас сюда, — говорила через минуту Сонечка, запыхавшись от быстрого бега, останавливаясь в отдаленном уголку сада, — сюда на эту площадку. Слушайте, нас ждет сегодня большой сюрприз.

— Сонька подслушала его, когда tante Natalie говорила с маман, — вставил свое слово Валя.

— Неправда! Неправда! — вспыхнула девочка. — Tante Natalie сама сказала мне, что сегодня поведет нас в таинственную комнату и — ах! — что мы там увидим! — и Сонечка на минуту даже зажмурила глаза.

— Что? Что увидим? — заинтересовались дети.

— Она и сама не знает, — заявил Толя.

— Я и сама не знаю. Но… tante Natalie сказала, что мы увидим там что-то особенное, — проговорила его сестра.

— А что же ты не говоришь, что tante Natalie обещала нам рассказать интересную историю после обеда? — напомнил Валя.

— Да! Да! И историю расскажет, и в таинственную комнату поведет, — подхватили хором дети Сливинские.

— Обедать, детвора! Суп простынет! — послышались голоса старших в открытые окна столовой.

И вся ватага понеслась к дому.

Какой вкусный был обед у tante Natalie! Каким очаровательным десертом угостила она своих гостей!

Но странно. Г-жа Зараева не притрагивалась ни к одному блюду, и, когда раскладывала кушанья по тарелкам гостей, руки у нее дрожали как в лихорадке. А глаза подолгу останавливались на личике сидевшей подле нее Гали.

Едва успел кончиться обед, как хозяйка поднялась с места.

— Я попрошу вас, дорогое друзья, уделить мне несколько минут внимания. — произнесла она взволнованным голосом, проходя в гостиную впереди гостей. — Присядьте, господа, и выслушайте меня. Я хочу вам рассказать небольшую историю юности одной моей знакомой, которая должна заинтересовать вас всех. Вы разрешите?