Африка грёз и действительности (Том 3), стр. 11

Большой предупредительный знак на углу Клейм-стрит заставляет нашу машину свернуть на ближайшую улицу:

«Путь закрыт. Ведутся работы!»

Асфальтовое покрытие мостовой вскрыто от одного тротуара до другого, как будто во всю ширину улицы здесь собирались укладывать трубопровод.

— Там добывают золото, — коротко пояснил профессор Дживерс, — да и здесь вы тоже едете по золоту.

Мы охотно остановились бы, чтобы потрогать руками золотую мостовую, но профессор Дживерс добавил:

— Случайно, при смене подземных кабелей, выяснилось, что сюда много лет тому назад свозили отходы золотых рудников. В то время добыча золота из более бедных руд казалась нерентабельной. Этими отходами засыпали улицы, а излишки вывозили в отвалы. Когда стали применяться новейшие способы добычи, то старые отвалы были использованы для извлечения из них золота, а потом хозяева вспомнили и о мостовых Иоганнесбурга. Если даже вся улица будет свезена на аффинажные заводы, а взамен сюда доставят новый материал из отвалов и вновь покроют улицу асфальтом, то и в этом случае они заработают большие деньги…

На 700 метров ниже уровня моря

В Иоганнесбурге находится глубочайший в мире рудник «Тер-Шэфт», уходящий под землю на 3050 метров. Однако самые нижние пласты не разрабатываются. Заброшены и самые глубокие выработки в «Краун-Майн», втором по глубине руднике Ранда. После повторных просьб главное управление рудников — Иоганнесбургская горная палата — выдало нам наконец разрешение спуститься в самый глубокий из эксплуатируемых в настоящее время рудников — «Робинсон-Дип».

— На шахте «Крис» вы опуститесь на глубину 2600 метров, — пояснил нам инженер Лишман под копром возле семи зияющих шахт. — Первое машинное отделение находится здесь, на поверхности, — он указал на здание, расположенное напротив, где по системе блоков на копре разматывались толстые стальные тросы, исчезая в темной пасти шахты. — Второе машинное отделение находится на глубине 1130 метров под землей, а третье — как раз на уровне моря. Две первые шахты — вертикальные, а третья, достигающая глубины 2600 метров, имеет уклон в 32 градуса.

— А какие тросы вы применяете, господин инженер?

— Четырех с половиной, а иногда пяти сантиметров в диаметре, — ответил инженер Лишман и повел нас к группе рабочих, которые отрезали метра три стального троса. — Ежемесячно мы обязаны посылать на испытательную станцию больше десяти футов троса для испытания прочности на растяжение. Независимо от этого мы сами проверяем трос каждую неделю.

— Этак за пару лет у вас от троса немного останется…

— Вот видите, я и забыл сказать вам самое главное. Так долго нам не придется отрезать. Срок службы троса относительно короток, всего около девяти месяцев, так как под действием нагрузки и высоких скоростей спуска и подъема он быстро изнашивается. Допустимая скорость движения под землей — 60 километров в час…

Мы вошли в машинное отделение. На каждом из огромных барабанов было намотано 17 тонн троса толщиной в два пальца. Общий вес подъемной клети составляет почти тонну. При разматывании всего троса, когда клеть спускается на глубину 1130 метров, его собственный вес сказывается уже настолько сильно, что потребовалось оборудовать еще два машинных отделения под землей, чтобы, разделив шахту по глубине на три секции, обеспечить необходимую безопасность движения.

В застекленной будке сидят два машиниста и, на первый взгляд, очень скучают. Весь этот лабиринт контактов, звонков, указателей скорости, электромоторов, тормозов и барабанов действует совершенно автоматически. Другие роботы обеспечивают и контролируют действие главных автоматов, а регистрирующие приборы точно записывают на бумажном ролике каждое движение механизма, положение клети, скорость и время движения. Тысячи людей, работающих под землей, с большей охотой вверяют свою жизнь умным машинам, чем человеку.

Мы вошли в подъемную клеть.

— Зажмите нос, дышите только ртом и глотайте слюну. Я делаю так уже много лет, — посоветовал нам инженер Лишман, между тем как клеть летела в глубину. — Барабанные перепонки так быстрее привыкают к резкой перемене давления. Не забудьте, что 60 километров в час — это не пустяк…

Освещенные маленькие платформы отдельных штреков быстро проносятся мимо нас, и свет через правильные интервалы прорезает тьму шахты. Дважды клеть останавливалась, чтобы высадить горняков у рабочего места, а затем снова проваливалась во тьму.

— Нам нужно поторопиться, — сказал наш провожатый, проходя мимо гудящих машин, когда мы высадились на первой пересадочной станции на глубине 1130 метров под землей. — От третьего машинного отделения к самому глубокому рабочему горизонту клеть спускают очень редко.

Новая серия шахт, другие тросы, и снова полет в глубину. Наш высотомер упал до нуля. Над головой залегало 1890 метров горных пород. Вторая, и последняя, пересадочная станция находится у третьего машинного отделения, расположенного на уровне моря. Нам вспомнились кокосовые пальмы, шум прибоя Индийского океана на Момбасском побережье и арабские парусники, стоящие на якоре в порту.

— Осторожно — рельсы! — прервал Лишман наши воспоминания и осветил рельсы своим рефлектором. На пути стоял ряд маленьких вагонеток с ящиками динамита.

На этот раз шахта оказалась не вертикальной. Здесь была одна клеть, стальной корпус которой наполовину висел на тросе и наполовину лежал на наклонных рельсах. Две стальные полосы терялись в круто уходящем вниз туннеле подземного бремсберга. [12] Одна-единственная длинная клеть со ступенчатым полом, несколько молчаливых черных шахтеров, мы с инженером Лишманом и ящики с динамитом. Черная тьма туннеля поглотила нас. Колеса ритмично постукивали на стыках рельсов, набирая все большую скорость; казалось, будто мы оторвались от троса, связывающего нас с теми, кто остался наверху. 55 километров в час. Желтоватый свет отдельных рабочих горизонтов, через которые мы проносимся, по временам освещает клеть, а потом мы снова погружаемся в темные глубины. Под гулкими сводами горных пород на нас откуда-то вылилась струя воды — и снова ритмичное постукивание колес.

Трос, поддерживавший клеть, подхватило, и секунд через десять мы потихоньку подплыли к огням 59-го горизонта. 8500 футов ниже поверхности земли! Мы находились на максимальной из достигнутых глубин — 2600 метров под поверхностью земли. Нам не хватало лишь 60 метров до вершины пика Сталина в Татрах, только в противоположном направлении. А на высоте 700 метров над нашими головами волновалась поверхность моря…

На самом глубоком в мире рабочем месте

— Ничего, внизу вы еще попотеете, — предупредил нас с улыбкой инженер Лишман, когда мы на поверхности пожаловались ему, что в Южной Африке мы все время зябнем. И вскоре мы с ним согласились. Температура на более глубоких выработках достигала 32 градусов Цельсия. Пройдя через вторую дверь герметически изолированной камеры, мы быстро сняли горняцкие комбинезоны и рубашки. Пот ручьями струился по нашим спинам.

— А теперь представьте себе, — сказал, повернувшись к нам, Лишман, — что еще 16 лет назад здесь работали без установок по охлаждению воздуха. 40–50 шахтеров ежедневно теряли сознание, работая до изнеможения. Приходилось приводить их в чувство уколами лобелина. Но это не было радикальным средством. Через полгода рабочие выходили из строя, и вербовочное бюро не успевало присылать нам пополнение. Теперь все изменилось.

Каждую минуту насосы нагнетают сюда 135 тысяч кубических метров воздуха, охлажденного до четырех градусов Цельсия.

Вдруг окружавшие нас породы загудели, и воздух в штреке содрогнулся от взрыва. Невольно мы втянули головы в плечи. Лишман только улыбнулся.

— Неподалеку взрывают. Ничего, привыкайте!

По главному штреку дошли до забоя. Мы обратили внимание на то, что техника добычи здесь примерно такая же, как и на рудниках, виденных нами в Конго и Северной Родезии. Поразила нас здесь лишь ужасающая стесненность рабочего места. Толщина пласта золотоносной руды не превышает 90 сантиметров при ширине почти 140 метров. Пласт уходит на несколько километров в глубину. Администрация рудника считает нерентабельным выдавать пустую породу на поверхность вместе с рудой. Поэтому рабочие находятся здесь в необычайно тяжелых условиях.