Фрам — полярный медведь, стр. 6

III. ПОСЛЕ ОТЪЕЗДА ЦИРКА

Цирк Струцкого уехал.

Клетки со зверями, сложенное брезентовое шапито, станки конюшен, которые разбираются и собираются, как игрушечные картонные домики, — все погрузили в белые вагоны и увезли.

Остался только безобразный, унылый пустырь.

Здесь еще пахнет конюшней и зверьем.

Ребята все еще приходят сюда смотреть на отпечатавшиеся на земле следы цирка. Среди них — Петруш. Он тоже с сожалением смотрит на эти следы.

Утоптанная, круглая площадка. Это — арена. Здесь был вход. Там — зверинец.

Хлопьями падает снег. До завтра он покроет все. Опечаленным отъездом цирка детям снова станет весело. Они будут играть в снежки, строить закоченевшими руками крепости из снега и лепить снежных баб.

Петруш уже решил созвать завтра своих приятелей и вылепить вместе с ними из снега белого медведя — Фрама. Изобразить его таким, каким он был и каким все его любили: добрым, кротким великаном на задних лапах, с черными, как уголь, глазками и мордой, которая на лету ловила апельсины.

В городе все вернулись к своим делам и заботам. Приближались праздники.

Одни стараются собрать денег на теплую одежду, другие смазывают лыжи, готовясь ехать в горы. Дети, как завороженные, стоят у витрин, наполненных не всем доступными игрушками и книжками.

Когда дома у Петруша спросили, на какую книжку в витрине он дольше всего глядел, он не задумываясь сказал о своем заветном желании:

— Я видел книжку про белых медведей, про их жизнь в полярных льдах.

Отец снисходительно улыбнулся в усы:

— Может, ты решил стать укротителем?

— Нет, папа, — ответил Петруш. — Мне хочется стать полярным исследователем… Страшно интересно узнать, что написано в этой книжке.

— Посмотрим, Петруш. Если так, посмотрим! — сказал отец и тут же решил непременно достать денег и купить мальчику книжку, которая его так заинтересовала.

Но в городе началась эпидемия гриппа. Много ребят лежит в кровати, вместе того чтобы кататься с горки на санках, носиться на коньках или строить из снега крепости.

Больна и голубоглазая девочка со светлыми локонами.

Сначала она мечтала стать укротительницей, как мисс Эллиан. Она даже переименовала своего серого кота: назвала его Раджой. Затем принялась его муштровать, как мисс Эллиан муштровала своих бенгальских тигров, — при помощи хлыстика с шелковой кисточкой. Но коту такая игра вовсе не понравилась. И девочка не внушала ему никакого страха. Он взъерошился, поцарапал ее и спрятался под диван.

После обеда Лилика начала кашлять.

Вечером у нее горели щеки и щипало в глазах.

— У ребенка жар! — испугалась мать, погладив влажный от испарины лоб девочки. — Вызовем доктора!..

Доктор приехал. Он был старый, приятель дедушки. Доктор вынул из футляра градусник и поставил его девочке под мышку, потом взял ее руку в том месте, где в жилке отдается биение сердца. Вынул карманные часы на цепочке и стал считать удары.

Дедушка ждал, сидя в кресле и опираясь подбородком на трость с набалдашником из слоновой кости. Еще более озабочена была мать девочки, которая тоже переболела гриппом, что было видно по ее осунувшемуся, бледному лицу и усталым глазам.

— Ничего страшного, — произнес доктор, посмотрев на градусник, который тут же встряхнул и вложил обратно в металлическую трубочку. — Грипп в легкой форме… Весь город болен гриппом. Температура еще немного повысится. Не пугайтесь. Через неделю девочка будет на ногах. Через десять дней можете выпустить ее на улицу поиграть.

Мама с дедушкой облегченно вздохнули.

Доктор оказался прав. Температура повысилась. На следующий день, вечером Лилика уже не знала, спит она или нет.

Глаза у нее были открыты, но она видела сны и разговаривала сама с собой — бредила. Ей представлялось, будто она видит укротительницу тигров: мисс Эллиан вошла к ней в комнату в шуршащем платье из золотистых чешуек и разноцветных камней, с хлыстом в руке.

— Где Пуфулец? — спросила мисс Эллиан, шаря хлыстом под диваном, где, как она знала, прячется кот.

Пуфулец вылез с поджатым хвостом.

— Ага! — обрадовалась больная девочка. — Ага! Ну-с, господин Пуфулец, посмотрим теперь, как вы будете себя вести. Это вам не я!

Мисс Эллиан щелкнула шелковой кисточкой, и кот превратился в Раджу, бенгальского тигра.

— Ну и потеха! — засмеялась девочка в бреду. — Такого я еще не запомню! Значит, господин Пуфулец все время был бенгальским тигром, Раджой, и ни разу в этом не признался? Притворялся котом…

Мисс Эллиан взяла Пуфулеца за загривок и перенесла на середину комнаты.

Началась муштра:

— Понял теперь, с кем имеешь дело? Со мной шутки плохи. Ты останешься котом Пуфулецом, пока я не отнесу тебя в цирк Струцкого, чтобы заменить Раджу!.. А до тех пор будешь слушаться Лилику и перестанешь ее царапать. И не смей больше мяукать, когда она дергает тебя за хвост. Уважающий себя бенгальский тигр не мяукает. Это ниже его достоинства. Гоп!

Она щелкнула бичом и исчезла. Исчез и Пуфулец…

Теперь посреди комнаты перелетали с трапеции на трапецию гимнасты в черном трико. Их трапеции были подвешены к потолку, рядом с люстрой. Гимнасты прыгают и почему-то бьют в ладоши. Странно! Один из них похож на дедушку. Это-таки дедушка. «Вот уж никогда не поверила бы, что дедушка гимнаст, — думает Лилика. — Бросил свою трость с костяным набалдашником, больше не жалуется на ревматизм и не кашляет, а летает с трапеции на трапецию в черном трико с вышитым на груди белым черепом».

— Молодец, дедушка! Браво! — бьет в ладоши девочка.

На минуту к ней возвращается сознание. Голова словно налита свинцом, лоб влажный от испарины. Одеяло давит ее.

Ей нестерпимо жарко. Она сбрасывает с себя одеяло, но мать снова укрывает ее.

Опять все путается, и девочка начинает плакать.

— Где Фрам? — спрашивает она.

— Фрама!

Она слышит, как кричат другие. Вокруг нее теперь вся публика, заполнявшая цирк на прощальном представлении. Все хлопают в ладоши, стучат ногами:

— Фрама!

Одна из надменных остроносых дам с пискливым голосом встала и обвела публику сердитым взглядом. Особенно грозно взглянула она на Лилику. Девочка съежилась и не посмела даже поднять глаз.

— Глупые вы! — сказала дама. — Вас надули. Вы заплатили деньги, а вас надули. Перестаньте вызывать Фрама. Все это — сплошное надувательство! Вам обещали показать дрессированного белого медведя. Самого большого, самого умного, самого ученого. Вам наврали! Фрам — просто глупый медведь. Самое обыкновенное глупое животное, даже глупее других! Перестаньте его вызывать. Разве вы не видели, что он ходит на четырех лапах, как собака?

Девочка мечется, зарывшись головой в подушку, плачет. Дама с острым носом и злым голосом говорит неправду. То, что она сказала, не может быть правдой. Но почему же Фрам не появляется?

— Фрама! — присоединяет она свой голос к другим.

— Фрама!

Она открывает глаза. Мягкая рука легла ей на лоб. Ей чудится, что это — легкая лапа Фрама, та лапа, которая ласкала детей с галерки и сажала их в ложи. Она чувствует ее легкое, нежное прикосновение.

— Спасибо, Фрам! — говорит девочка, открывая глаза. — Какой ты добрый, Фрам!

Но это не Фрам, а мама. Она склонилась над кроваткой, чтобы заглянуть Лилике в глаза, и это мамина рука, а не медвежья лапа легла ей на лоб. Мать хочет успокоить девочку, которая мечется в бреду.

Она обнимает ее, нежно целует и баюкает.

— Какая ты добрая, мамочка!

— Добрее Фрама? — лукаво улыбается мать.

— Фрам — совсем другое! — отвечает голубоглазая дочка. — Бедный Фрам! Где-то он теперь?

Мама довольна: речь Лилики стала более связной. Она отдает себе отчет в том, что говорит. Значит, кризис миновал.