Любовный узел, или Испытание верностью, стр. 112

– Хорошо. Я уже сказал, что прогоню его. Успокойся. – Хэмфри поднял руку ладонью наружу в жесте примирения. – Пойдем-ка лучше в зал, пора поесть.

Оливер перевел дух и пригладил руками волосы. Ярость ушла. Остались только тошнота, гнев и испуг.

– Нет, мне нужно домой, к Кэтрин и Розамунде. Хэмфри неохотно кивнул.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, – бросил Оливер, но затем сделал над собой усилие и заставил себя сохранять вежливость. – Спасибо, Хэмфри, но у тебя есть свои заботы, а я займусь моими.

– Только не действуй наспех, – предостерег Хэмфри. В его глазах сквозила тревога. – Рассечь мечом чье-то сердце – значит убить не только его, но и себя.

– Ты так полагаешь? – вскинул брови Оливер. – Мое сердце он рассек десять лет назад. Тебе не кажется, что расплата несколько запоздала?

– Оливер…

– Впрочем, если я отыщу и убью его, его бесчестье перейдет на меня, – горько добавил рыцарь. – И в любом случае, расплачиваться придется мне.

ГЛАВА 35

Прачка Агата водрузила на стол корзину с чистым бельем.

– Все готово, – объявила она. – С тех пор как ты вернулась в Бристоль, ты стала одной из моих лучших заказчиц.

Кэтрин покаянно улыбнулась, расплачиваясь с Агатой за работу.

– Кое-кто утверждает, что я жуткая мотовка, потому что стираю рубашки и сорочки чаще двух раз в год.

– Только не я, – хихикнула Агата, пряча монетки в кошелек. – И вот что я тебе еще скажу. Рыцари, которые платят мне за стирку их рубах и белья, в основном-то и пользуются успехом у женщин. Кому охота подходить поближе, если человек воняет, как законченный фермер? – Прачка обвела взглядом комнату и кивнула. – Хороший домик. Этель здесь бы понравилось.

– Мы сняли его у Джеффри Фитц-Мара, – сказала Кэтрин, полностью присоединяясь к восхищению Агаты воздушными пропорциями крестообразной рамы. – Оливер скоро уедет, а я останусь здесь с детьми ждать возвращения армии.

Она предложила Агате чашу вина. Глаза прачки заблестели, и она с готовностью плюхнулась на стул.

– Всего чашечку, – ответила она. – А то я не смогу работать. Хорошо, что Джеффри Фитц-Мар снова на ногах, несмотря на все горести, которые его постигли.

Они немного посидели и поболтали. О Джеффри, о войне, о всяких женских делах. Розамунда с гордостью показала Агате сделанную ею тесьму и кусок вышивки, которой она сейчас занималась. Мальчики наперебой просили прачку покачать их на округлых коленях.

В дверь постучали. С чашей в руке и улыбкой на губах Кэтрин открыла ее. Там стоял горожанин, один из самых бедных, зарабатывавших себе на жизнь тем, что держали лошадей, носили грузы и бегали по поручениям. Она немного знала этого человека, потому что пару раз его посылали позвать ее принять роды.

– Ты Эльдред, да? – спросила она.

– Угу, госпожа, Эльдред, – подтвердил он. Его желтые зубы были стесаны почти до самых корней. Он просунул в дверь голову. – Утро, Агата.

– Утро, Эльдред, – ответила та с явным раздражением.

– Чем можем служить? – спросила Кэтрин. Эльдред пожирал глазами вино, но не был настолько глуп, чтобы искушать удачу.

– Мне велели найти повитуху, такую, которая понимает в своем деле. Я знал, что вы вернулись в Бристоль: прошел такой слух. Ну и решил, что сразу приведу вас, если смогу. – Он вытер рукавом каплю, повисшую на носу и громко засопел. От его одежды нестерпимо воняло помоями и мочой. Помимо всего остального, этот человек еще занимался тем, что рылся в кучах городских отбросов в поисках чего-нибудь годного к употреблению. Кэтрин сильно подозревала, что свою одежду он выловил там же. Ее нос свидетельствовал о неоспоримом факте, что Эльдред в жизни никогда не платил прачке.

– Уже? Женщина уже рожает? – спросила Кэтрин, снимая с крючка плащ.

Эльдред пожал плечами и развел грязные руки.

– Наверное, так. Я ее не видел, только мужа, но он трясся, как лист. Он платит хорошо… как раз по вам.

– Агата, ты не присмотришь за Розамундой и мальчиками, пока Оливер или я не вернемся?

– Конечно, госпожа, иди спокойно, – помахала рукой пожилая женщина. – А куда ты идешь-то, если понадобится отыскать?

– Причальный переулок, – сказал Эльдред. – Прямо посередине, меж поварней и баней.

Они ушли. Агата закрыла за ними дверь, нахмурилась и поджала губы.

Причальный переулок был не худшим местом в Бристоле, но и не самым лучшим. Между домами купцов и ремесленников встречались поварни и пекарни. Были там таверны и бани. Человек мог поесть, получить выпивку, найти девку, и все это на расстоянии не более тридцати ярдов. Но на том же расстоянии его могли ограбить и бросить в реку.

– Вот дом, – сказал Эльдред, остановившись перед строением, которое было зажато между двух более крупных зданий. Плетеные стены недавно обмазали свежей глиной; солома на крыше тоже лежала новая.

– Хозяева-то баню держат, – добавил Эльдред – Купили его у одной вдовы, которая тут жила. А теперь сдают, во как.

Пока Эльдред барабанил в дверь, Кэтрин разглядывала дом. Такие местечки мужчины обычно держат для встреч с любовницами, а не для того, чтобы обзаводиться настоящим хозяйством. Наверное, рожает как раз любовница.

На стук Эльдреда отворил рыжий уэльсец.

– Я привел повитуху, как просил твой хозяин, – объявил горожанин.

Кэтрин сначала не узнала Ивейна: у нее сложилось только четкое ощущение, что она уже видела его прежде. Имя вспомнилось, только когда она уже переступила через порог и снимала капюшон.

– Ивейн? – Ее глаза расширились.

Глаза солдата тоже. Он резко повернулся к Эльдреду и бросил:

– Что это еще за шутки?

– Никаких шуток, – озадаченно захлопал глазами горожанин. – Вы просили повитуху, я сказал, что приведу, если смогу найти, и вот она здесь. Давай заслуженную плату. – Он протянул руку.

– Ты ничего не заслужил, – прорычал Ивейн.

От потрясения Кэтрин как-то ослабела и совсем растерялась. Хозяином Ивейна мог быть только Луи. Матерь Божья, после стольких лет! Он врывался в ее жизнь и исчезал из нее, как дух-разрушитель: приводил все в хаос и оставлял ее подбирать осколки только затем, чтобы вновь возникнуть и снова расколотить все вдребезги. Кэтрин положила руку на грязный рукав Эльдреда.

– Проводи меня домой, Эльдред, – сказала она настолько спокойно, насколько смогла. – Я сама заплачу тебе.

Она повернулась к двери.

– Не стоит, – тихо сказал Луи, загородив дорогу. – Спасибо, хозяин Эльдред.

Он дал посланцу серебряный полпенни, опустил руку на плечо Кэтрин, чтобы удержать ее, и посторонился, давая горожанину пройти. Затем закрыл дверь.

Если бы не мысль о женщине, к которой ее привели на помощь, Кэтрин отпихнула бы его и бросилась вслед за Эльдредом. Она гневно уставилась на мужа и сказала:

– Меня вызвали к роженице. Как видно, еще одна несчастная женщина пала жертвой твоего очарования.

Луи принял обиженный вид.

– Почему ты всегда думаешь обо мне самое худшее, Кэтти?

– Потому что мне известно, что ничего иного и быть не может, – взорвалась она. – И мое имя Кэтрин. Что ты делаешь в Бристоле, Левис?

Он пожал плечами и улыбнулся: знакомый жест, который когда-то заставлял всю ее замирать, но теперь не вызвал ничего, кроме раздражения. В нем было одно жеманство и ничего привлекательного.

– То же, что и все остальные. Отдаю дань вежливости принцу Генриху, нашему будущему королю.

Как, ты считаешь, что он пожалует тебя замком, чтобы наверняка избавиться от него?

– Я вижу, у тебя еще есть коготки, – скривился Луи.

– Я не выношу болванов. Проводи меня к женщине, которая рожает, или отпусти. – Она положила руку на дверной засов.

– Здесь нет рожающей женщины, – сказал Луи. – Повитуха нужна мне. Я не знал, что старый нищий приведет тебя.

– Что? – Кэтрин уставилась на него, спрашивая себя, не потерял ли он рассудок. – Зачем тебе повитуха?