Джаваховское гнездо, стр. 4

Встала и с достоинством наклонила белокурую головку.

Тишина.

Но уже спустя секунду гром аплодисментов летит навстречу артистке.

ГЛАВА 2

— Молодая арфистка еще здесь? Мне надо поговорить с нею!

В дверях собрания стоит статный, плотный мальчик, вернее, юноша, лет пятнадцати на вид. На нем серый бешмет с газырями. Вокруг талии чеканный пояс. За поясом изящный кинжал с усыпанной камнями рукояткой. В руках белая папаха. Черные кудри падают на лицо, на белый высокий лоб, на гордые, тонкие брови, на мечтательно-задумчивые глаза — глаза грузина.

— Я Сандро, Сандро Данадзе из Джаваховского гнезда, — говорит мальчик распорядителю концерта, столкнувшемуся с ним в зале, — я послан сюда княжною Ниной за приезжей арфисткой. У нас несчастье в гнезде.

— Что? Что такое случилось?

— От Бек-Израил я послан сюда. Где барышня-арфистка, приезжая из Петербурга?

Быстрым взором окинув зал, Сандро замечает ту, которую ищет.

Несколько шагов, и он у эстрады, посреди которой стоит Даня. Она еще кланяется, полная достоинства, сознания своего превосходства. Толпа ей бешено рукоплещет.

Сандро видит бледное, вдохновенное лицо, горящие глаза. И острая жалость вливается ему в сердце.

— Бедная! Бедная! Она не знает ничего!

Тремя прыжками он пролетает лестницу, ведущую на эстраду.

— Что вы делаете! Туда нельзя! Посторонним вход туда воспрещен! — несется ему вслед недовольный говор.

Он на эстраде. Вытянул шею, протянул руку.

— Послушайте, поезжайте скорее домой. «Друг» послал меня за вами. Ваша мать. Ей очень худо. Она хочет вас видеть! Сейчас же едем туда!

— Вы говорите, с мамой худо?!

Точно черная туча разорвалась над головой Дани. Руки ее крепко цепляются за широкие плечи юноши.

— Вашей матери дурно. У нее сильный припадок. Она зовет вас!

— Сейчас! Сейчас!

Смутно, как во сне, Даня направляется к выходу. Следом за нею кто-то приказывает нести арфу. Чья-то рука предупредительно всовывает ей в руку конверт с деньгами — условленную плату за участие в концерте. Не слыша аплодисментов, Даня выбегает на улицу.

— Аршак! Подавай скорей! — кричит Сандро и помогает сесть в кабриолет своей спутнице.

— Скорее! Скорее во имя святой Нины, Аршак!

— Мчусь, как горный джейран!

Улицы Гори слабо освещены. Многие фонари затуманены бурей. Кабриолет летит, едва касаясь колесами мостовой.

— Скажите мне, что с мамой! Ради Бога, скажите!

Голос Дани глух, чуть слышен теперь. Но Сандро его все же расслышал. И он отвечает криком, заглушая бурю:

— «Друг», я и Селим привезли ее в «гнездо», внесли в кунацкую, положили на тахту. «Друг» дал ей понюхать лекарства. И она пришла в себя, стала звать вас, допытываться, где вы, стала плакать и жаловаться на боль. Потом опять с ней случился припадок. Тогда «друг» сказал мне: «Сандро, бери Ворона и мчись в собрание. Найди эту девочку и вези сюда». И Сандро оставалось повиноваться.

— Вы были верхом? Где же лошадь?

— Селим сопровождал меня. Он бегает как стрела. Мы были у подъезда собрания почти в одно время, я конный, он пеший. Сейчас он уже дома с конем!

— Батоно, [8] и мы дома сейчас!

Это говорит Аршак, поворачиваясь с переднего сиденья.

Сердце Дани вспыхивает и дрожит.

Город, с его узкими азиатскими улицами и широкими площадями, остался позади.

Они в предместье.

Темные купы деревьев кругом. Сквозь них светятся огоньки. В темноте слышен рев.

— Это Кура. Не бойтесь. Она под горой. Как видно, за ночь не утихнет буря. Но вот мы и приехали. Выходите и доверьте мне вашу ношу. Не бойтесь, Сандро обойдется осторожно с ней.

— Это арфа.

— Знаю.

Из-за купы чинар вынырнула высокая гибкая фигура с фонарем в руках.

— Сандро, ты?

— Я. Ты уже дома, Селим!

— А ты как думал? Или Аллах не наградил Селима парою ног, сильных, как орлиные крылья? Или Селим жалкая девчонка, что не умеет справиться с конем?

— Но ты загнал Ворона до полусмерти, несчастный! Я слышу, как он тяжело дышит у ворот.

— Ха-ха! Или ты забыл, что Ворон и Селим оба родом из Кабарды и что горец больше жизни щадит коня?

Татарский говор звучит насмешкой.

Но Даня не слышит и не видит того, кто освещает ей путь. Свет фонаря падает на широкую чинаровую аллею. Деревья шумят, переговариваясь с бунтующей Курой.

Вдали показывается освещенное всеми окнами здание, с плоской кровлей, обнесенное крытой галереей.

Кто-то проворно сбегает со ступеней крыльца.

— Это вы, Селим, Сандро?

— Мы! Мы! И привезли ее.

— Скорее! Скорее!

Мягкий голос долетает до ушей Дани. Перед ней невысокая, худенькая дама, при освещенных окнах ясно видны ее черты. Бледное, кроткое лицо с огромными черными, грустными глазами. Из-под башлыка бурки, накинутого на голову, выбиваются черные же с заметною сединой волосы.

«Точно у мамы!» — проносится в голове Дани, и она бросается незнакомке на грудь.

— Бедное дитя! Бедное дитя!

Руки неизвестной дамы обвивают плечи Дани, губы касаются ее лба.

— Идем скорее, идем.

Сноп яркого света. Глаза, широко раскрытые до сих пор, ослепленные ярким светом, смыкаются помимо воли и в первую минуту не могут увидеть ничего.

Но понемногу они различают.

Большая просторная комната.

На полу войлок и ковры. Коврами же покрыты пестрые тахты. Углубления в стене в виде кресел. Дрова пылают в камине. Висячая лампа озаряет комнату.

— Сандро, ты побудешь с гостьей, а я пойду, приготовлю больную. Погрейтесь у бухара, дитя мое!

Незнакомая дама говорит мягко и нежно.

Даня успокаивается.

При свете лампы лицо незнакомки еще более влечет ее к себе. Такое чарующее, такое скорбно-прелестное лицо! Точно добрая волшебница, повстречавшаяся ей в пути.

Но волшебница исчезает, мягко ступая по коврам. Перед ней Сандро.

— Это наша рабочая комната, — говорит он, — мы занимаемся здесь за большим столом. А рядом кунацкая, горница для приема гостей. Там сейчас ваша мать. Здесь наше царство.

— Чье «наше»? — роняет Даня, чтобы что-нибудь сказать, в то время как уши ее напряженно ловят каждый звук за стеною, стараясь угадать, что происходит там, за дверьми.

— Наше — то есть детей Джаваховского гнезда. Наше — то есть Гемы, Валентина, Селтонет, Селима, Маруси и мое.

— Вы сироты?

— Да. «Друг» нам все. «Друг» нам мать, отец, учитель. Она солнце, восшедшее над Джаваховским гнездом. Тетя Люда — ее помощница. Нам хорошо здесь, как вечерним звездам в бархатном небе.

— Вы русский?

— Я алазанец, грузин. И Гема тоже. Мы брат и сестра.

— А Селим?

— Он родом из Кабарды, также и Селтонет. Маруся — кубанская казачка, а Валентин…

Он хочет прибавить что-то, но внезапно прикладывает палец к губам.

Шепот привлекает внимание обоих. Какая-то возня. Потом знакомый повелительный голос бросает властно:

— Ни с места! Говорю тебе, ни с места, Селтонет! — и легкие быстрые шаги за дверью.

Фраза, готовая вырваться из груди Сандро, замирает на губах.

Даня широко раскрывает глаза от изумления.

— Кто это?

На пороге комнаты странное видение: пестрый шелковый кафтан, алые шальвары, на голове легкое, как дым, покрывало поверх шапочки, низко насаженной на лоб. Целая масса монист и ожерелий вокруг смуглой, тоненькой шеи. Среди черных смоляных косичек, извивающихся вдоль плеч и стана, — мглистые, пламенные глаза. Странные глаза, любопытные и упрямо-настойчивые, лукавые и недобрые в одно и то же время. Ноздри вздрагивают. Взор сверкает. Хищной улыбкой приоткрыт пунцовый маленький рот.