Полукровка, стр. 39
Он вдруг поворачивает в какой-то закоулок и выдает такой мяв, что у меня секунд на десять закладывает уши. Зов-требование первой срочности…
– Вайо? – спрашиваю я.
Мой вопрос остается без ответа. Зачем отвечать, когда сама Вайо выскочила к нам, прильнула к Рану и заплакала.
– Что случилось? Вайо?
– Я боюсь! Что-то страшное надвигается, я чувствую! Ран, я ночь не спала! Мне тяжело дышать!
– Собирайся. Мы выведем тебя из города.
– Зачем?
– Наши вырезали Охмурёжку. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. Пойдешь в лагерь.
– А ты? Ран, а ты?!
– Ты слышала, что я сказал? Собирайся!
Тихо всхлипывая, Вайо нырнула обратно в дом. Ей не понадобилось много времени на сборы. Но за те минуты, что мы ее ждали, на нас опять выбрел проповедник. Он вцепился в Рана и заорал:
– Все мы в воле Повелителей! Слышишь, ты, зверина? Все! Почему ты не выполнил их волю? Почему ты не убиваешь меня? Если ханны убивают людей – ты тоже должен! Пока люди не начнут убивать вас!
Ран молча оттолкнул его. И как раз в этот момент в наш закоулок свернули еще двое. Один – худущий, блеклый до желтизны, бритый наголо. Тусклый весь какой-то, от глаз до свободной безрукавки поверх комбеза (так одеваются ремонтники в доках, вдруг вспоминаю я). И второй – его одежда мне незнакома (или, может, я ее не помню?); но… четкие, выверенные движения, жесткая линия губ… да и вообще… по совокупности примет, пришла мне в голову чужая чья-то фраза… так вот, по совокупности примет он может быть только военным. Причем скорее командиром, чем простым бойцом. В него-то и врезался проповедник.
– Что за развлечения? – рявкнул военный.
Ран не снизошел до ответа. Зато ответил проповедник, будь он неладен!
– Ханны убивали всю ночь, – пропел он, воздев к небу длинный палец. – Но теперь они не хотят убивать. Выходит, наша очередь? А, ханн? Выходит, Повелители уже перетасовали колоду? И пришла пора нам убивать вас?
Вайо выскочила к нам как ошпаренная. Она слышала, поняла я. Еще бы! Вопли этого психа наверняка слышны достаточно далеко, чтобы сюда сбежалась толпа людей. Сбежалась и начала нас убивать!
– Они убивали? – спросил военный. Да, командир, невпопад подумала я, и высокого ранга.
– Сходите на Охмурёжку, – истерически расхохотавшись, предложил проповедник. – Сходите. Полюбуйтесь. Рыжие бестии умеют резать беззащитных!
Следующий миг растягивается почти на вечность. Тощий выхватывает из-под безрукавки пистолет. Ран толкает Вайо вбок и прыгает, на лету выпуская когти. Да, рыжие бестии умеют убивать, отрешенно думаю я. Выстрел уходит в небо: нажимая курок, тощий, по сути, уже мертв. С разорванным животом не очень-то постреляешь. Военный кидается к пистолету, но Ран успевает первым. Крик и выстрел сливаются друг с другом и с собственным эхом. Ран хватает Вайо за руку, вопит:
– Ходу! Бегом!
И время сжимается снова.
– Быстро ты управился, – выдохнула я. И дернула следом со всей мочи.
Нам повезло. Мы выбрались из города живыми и невредимыми. В одном месте навстречу выплеснулась толпа – но после первого же выстрела на поражение замешкалась, и мы проскочили. Мне, правда, пришлось окорябать морду одному чересчур быстрому. Проход «степной ураган» – в полуразвороте на бегу. Не зря училась. Двух пострадавших людям хватило; они послали нам вслед пару проклятий, и только. Хорошо, что у них не оказалось оружия!
В другом месте, почти у последних домов, откуда уже видна степь, в нас швырнули топливную трубу. С крыши. И если бы улица тут не расширялась… Быстрая ханнская реакция выручает, когда есть куда отшатнуться. Здесь – есть. Мы шарахаемся вбок, и Ран хрипит:
– Быстрее!
Куда уж быстрее…
По счастью, бежать остается всего ничего…
Так думала я – и ошибалась. Вылетев из города в степь, Ран и не подумал притормозить. Мы побежали дальше по жухлой траве, еще быстрее, неподвластным ни одной расе, кроме ханнов, кошачьим скоком… воздух сух и холоден, бурая пыль взлетает из-под ног – нет, из-под лап! – и щекочет нос, и неправильное, нелепое ощущение дикости и свободы: чуточку стыдно, чуточку весело, и очень-очень странно. Так, наверное, почувствовал бы себя солидный, взрослый и степенный человек, вздумав влезть на дерево и покачаться на самой верхушке.
– Хорошо! – крикнула вдруг Вайо. – В городе и не замечаешь, что приходит время охоты!
– Ты не заметила? – наигранно изумился Ран. – В городе пришло время охоты на нас! Туда, – он свернул влево, и через пару минут мы съехали на дно небольшого овражка.
– Я ведь не то хотела сказать! – Вайо, кажется, даже обиделась. – Ты вдохни, ведь как дома!
– Вайо, – тихо сказал Ран, – не надо о доме. Я тебя прошу.
– Ты ведь не вернешься в город? – быстро спросила Вайо.
– Я похож на идиота? Мы проводим Альо к людям в поселок. Если ее там примут, я пойду с тобой к нашим.
– А если нет? Альо, а почему это ты идешь к людям?
– Потому что так надо, – оборвал подругу Ран. – Хватит болтать. Я знаю, что делаю. Отдохнули? Вперед.
– Ран, я помню дорогу, – сказала я. – Вам не обязательно идти со мной.
– Я посмотрю, как тебя встретят. Если плохо, пойдем в другое место. Девчонки, мы в боевых условиях. Захлопните пасти.
Ханны быстрее людей. А если разрешат себе опуститься на четыре лапы – намного быстрее. Путь до поселка занял у нас совсем немного времени. Когда из степи выросли холмики домов, мы встряхнулись и поднялись на ноги. Ран построжел, а мы с Вайо опасливо переглянулись. Но в поселке оказалось тихо и спокойно. Навстречу нам попался Саня Хохол, он поздоровался вполне дружелюбно и спросил, в гости я или вернулась.
– Как получится, – ответила я.
– Оставайся, – предложил подошедший следом за Саней Алан. – Зимой скучно. Мы все друг друга как облупленных знаем, так что свежее лицо придется кстати. Здравствуй, Мира Ран Шфархов.
– Здравствуй, Алан. Илья Степаныч где?
– У себя как будто был.
– Девчонки, подождите здесь. Мне поговорить надо.
– Хорошо, Ран, – прошептала Вайо.
Я видела, ей не по себе. Она глядела вслед Рану, ухватившись за мою руку в поисках опоры. Я хотела было успокоить ее, но тут подбежала Яся.
Она обняла меня. Она сказала:
– Альо, я так рада!
И я поняла, что хочу остаться.
9. Драконья чешуйка
Я легла спать.
Ничто не предвещало беды. Я просто легла спать, как привыкла уже, под навесом возле дома Алана, закопавшись в сено. Мы поболтали с Ясей, как всегда по вечерам, и я закрыла глаза, ожидая воспоминаний – после разговоров с Ясей я почти всегда что-нибудь вспоминаю. Пусть какую-нибудь мелочь, ничего не значащую картинку, фразу, обрывок разговора – но вспоминаю.
Ничто не предвещало беды…
Я просыпаюсь от страшного сна, так мне кажется. Меня держат, жесткие чужие ладони вцепились каменной хваткой в плечи, в руки. Кажется, Алан держит и Степаныч. Свет слепит меня, кто-то держит фару против глаз, а за светом кто-то кричит, тонко, пронзительно и страшно.
– Что случилось? – спрашиваю я. Собственный голос кажется чужим, какой-то сиплый, тусклый…
– Что случилось?! – заорал из-за фары Алик. – Смотри, что случилось, подстилка илловская! Любуйся!
Свет метнулся вбок, и оказалось, что стою я в Алановой спальне, и не то страшно, что не помню я, как сюда попала. А страшно – что кричит Яся, сидя на полу и цепляясь за стену белыми пальцами, и белая, из Алановой парадной формы перешитая рубаха висит на ней окровавленными лоскутами, и с каждой секундой все меньше на ней белого и все больше красного. А лица ее мне не видно, потому что смотрит она на Марика, свернувшегося клубочком – колени к животу – на своем матрасике у окна. На темном, промокшем насквозь матрасике.
Насмешливое, сытое, сладостное довольство снизошло на меня – и ушло, оставив понимание. Это сделала я. Я, прах из праха, благословлённая выбором Повелителя, глаза его глаз, когти его воли, я… Зико Альо Мралла, Три Звездочки, свободный капитан! НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ!!! Да, вкрадчиво шепнул голос Повелителя, и я вспомнила, как это было. Нет, не вспомнила, – всплыла картинка, словно увиденная чужими глазами. Картинка, густо приправленная восхитительным букетом человечьих эмоций – боль и отчаянье, ужас и гнев, понимание и протест, и понимание тщеты протеста, и безнадежность утраты… НЕТ!!! Да…