Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка), стр. 55

— Милорд, не возьмете ли ключ? Прошу прощения за этот вопрос. Это избавит вашу милость от ожидания у ворот, где вас могут узнать прохожие или жильцы дома напротив.

Не показывая своей радости, патрон принял предложение. Ключ может оказаться полезным для других целей, а не только чтобы его не узнали «прохожие или жильцы дома напротив».

— Я вижу, вы умны, мистер Суинтон, — сказал он со своеобразной, почти сардонической улыбкой. — Как вы говорите, ключ будет полезен. А теперь мне вряд ли нужно предупреждать вас о необходимости держать все дело в тайне. Я вижу, у вас окна снабжены подвижными жалюзи. Это хорошо и подходит для использования. К счастью, ваша внешность вполне соответствует дому. Ваша супруга тоже. А кстати, мы очень невежливо с ней поступаем. Я должен извиниться перед ней за то, что так долго задерживаю вас. Надеюсь, вы передадите ей мои извинения, мистер Суинтон. Скажите ей, что я задержал вас по очень важному делу.

— Милорд, она мне не поверит, если я не скажу ей, кого имел честь принимать. Можно ей это сказать?

— О, конечно, конечно! Если бы не было так поздно, я попросил бы вас представить меня. Но, конечно, для представлений леди уже слишком поздно.

— Представление вашей милости не может быть поздним. Я знаю, бедное дитя будет обрадовано.

— Что ж, мистер Суинтон, если это не противоречит вашим домашним привычкам, я буду рад. Для меня все часы одинаковы.

— Моя жена наверху. Могу я попросить ее спуститься?

— Нет, мистер Суинтон, могу ли я попросить вас пригласить ее вниз?

— Какая снисходительность, милорд! Повиноваться вам — истинное наслаждение.

С этими словами Суинтон вышел из комнаты и поднялся по лестнице.

Отсутствовал он недолго. Фэн ждала его на верхней ступеньке, готовая принять приглашение.

Суинтон почти немедленно вернулся и застал своего пожилого гостя перед каминным зеркалом. Тот пытался с помощью крашеных волос скрыть лысину на макушке.

Последовало представление, и гость мистера Суинтона совершенно забыл о позднем часе. Начался разговор втроем — два его участника вели себя подобострастно, третий — покровительственно. Но по мере того, как разговор продолжался, тон его менялся. Последовало приглашение знатному гостю немного подкрепиться — с учетом длительной беседы. Он не отказался.

Абигайл отправили в ближайшую кондитерскую, она принесла булочки, сэндвичи и пирог «Мелтон-Моубрей»; [149] все это поставили на стол вместе с графином шерри. И его милость знакомился с содержимым графина с такой легкостью, словно стал веселым гвардейцем.

Кончилось тем, что он стал еще дружелюбнее, и разговаривал с мистером Суинтоном, как со старым другом, а миссис Суинтон пожимал руку, стоя в двери и желая ей «спокойной ночи». Эта сцена могла бы заставить Суинтона ревновать, если бы лампа горела достаточно ярко и он смог бы ее увидеть. Однако, он о ней только догадывался, и нисколько не ревновал!

«Какая милашка! — рассуждал про себя старый развратник, идя по Парк Роуд к карете, которая все это время ждала его в тени деревьев. — И какая горячая! Могу судить об этом по прикосновению к ее пальцам!»

«Настоящее сокровище!» — почти в то же время думал Суинтон о той же самой женщине. Своей собственной жене!

Так он рассуждал, закрыв дверь за гостем. Потом, за стаканом шерри и сигарой, убежденно повторил:

— Да, Фэн — самая подходящая карта для этой игры. Какой я глупец, что не подумал об этом раньше! Черт побери! Но еще не поздно. Я еще могу получить ее руку. И, если не ошибаюсь, сегодня вечером началась игра, которая принесет мне самый желанный в мире выигрыш — Джули Гирдвуд!

Серьезный тон, каким были произнесены последние слова, свидетельствовал, что он не отказался от надежды заполучить американскую наследницу.

Глава LVIII

ПЕРСПЕКТИВА УЛУЧШАЕТСЯ

Для тех, кто не учитывает социальных различий, план Суинтона, связанный с Джули Гирдвуд, показался бы нелепым. И не только из-за его низменности, но и из-за того, что шансы на успех казались ничтожными.

Если бы девушка его полюбила, это бы все изменило. Любовь способна смести любые преграды, и для того, кто поглощен ею, не существует опасностей.

Она его не любила — правда, Суинтон этого не знал. Гвардеец, красивый внешне, привык к победам. И ему казалось, что не настало еще время, когда он не смог бы победить еще раз.

Он больше не служит в гвардии, однако молод и все еще красив. Так считают английские дамы. Странно, если у девушки-янки будет другое мнение!

На его стороне немало преимуществ. Доверяя своей внешности, он считал себя способным завоевать американку — даже сделать ее жертвой незаконного брака.

Но если его план двоеженства удастся, что тогда? Какая польза от такой жены, если ее мать не сдержит обещание — не отдаст половину состояния покойного розничного торговца?

Жениться на Джули Гирдвуд вопреки воле матери было бы настоящей глупостью. Он не боялся наказания за преступление. Он даже не думал о нем. Но стать зятем женщины, чья дочь не получит ни пенни, пока она сама жива, совсем ни к чему. К тому же эта женщина говорит, что собирается прожить еще полвека!

Эта шутка полна смысла, и Суинтон это понимал.

Он был уверен, что смог бы уговорить дочь выйти за него, но чтобы получить вдобавок полмиллиона долларов, он должен стоять у алтаря с титулом лорда!

Таково первоначальное условие миссис Гирдвуд. Он знал, что она по-прежнему его придерживается. Если оно будет выполнено, она останется довольной, но никак не иначе.

Итак, чтобы продолжать, нужно поддерживать фальшивое инкогнито. Продолжать обман.

Но как?

Этот пункт вызывал у Суинтона наибольшие затруднения.

Обман становился опасным. Легко было выдавать себя за лорда в Ньюпорте и в Нью-Йорке. В Париже еще легче. Но он сейчас в Лондоне, а здесь обман может легко раскрыться.

Больше того, во время последней встречи с Гирдвудами он почувствовал, что их отношение к нему меняется — не хватало прежнего понимания. Особенно ясно это было видно у миссис Гирдвуд. Теплое, дружеское отношение, возникшее в Ньюпорте, продолжившееся в Нью-Йорке и возобновленное в Париже, неожиданно сменилось холодностью.

В чем причина? Она слышала о нем что-нибудь нелестное? Может быть, его обман раскрыт? Или она только подозревает что-то?

Именно последний вопрос его беспокоил. Он не думал, что она узнала правду. Он играл искусно и не делал никаких намеков на свой скрытый титул. У него для этого были основательные причины.

Он признавался самому себе, что у нее появились подозрения. Она гостеприимно принимала его в Америке. По хорошо известным причинам он не ответил ей тем же в Англии.

Здесь лорд должен был бы проявить большую щедрость, и миссис Гирдвуд должна быть рассержена его скупостью.

Однако по аналогичным причинам он еще не навестил своих американских знакомых в Лондоне.

Напротив, после их приезда сюда он старался не попадаться у них на пути.

В Англии он у себя дома: почему в таком случае он и здесь живет под вымышленным именем? Если он лорд, почему находится в стесненных обстоятельствах? В глазах миссис Гирдвуд все это очень подозрительно.

Последнее можно объяснить: лорды бывают и бедные, хотя такое встречается редко. Мало лордов, которые не могут позволить себе модно одеваться и роскошно обедать. Содержать красивый дом, если испытывают к этому расположение.

Суинтон почти отчаялся в своей возможности продолжать обман, но тут покровительство лорда, настоящего и влиятельного, дало ему новую надежду. Благодаря ему перспективы Суинтона совершенно изменились. Теперь у него достаточно денег в кошельке и будет еще больше. Что еще важнее, теперь он может утверждать, что действительно находится на дипломатической службе. Правда, это служба шпиона, но она всегда входила в обязанности дипломата.

Он теперь близко знаком с известным вельможей, постоянно будет навещать его большой особняк на Парк Лейн. Странно, если бы все эти обстоятельства не позволили бы ему пустить пыль в глаза мадам Гирдвуд.