Крестная мать (Невеста насилия), стр. 3

– Я располагаю достаточным количеством деталей, чтобы восстановить все события, – возразил Марк напористо. – Вы росли в семье Фрэнка Лателлы, главы «Коза Ностры». Он один из самых авторитетных боссов организованной преступности.

– Никому не удавалось представить против него улики. Никогда.

– Это лишь говорит о его находчивости и осторожности, но не опровергает причастности к преступлениям. Да и вас саму могли бы обвинить в принадлежности к мафии…

– Это все – слова, – не признала она обвинения, поглаживая крупные сверкающие кругляшки четок.

– Слова или не слова, а статья будет сенсационной! – продолжил Марк твердо. – С вашей помощью или без нее. Я предоставляю вам возможность изложить свою версию фактов и гарантирую полную объективность.

– Я по своей воле ушла в монастырь, потому что всей душой жажду покоя. Это вовсе не значит, что я жертва мистического экстаза, – она доверительно понизила голос до заговорщического шепота. – Я прекрасно чувствую себя в роли монахини, хотя, надев рясу, не избавилась от обуревающих меня сомнений. Признаюсь откровенно, если бы у меня был выбор, я бы наверняка предпочла веру. Даже здесь можно пересчитать на пальцах тех, кто верит по-настоящему искренне, безоговорочно. Вера, синьор Фосетт, – дар избранных, высшее благо, освобождающее нас от всякого рода рабства. Как видите, не так уж просто верить, но, по крайней мере, в этих стенах я обрела покой.

– Синьора Карр – простите, что я упорно продолжаю вас так называть, – сдается мне, что вы не до конца откровенны. – Он взглянул на нее. – Эта рука, поглаживающая четки, вероятно, стреляла. И может быть, выстрелит снова.

– Вы правильно сказали «может быть». «Обо мне можно сказать что угодно, но ничего нельзя доказать», – процитировала монахиня вполголоса, выдержав взгляд журналиста.

– Елизавета Тюдор, королева Англии, – уточнил Марк.

– Браво, – похвалила она.

– Вы наверняка помните, что Елизавета сказала также: «Я знаю, что в моем хрупком на вид женском теле кроется стальное королевское сердце». – И продолжил, поддразнивая: – А вы, синьора Карр, как обошлись со своим стальным сердцем?

– Если ваша репутация заслуженна, вы узнаете об этом. Я долго колебалась, прежде чем принять вас. Теперь я решила рассказать вам все.

Марк постарался сдержать эмоции. Он уже предвкушал удачу.

– Вы расскажете мне всю правду?

– Мою правду. Можете опубликовать ее, если хотите, только вряд ли кто-нибудь поверит. А теперь ступайте, синьор Фосетт. Я устала.

Журналист неуверенно поднялся. Эта женщина не пробуждала в нем больше желания. Ее значительность, царственная осанка внушали ему лишь восхищенный трепет.

– Когда вы позволите мне прийти?

– Завтра. А теперь прощайте. – Она протянула ему руку.

Марк сделал то, чего сам от себя не ожидал, – медленно поднес к губам эту матовую, слегка пахнущую жасмином руку и поцеловал. Она резко отдернула руку, словно его жест был греховен.

– Ступайте, синьор Фосетт, – сухо произнесла она.

Марк снова окунулся в теплый воздух солнечного сицилийского дня. Он взглянул на небо и глубоко вздохнул. У него приятно кружилась голова, как в детстве после катания на карусели в парке, но он испытывал и нечто большее – чувственное волнение первого поцелуя, первой любовной ласки. Эта таинственная, соблазнительная женщина, с которой он только что расстался, занимала все его мысли, волновала воображение. Она стояла у него перед глазами.

1983

ВЧЕРА

Глава 1

Нэнси поставила подпись на последнем письме, захлопнула папку с корреспонденцией и протянула ее Мэри. Она стояла у письменного стола светлого орехового дерева, на который весеннее солнце, проникавшее через огромное, во всю стену, окно, бросало веселые золотистые блики.

Она подняла взгляд к этому свету, невольно завороженная поэзией вертикалей, небоскребами Манхэттена, которые днем и ночью оберегали ее спокойной мощью величественных богов-покровителей.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась она, взглянув мельком на миниатюрный будильник в малахитовом корпусе, стоящий на столе между портретами в серебряных рамках и изящными вазочками Рене Лалик.

Почти два часа, а она еще не обедала, и в четыре ей предстоит встреча в аэропорту Кеннеди. Надо еще заглянуть домой, принять горячую ванну, перехватить что-нибудь и успеть в Куинс, встретиться с Хосе Висенте. Предстоящее свидание будоражило мысли и чувства, пробуждало воспоминания.

– Больше ничего, Нэнси, – неуверенно произнесла Мэри, прижимая папку обеими руками, словно ребенка к груди.

Нэнси и Мэри были на короткой ноге. Мэри всегда называла ее по имени, хотя Нэнси возглавляла преуспевающую адвокатскую контору. Нэнси сама установила такие отношения с первого дня их совместной деятельности. Мэри была польщена и обрадована.

Мэри работала в конторе четыре года, с тех самых пор, как в восемнадцать лет закончила с отличием школу секретарей в Миддлсекс-Конти, Лексингтон. Она прибилась к нью-йоркскому берегу в поисках удачи и с первого же раза надкусила то самое золотое яблочко, а ведь могла нарваться на кусочек с червоточиной или, еще хуже, на червяка. Мэри просто повезло. Как только она сошла с поезда на Центральном вокзале и купила «Нью-Йорк таймс», она наткнулась на объявление адвокатской конторы «Карр и Пертиначе». На следующий день Нэнси приняла ее на работу, и Мэри оказалась в числе немногих хорошо оплачиваемых служащих. Нэнси и Мэри понравились друг другу с первого взгляда, а ко взаимопониманию пришли с полуслова.

Мэри была цветущей девушкой с тонкой талией, крутыми бедрами и пышной грудью. Сияющие голубые глаза, прозрачные и большие, как, впрочем, и ее простодушное сердце, которое горестный опыт детства не смог иссушить, светились умом. Медового цвета кудрявые пышные волосы придавали ее облику детскую наивность.

Нэнси Карр, красивая сорокалетняя женщина, встала с обтянутого мягкой черной кожей кресла с высокой спинкой. Чем больше вы имеете с ней дело, тем больше она вас очаровывает. Высокая, худощавая и элегантная, с задумчивыми серыми глазами на бледном лице, с решительным взглядом, даже когда она улыбалась. Ее возраст выдавал лишь ее усталый понимающий взгляд. Густые, черные с медным отливом волосы подчеркивали красоту безупречных черт лица.

Когда Мэри начала работать в адвокатской конторе «Карр и Пертиначе», Нэнси только что избрали депутатом от демократического округа Куинс. Поговаривали, что она может стать мэром города.

По мнению Мэри, которое разделяли многие, Нэнси была самой яркой фигурой среди деловых женщин Нью-Йорка.

– Что еще? – настороженно спросила Нэнси, видя смущение секретарши. Нэнси поправила безупречно сидящую на ней юбку голубого, от Шанель, костюма. Расстегнула пуговку желтой блузки.

– Мне бы не хотелось создавать тебе проблем, – извиняющимся тоном сказала Мэри.

– Ты их уже создала своей уклончивостью, – упрекнула Нэнси секретаршу, и в голосе ее зазвучали металлические ноты.

– Тогда вот что, – сдалась секретарша, – в приемной сидит девушка, которая хочет поговорить с тобой.

– Только и всего? Назначь ей время.

Нэнси обворожительно улыбнулась и взяла со стола голубую лайковую сумочку и папку с документами, которые собиралась просмотреть вечером дома.

– Придется разочаровать посетительницу, – добавила она, собираясь уходить. – Во всяком случае, прежде чем ее выпроводишь, запиши фамилию, адрес и номер телефона.

– Ее зовут Конни Коралло. Тебе ничего не говорит это имя? Она уверяет, что оно тебе знакомо. – Мэри имела обыкновение раскрывать карты постепенно, как игрок в покер.

– Коралло? – задумчиво повторила Нэнси, ее серые глаза посветлели. В этой фамилии было что-то знакомое, какая-то ласковая и печальная нотка, вкус далекого трагического прошлого, воспоминание о иной жизни. Она снова взглянула на часы и решила уделить несколько минут посетительнице.