Серебряный волк, стр. 38
— Если мир, — Карел еще повышает голос, — если я прав, значит, вы благословляете меня на борьбу с законным королем! Вы все. Я потребую мира вашим именем — именем всех жителей Таргалы. Вы разделите со мной груз нарушения вассальной клятвы. Не риск — но вину. Эта ноша тяжела для меня одного.
Слишком сложно, думаю я, вглядываясь в застывшие лица. Они ждут подсказки. Они готовы поддержать Карела — если все вместе; но кто решится заявить об этом первым в стране Лютого?!
— Пропустите, — тонкая женская фигурка протискивается через толпу, — да пропустите же, люди добрые, дайте мне пройти!
Кто-то огрызается, но вот над головами летит шепот: «Королева!» — толпа поджимается, королева почти выбегает к помосту, и Карел спрыгивает навстречу и падает перед нею на колени.
— Матушка…
Но королева оборачивается к теснящимся на площади людям.
— Скажите, — вскрикивает она, — кто более достоин править вами? Тот, кто вот уж полтора десятка лет швыряет чужие жизни в жертву глупой войне, — или тот, кто себя не пожалел ради спасения других? Кто из них истинный король?! Встань, Карел! Пусть все слышат — я, королева Таргалы, признаю тебя ее спасителем. И если мне предложат выбрать, править этой страной моему супругу или тебе, я назову тебя!
Тонкая рука взмахивает над склоненной головой Карела, над площадью… обводит людей невидимым кругом ведьмовских чар. Чем делится она? Безрассудством? Решимостью? Благодарностью? Не знаю… как не узнаю никогда, чем закончилась бы наша вылазка в Корварену без помощи королевы. Но клянусь, никогда не слышал я такой истовой веры в словах людей, как в тот предзимний стылый день, когда над площадью Королевского Правосудия разнесся слитный возглас:
— Слава королю Карелу!
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!»
Грохот копыт разметал людей, как сухие листья с кленов: на площадь, опередив на два корпуса десяток гвардейцев, врывается Лютый. Опухший, с непокрытой головой… замшевый жилет распахнут, на мятой рубашке жирные пятна… я замечаю, как морщится Карел, как передергивается королева. Да, вид у законного государя Таргалы вовсе даже не королевский.
Осаживает могучего коня перед помостом, скалится, обдавая перегаром:
— Что я слышу! Сколь дивное единодушие… Взять их!
Строй гвардейцев заставил толпу податься назад… и только.
— Ну? — рявкает законный король. — Чего ждете?! Взять! А ты, Оливер, отправь нарочного за палачом. Раз уж люди собрались, — сочные губы кривит злая ухмылка, — я не стану откладывать урок назавтра. Пусть видят, что ждет изменников.
— И кто же здесь изменник? — тихо спрашивает Карел.
Лютый багровеет. Рот открылся — и захлопнулся, издав лишь невнятный рык.
— Есть еще люди, помнящие коронационную клятву принца Анри. Он клялся защищать свой народ, править по справедливости… что еще?
— Нечистый меня задери, — взвывает король, — если ты, шваль, хочешь справедливости, ты пришел куда надо. Ишь, как заговорил! Уж тебя-то там не было!
— Там был я! — Сэр Оливер посылает коня вперед, исхитрившись вклиниться между королем и принцем. — Я помню. Защищать свой народ, править по справедливости, награждать щедро, а карать милосердно, блюсти законы предков и заключенные ими договоры. Карел прав. Клятва эта давно нарушена, так кто же здесь изменник?
— Значит, ты тоже? — тихо спрашивает король Анри. — Вы все?
— Мне жаль, мой господин. — В голосе старого рыцаря мне и впрямь чудится сожаление. — Много лет я верно служил вам. Но теперь пришло время Карела. Он больше достоин короны Золотого полуострова. Он доказал это делом. Уступите, мой господин, и порадуйтесь за сына.
— Разогнался, — цедит король. — За кого еще прикажешь мне порадоваться? За нелюдь подземельную? О да! Они своего добились, Нечистый меня задери.
— Они всего лишь хотят мира, — резко говорит Карел. — Как и мы. А война между нами выгодна разве что императору, уж он-то спит и видит, как снова сделать Таргалу своей провинцией!
Лютый бледнеет… багровеет… по-звериному клацает зубами, поднимает коня на дыбы и, ревя, выхватывает шпагу. Гнедой сэра Оливера шарахается, хрипит, капитан соскакивает на землю и… едва успевает отбить удар, направленный почему-то в королеву. В следующий миг, сверкающий клинок скрещивается с Тенью — и Карел, не устояв, отшатывается, запинается о край помоста — и упал бы, не подхвати его Лека. Тень, звякнув, откатывается к середине помоста. На лице Карела брызги крови. Могучий вороной короля снова взвивается на дыбы, молотит огромными копытами в опасной близости от головы сэра Оливера… Лютый смеется — страшным, коротким и хриплым смехом. И посылает коня на Карела, готовясь к смертельному удару.
— Нет! — кричит королева. Вскидывает руки — ладонями вперед, — так останавливают чужую атакующую магию… да и просто атаку, похоже… Вороной всхрапывает и валится набок, придавливая Лютому ногу. Бьется. Ахает в голос королева, визжат женщины на площади, кричит что-то Карел, рвется к отцу, Лека и сэр Оливер держат его в четыре руки — но все это кажется тихим по сравнению с воплем короля Анри.
Он не должен был упасть! Если я хоть что-то понимаю в лошадях — не должен. Не так, будь он неладен! Я подскакиваю к вороному, хватаю за повод… Что-то толкает в грудь горячей волной, мелькает перед глазами стылое предзимнее небо, край острой крыши с непременным флюгером… Следующий удар приходится в спину. О камни, что ль?! Я лежу, хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть поглубже… Свет Господень, да что творится-то?!
Чьи-то руки помогают мне сесть. Мир странно плывет перед глазами, двоится и вновь сливается в один: вороной в луже крови; женщина в темном вдовьем платье, растирающая королеве виски; Лека, торопливо перебирающий пальцами иссиня-черную гриву; Карел и сэр Оливер на коленях подле умирающего Лютого… умирающего — или уже мертвого?
— Вот! — В руке Леки зажата нитка. Суровая черная нитка, извязанная узелками по всей длине. — Нам нужен хороший магознатец.
— Лучше сразу сжечь, — басит протолкавшийся к нам монах. — Даже я чую исходящую от нее душную тьму. Дай сюда, сын мой. У меня есть амулет святого огня.
— Как скажете, светлый отец, — покладисто соглашается Лека. Ладонь его рассеянно гладит по-волчьи оскаленную морду вороного. Я ощущаю толчок вины: мне тоже коня жаль больше, чем его хозяина. Треск… искры… черный дым… мертвый король судорожно дергается, хрипит:
— И…ру… — Темная кровь заливает щеку, ворот рубашки, пузырится последним выдохом: — …ла.
Да. Теперь и в самом деле мертвый.
Карел медленно поднимается, идет к матери. Что-то тихо ей говорит, берет за руку. Я замечаю — у него рассечена тыльная сторона ладони. Несильно, кажется… но крови много. Королева качает головой, завязывает ему руку платком. А мог и без руки остаться, лениво думаю я. Повезло.
Сэр Оливер совещается с монахом. Над площадью плывет гул голосов — растерянных, возбужденных, ликующих, вопрошающих…
Я щупаю затылок: что там саднит? Тупо смотрю на измазанную кровью ладонь. Больно дышать, но это ерунда. Хуже, что я не могу понять, кончилось все или нет.
— Терпи, — отрывисто говорит Лека. — Сам видишь, им не до нас.
Мы смотрим, как тело старого короля уносят к часовне. Люди поспешно расступаются и норовят протиснуться поближе к помосту. Никто не уходит.
Почему на этой площади так часто замирает время?!
Сэр Оливер опускается на одно колено перед Карелом:
— Да здравствует король.
— Да здравствует король! — подхватывают гвардейцы.
— Ирула, — повторяет Серж. — Опять империя.
Значит, не выдав дочь за Карела, император захотел отдать ее Грозному… Похоже, думаю я, жизнь королевы Нины в те дни тоже висела на волоске.