Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка), стр. 17

Так провел мистер Суинтон весь день, одиннадцать долгих часов, не выходя из своего номера!

Зачем такое поведение, кажущееся столь эксцентричным?

Он один знал причину. И не сообщал ее даже жене, так же как и содержание письма. Предоставил ей строить предположения, не очень лестные для ее хозяина и повелителя.

Шесть раз заказывалось бренди с содовой и принималось с такими же предосторожностями, что и раньше. За день все было выпито и выкурено множество сигар. На обед только тарелка супа и корка хлеба — обычная диета после ночи кутежа. И так продолжалось до семи тридцати.

В это время произошло событие, которое заставило мистера Суинтона неожиданно изменить тактику. Он вдруг из эксцентрика превратился в нормального, если не вполне трезвого человека!

Глава XV

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД

Всякий знакомый с планировкой «Оушн Хаус» и его служебных помещений, знает, что конюшня расположена на востоке. К ней ведет широкая дорога, проходящая вдоль южной стороны здания.

В тот самый вечер ровно в половине восьмого из конюшни выехала карета и остановилась у входа в отель. Поскольку на экипаже не было герба отеля, а кучер был не в форме, очевидно, экипаж был наемный, а время его вызова говорило о назначении. Из далекой гавани слышался свисток парохода, призывавшего пассажиров на борт. Экипаж должен был отвезти туда кого-то из постояльцев отеля.

Карета не обогнула все здание, а остановилась у южной стороны, где также был выход и ведущие к нему ступени.

Две леди, стоявшие вверху на балконе, видели, как подъехал экипаж, но не придали этому значения. Их занимал разговор, гораздо более интересный, чем зрелище пустой кареты или даже рассуждения о том, кого она отвезет на пароход. Леди были Джули Гирдвуд и Корнелия Инскип; предмет разговора — «затруднение», возникшее накануне между капитаном Мейнардом и мистером Суинтоном. В отеле весь день только об этом говорили, и новость, конечно, проникла и в номер Гирдвудов.

Корнелия сожалела о случившемся. Джули тоже — по-своему.

Однако втайне она считала себя причиной случившегося и потому в глубине души была благодарна. Джули предполагала, что когда мужчины ссорились за выпивкой, они помнили о ней. Впрочем, думала она преимущественно не о Суинтоне, а о Мейнарде.

Однако мисс Гирдвуд не настолько заинтересовалась, чтобы встревожиться из-за этого происшествия. Сердце Джули нелегко завоевать или потерять за час.

— Ты думаешь, у них будет дуэль? — дрожа, спросила робкая Корнелия.

— Конечно, будет, — ответила более смелая Джули. — Они не могут от нее отказаться — вернее, не может мистер Суинтон.

— А что, если один из них убьет другого?

— А что, если они убьют друг друга? Это не наше дело.

— О Джули! Ты считаешь, не наше?

— Я в этом уверена! Какое мы к нему имеем отношение? Мне, конечно, будет жаль их обоих, как и любого другого джентльмена, который по глупости слишком много выпил. Вероятно, в этом вся причина.

Но она лишь делала вид, и равнодушие ее было напускным.

Хотя и не очень тревожась, она была далеко не равнодушна. Только вспоминая холодность, которую проявил капитан Мейнард в конце бала, она старалась сделать вид, что ей безразличны последствия.

— Кто уезжает в этой карете? — спросила она, заметив, что выносят багаж.

Кузина, перегнувшись через перила, посмотрела вниз. На кожаном чемодане, повидавшем немало переездов, обе смогли прочесть имя «КАПИТАН МЕЙНАРД», а внизу хорошо знакомые буквы «США».

Возможно ли это? Или они ошибаются? Надпись видна неотчетливо, и расстояние велико. Конечно, они ошибаются.

Джули продолжала смотреть на чемодан. Корнелия побежала к себе в комнату за лорнетом. Но прежде, чем она успела вернуться, надобность в этом инструменте отпала.

По-прежнему глядя вниз, мисс Гирдвуд увидела капитана Мейнарда, который спустился по ступенькам, подошел к экипажу и сел в него.

С ним был еще один человек, но на него девушка бросила лишь беглый взгляд. Глаза ее были устремлены на бывшего офицера, знаменитого участника мексиканской войны и ее спасителя.

Куда он уезжает? Багаж и сигнал парохода давали ответ на этот вопрос.

А почему? На этот вопрос ответить гораздо труднее.

Поднимет ли он голову?

Поднял — в то мгновение, когда садился в карету.

Глаза их встретились — полунежно, полуукоризненно, и в обоих взглядах был вопрос.

Но не было времени отвечать на него. Карета покатила, и два человека, которые так необычно встретились, столь же необычно расстались — может быть, навсегда!

Был еще один свидетель отъезда, наблюдавший с гораздо большим интересом, чем даже Джули Гирдвуд, хотя и без ее горечи. Для него это была радость, потому что говорим мы о Суинтоне.

Стоя у окна своего номера на четвертом этаже и выглядывая сквозь спущенные жалюзи, он видел, как подъехала карета, и жадно смотрел, как в нее садятся. Он видел и двух женщин внизу, но в тот момент о них и не думал.

С его груди словно сняли камень. Когда Мейнард сел в карету, Суинтон испытал огромное облегчение. Когда щелкнул хлыст и застучали колеса, все его страхи исчезли.

Расстроенный вид Джули Гирдвуд его нисколько не заинтересовал, не обратил он внимания и на ее вздох.

Как только карета тронулась, он вскочил на ноги, повернулся спиной к окну и позвал:

— Фэн!

— Ну что еще? — был ответ «слуги».

— Относительно этого дела с Мейнардом. Пора мне посылать к нему. Я весь день думал и понял, что могу найти секунданта.

Не очень ловко придуманный предлог — попытка спасти себя от дальнейшего унижения в глазах жены.

— Ты его нашел? — спросила она почти равнодушно.

— Да.

— И кто же это?

— Один из двух, с которыми я вчера познакомился за обедом. На балу мы снова встретились. Зовут его Луис Лукас.

Говоря это, он протянул ей свою карточку.

— Что мне с этим делать?

— Узнай, какой у него номер. Если ты покажешь карточку, тебе скажет дежурный за стойкой. Пока это все. Погоди. Можешь спросить, у себя ли он.

Ни слова не ответив, она взяла карточку и отправилась выполнять поручение. Не проявляла никакого рвения и действовала, как автомат.

Как только она вышла, Суинтон подвинул к столу стул, достал листок бумаги и написал на нем несколько строк.

Потом торопливо свернул листок, вложил в конверт и на конверте написал: «Луису Лукасу, эсквайру».

К этому времени его посыльная вернулась, доложив, что поручение выполнено. Мистер Лукас занимает номер 90; он у себя.

— Номер 90. Это внизу, на втором этаже. Найди его, Фэн, и передай это мое письмо. Передай ему в руки и подожди, пока он не прочтет. Он либо придет сам, либо пришлет ответ. Если он вернется с тобой, оставайся снаружи и не показывайся, пока не увидишь, что он уходит.

Фэн вторично ушла в роли посыльной.

— Кажется, я выпутался из этого нелегкого положения, — рассуждал Суинтон, когда она ушла. — Получилось даже лучше, чем было раньше. Игра моя не испорчена, напротив, мои шансы лишь улучшились. Как все-таки мне повезло! Кстати, любопытно, куда это отправился Мейнард, да еще так поспешно? Ха! Кажется, я знаю! Должно быть, связано с тем, что было в нью-йоркских газетах. Эта немецкая революция, с которой в Европе покончили в сорок восьмом году, кажется, возвращается. Теперь я вспоминаю, что в связи с этим упоминали имя графа. Да, это был Рузвельдт! Должно быть, тот самый человек. И Мейнард? Несомненно, отправляется с ним. Еще в Англии он был известен как отъявленный радикал. Так вот в чем его игра? Ха-ха! Великолепно, клянусь Юпитером! Направляет все мне в руки, словно я дергаю за ниточки. Ну, Фэн! Передала мою записку?

— Да.

— И какой ответ? Он придет?

— Да.

— Когда?

— Он сказал — сразу. Наверно, это его шаги в коридоре.

— Тогда выйди! Быстрей, быстрей!

Не возражая, переодетая жена выполнила приказ, хотя и чувствовала унижение из-за той роли, которую обещала играть.