Возвращение к сыну, стр. 12

Он уронил голову на руки. Нора испуганно наблюдала за ним. Для нее было совершенно естественным успокоить любое обиженное существо, которое она встречала на своем пути. Но она знала, что у этого человека раны слишком глубоки, едва ли слова смогут их залечить. Ее переполняло желание обнять Гэвина и согреть его своим теплом. Она поступала так раньше с животными, у которых было что-то не в порядке. Она держала их около себя часами, гладя их, шепча им ласковые слова до тех пор, пока они не засыпали у нее на руках. Она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не поступить так же и с Гэвином.

Он – не животное. Он колючий, сложный человек, который, она знала, оттолкнет ее при первом же признаке жалости.

– Нет, – наконец сказала она, – здесь вы ничего не можете поделать, нужно только ждать и дать Питеру вернуться к вам, когда наступит время. А если вы будете торопить его, вы потеряете сына. Как я уже говорила, нужно время, но... вы ведь не привыкли быть терпеливым?

– Вещи, которые я хотел иметь, никогда не доставались мне терпением. Это не способ достичь чего-либо в жизни.

– Но это единственный способ, пригодный для Питера. Он постоянно за вами следит, ожидая прорыва, – точно так же, как и вы. Помните, как он отреагировал, когда вы сказали о цветах?

– Да. Это вселило в меня надежду. Смех, да и только.

– Совсем нет. Продолжайте надеяться. Но помните, что он всего лишь ребенок и сейчас ему надо с очень многим справиться. Оставьте свое эмоциональное давление на него.

Он рассеянно смотрел на нее.

– Почему вы мне все это говорите? Мы же по разные стороны баррикад.

– Я на стороне Питера. А вы?

– Конечно.

– Тогда мы на одной стороне. – Она забрала у него бутылку. – Не пейте больше эту гадость. Ложитесь спать. Вам нужно выспаться. – Она потрогала его махровый халат. – Какой мокрый...

– Я надел его сразу после душа.

– Чем скорее вы его снимете, тем лучше. – Она посмотрела на него и впервые поняла, что у него под халатом ничего не было. – Наденьте пижаму.

– Вы говорите со мной как няня, – пожаловался он.

– Мне кажется, я и есть няня. За вами нужно присматривать, иначе вы простудитесь после столь долгого пребывания под дождем. Не ложитесь в этом мокром халате.

– Хорошо, – он запахнул полы халата, – я переоденусь, как только вы уйдете.

– Не забудьте. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Когда Нора ушла, Гэвин закрыл глаза, стараясь найти в себе силы встать и переодеться. Перед глазами все плыло, и к тому же болела голова. Руки и ноги стали тяжелыми, как свинец, но он знал, что не имеет права заснуть в мокром халате. Ему слышался ее голос: «Наденьте пижаму». Как она любит вмешиваться!

Но она была также доброй и мягкой, и это его успокоило. Как няня... или как мама. Его мать умерла очень давно, он почти ее не помнил, но был уверен4 что она именно так заботилась о нем.

А предположим, что это всего лишь трюк, чтобы навредить ему? Лучше быть осторожнее. Но все же не хочется думать о ней плохо.

Гэвин открыл глаза и тут же закрыл их. Он только минутку полежит, чтобы собраться с силами, потом встанет и переоденется. Подушка под щекой была божественно гладкой. Только минутку... всего минутку...

Он спал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Гэвин проснулся, потрясенный воспоминаниями прошлой ночи. Бренди одурманило его. Но теперь, к своему ужасу, он ясно вспомнил, как Нора пришла к нему в комнату, держала его за руку, слова ее убаюкали его до такой степени, что он потерял бдительность.

Может быть, она сделала это неумышленно, подумал он, пытаясь быть справедливым. Возможно, он сделал это сам, но результат был тот же. Он позволил ей проникнуть ему в душу, заглянуть под панцирь сдержанности и скрытности, что было его единственной броней. Она обнаружила его слабость. Как бы она ни сострадала ему, все это было лишь на поверхности, в глубине души они все еще оставались противниками. Он попал под ее обаяние, как павший духом мальчишка. Ему стало стыдно.

Откинув одеяло, он сделал открытие, удивившее его еще больше. Он был в пижаме. Перебирая в голове все события прошлой ночи, Гэвин не мог никак вспомнить, что надевал ее. Последнее, что он помнил, – это то, как он лег в постель в сыром халате. Но халат исчез.

В результате поисков Гэвин обнаружил его на вешалке за дверью ванной. Должно быть, Нора вернулась, нашла в шкафу пижаму, сняла с него халат и каким-то образом смогла надеть на него пижаму. А он был до того пьян, что спал все это время и ничего не почувствовал.

Он понимал, что должен быть ей благодарен. Он легко простужался и, если бы проспал всю ночь в мокром халате, ужасно бы разболелся. Но сейчас он думал только о бесстыдстве женщины, посмевшей раздеть его донага в то время, как он ничего не знал об этом. Тот факт, что это была его собственная вина, делал ее поступок еще непростительнее.

Одеваясь, он отметил, что было еще не слишком поздно. Когда он посмотрит ей в глаза, там отразятся все чувства, мысли и воспоминания. Если же всего этого не будет у него во взгляде, этого не будет и у нее. Против него не может быть использовано то, чего он не помнит.

Его огорчило то, что он собирался сделать. Воспоминание женского тепла и доброты было таким очаровательным, что он уже почти поддался ему. А это было как раз то, чего она от него хотела. Он никогда не должен забывать, что такие мысли опасны и он всегда должен быть с ней начеку.

Но всем своим сердцем он хотел, чтобы это было не так.

Нора вернулась в дом после своего утреннего обхода животных. Питер ходил вместе с ней, добросовестно выполняя все свои обязанности. Он уже давно впитал в себя единственное правило поведения, ценившееся в заповеднике: забота о животных – на первом месте. У тебя может быть несчастье, тебе может быть не по себе, но беззащитных существ, которые зависят от тебя, нужно накормить, о них нужно позаботиться. Выполнение этого правила сделало Питера достаточно зрелым для своих десяти лет, и Нора догадывалась, что именно сейчас он черпал в этом силы.

Она могла только догадываться об этом, так как даже с ней Питер был молчалив, хотя иногда крепко и прижимался к ней. За последние несколько дней она слышала от него всего несколько слов.

Это было в часовне, когда он прошептал: «До свидания, папа». И когда Гэвин стремительно прошел мимо них и вышел из часовни, Питер поднял на нее глаза, как бы ища поддержки. Она ненавидела Гэвина в ту минуту, и возненавидела еще больше за то, что он так и не появился в течение всего дня. Придя в его комнату, она все еще его ненавидела. Но там она нашла насквозь промокшего, доведенного до отчаяния мужчину, напившегося, чтобы уменьшить свою боль. То, что он не смог справиться с бедой и напился, говорило о его уязвимости, и она смягчилась.

Она поймала себя на мысли о том, что забывает об их враждебности и стремится успокоить его. Он назвал ее няней, и она согласилась с этим. Позднее она вернулась, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Он спал, лежа поверх одеяла в мокром халате. Она попыталась разбудить его, но он спал очень крепко. И тогда она нашла пижаму и каким-то непонятным образом переодела его. Было трудно справиться со спящим Гэвином, однако Нора справилась, так как была сильной. Он был мускулист, не толст, ее руки ощущали его крепкую и гладкую плоть.

Сейчас к ней вернулось это воспоминание. Она вспомнила его упругую грудь и узкие бедра. Вдруг она почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Это было неожиданное открытие. Она была настолько близка к природе, что физическое смущение было ей почти незнакомо. Ей стало интересно, что с ней происходит. Потом она вспомнила, как он припал к ней, когда она надевала на него пижамную куртку, как его голова лежала у нее на груди и каким сладостным было это ощущение.

Она сварила себе кофе и пила его, сидя в кухне. Звук шагов Гэвина заставил ее вскочить. Когда он вошел, она взглянула на него. Увидев его холодный взгляд, Нора сжалась.