Операция «Феникс», стр. 57

— Я умею держать своё слово, мистер Рудник. Не в моих интересах оставлять вас на милость русской контрразведки.

— То же самое говорил мне и Кларк. А где он и его друзья теперь? Дрожат за свою шкуру.

Рудник налил себе немного водки.

— Послушайте, мистер Обухович, мы наблюдаем за вами давно и потому кое-что о вас знаем.

При этом имени Рудник вздрогнул, словно его неожиданно ударили по лицу.

— Так вот, Павел Обухович, — продолжал англичанин, — хотел бы напомнить вам некоторые, безусловно, неприятные подробности вашей биографии. В годы войны вы служили в полиции в маленьком городке под Могилёвом. Вы были начальником карательного отряда и лично расстреливали арестованных соотечественников, которых вы и ваши гитлеровские хозяева подозревали в связях с партизанами.

Округлившимися от ужаса глазами Рудник смотрел на своего гостя, не в силах выговорить ни слова. Перед ним был посланец прошлого, прошлого, которое он считал умершим, но которое сейчас воскресало вновь.

— Когда русские армии подошли к Могилёву, вы взяли паспорт жены, вытравили из него её имя и отчество, вписали своё и с этим паспортом бежали в Латвию, туда, где вас никто не знал. Наверное, вы неплохо подделали паспорт, поскольку, когда русские освободили Латвию и вы выразили желание вступить добровольцем в Красную Армию, вас взяли, вам даже удалось пройти проверку… Я правильно излагаю существо дела?

Рудник молчал. Он сидел в кресле, опустив голову, и покусывал губы.

— Так вот, — продолжал Джозеф Маккензи, — вместе с Красной Армией вы с боями прошли от Прибалтики до Берлина. Наверное, вы воевали неплохо, поскольку перед самым концом войны русское командование присвоило вам даже офицерское звание. Вы старались изо всех сил, поскольку хотели убедить своих товарищей и командиров в полной лояльности. Но вскоре вам не повезло: в Померании вы попали в плен, и я склонен думать — непреднамеренно. Из фашистского плена вас освободили американцы. И вот тут, когда вы находились в американской зоне оккупации, вам не повезло по-настоящему. Дело в том, мистер Обухович, что к этому времени английской военной разведке попали в руки архивы гестапо. Кларк, он тогда был ещё совсем молодым и подающим надежды контрразведчиком, наткнулся на ваше дело. Ему бросилось в глаза разительное сходство между фотографией в деле и попавшим к нему на допрос русским лейтенантом. Что ни говорите, мистер Обухович, а Роберт Кларк проницательный парень. Он снял ваши отпечатки пальцев и сличил их с теми, что были приложены — к делу. Совпадение, вероятно, было полным, после чего Кларк уже не сомневался, кто перед ним. С этим человеком он мог сделать всё что угодно. Например, выдать русским военным властям. Но Кларк предпочёл его завербовать. Он был предусмотрительным парнем. Он догадывался, что после медовых месяцев союзничества начнётся эра «холодной войны». Он знал, что молоденький русский лейтенант может ему пригодиться. Он подсунул его в только что освобождённый лагерь для военнопленных и дал молодому лейтенанту возможность в числе других истосковавшихся по дому вернуться на родину. Да, кстати, мистер Обухович, как вам удалось пройти вторичную проверку? Неужели вам поверили на слово?

Рудник поднял голову, посмотрел на гостя так, словно увидел его впервые, и хрипло ответил:

— Нет. Просто нашлись свидетели, которые подтвердили, что я попал в плен раненый, находясь в бессознательном состоянии.

— Вот тут вам повезло, как повезло и сейчас. Я могу вам помочь бежать.

— Каким образом?

— У меня есть план, мистер Обухович.

— Да прекратите вы это! — взорвался Рудник — Нет здесь Обуховича! Он умер! Есть Павел Рудник!

— О, простите, мистер Рудник. Так вот у меня есть план. К завтрашнему вечеру вы напишете полный отчёт о том, какие сведения вы передали Кларку. С этим отчётом в десять часов вечера вы должны быть на Минском шоссе, на тридцать седьмом километре. В этом месте к шоссе почти вплотную подходит лес. Я остановлюсь как раз у столба и буду чинить машину. Вы сядете на заднее сиденье, и я отвезу вас на ближайшую крупную станцию — Новый Иерусалим. В двадцать три часа двадцать минут там останавливается поезд на Ригу.

Джозеф Маккензи извлёк из кармана пиджака бумажник. В нём оказался паспорт, билет от Москвы до Риги и тысяча рублей денег в советской валюте купюрами по пятьдесят рублей.

— Это вам, — сказал он, передавая всё это агенту. — Теперь вам придётся забыть, что вы Рудник. Теперь вы Степан Иванович Заболоцкий, инженер из Тобольска. Вы едете в Ригу в служебную командировку на вагоностроительный завод. А это — командировочное удостоверение, — добавил англичанин, подавая листок бумаги со штампом завода, печатью и подписями внизу.

Рудник повертел документы в руках. Паспорт был довольно потрёпанный, с не очень разборчивой фотографией, но именно своей подержанностью он и оставлял ощущение подлинности. Пролистав его, Рудник нашёл и штамп прописки и даже штамп регистрации брака с какой-то Журавлёвой Зинаидой Антоновной.

— В Риге, — продолжал инструктаж Джозеф Маккензи, — вы обратитесь по адресу: улица Гражданская, тридцать два, квартира десять. Спросите Линиса.

— И что буду делать в Риге? — спросил Рудник, с трудом сдерживая радость.

— Дальнейшие указания получите через Линиса. Через несколько дней мы переправим вас в Швецию.

Рудник не верил своим ушам. Неужели он вырвется на свободу? Неужели когда-нибудь он обретёт ощущение безопасности? Он взглянул на гостя, пытаясь в выражении его лица найти подтверждение своим мыслям. Маккензи вежливо улыбался.

— Думаю, что сесть в вагон не в Москве, а с ближайшей станции будет безопаснее.

— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Рудник.

— И не забудьте об отчёте. Ваша отправка за границу зависит от вашей искренности и честности.

— Всё сделаю, — горячо заверил гостя Рудник.

— А теперь мне пора.

Джозеф Уайлд Маккензи поднялся, высокий, прямой и торжественный. Проводив его до дверей, Рудник налил себе ещё водки. А когда вернулся Вадим, постоялец отправил его за коньяком и шампанским. В эту ночь Рудник спал сном праведника.

Глава восемнадцатая

День сюрпризов

Утром Сергей Николаевич Рублёв позвонил в больницу. Дежурный врач ответил, что Матвеева чувствует себя нормально. Можно ли навестить её? Да, но лучше после обеда.

В три часа дня Рублёв был в больнице. Матвеева ждала его на скамейке во дворике. В сером, застиранном халате, с бледным меловым лицом, она казалась постаревшей и подурневшей. Поздоровалась, глядя куда-то в сторону. Возникла неловкая пауза.

— Мне так стыдно, Сергей Николаевич… так стыдно, — пробормотала она, закрывая лицо руками.

— Ну, ну, успокойтесь. Всё в порядке. Да, вот это вам, — он протянул ей букет пионов.

Она пробормотала слова благодарности.

— Что случилось, Лидия Павловна? Что случилось на квартире у Рудника?

Волнуясь, она рассказала ему о ссоре с Рудником, о том, как он, заподозрив её в неискренности, пытался заставить её говорить силой.

— Ну вот этого я от вас не ожидал, — не удержался Рублёв. — Я думал, что у вас достаточно выдержки.

— Он мне причинил столько горя!

— И себе — тоже.

— Сдали нервы, — оправдывалась она, всхлипывая.

Он решил не касаться истории с таблетками. Она и так стыдилась своей слабости и не знала куда деваться. «Бедняга, — подумал Рублёв, — сколько же ей пришлось пережить!»

— Лидия Павловна, — начал Рублёв уже деловым тоном, — мы с вами ещё поговорим, когда вы окончательно поправитесь, а сейчас мне нужна ваша помощь. Рудник исчез. Вы не знаете, где он может скрываться?

Она пожала плечами.

— Конечно, он далеко не уйдёт, — продолжал Сергей Николаевич. — Но нужно срочно его обезвредить. Вспомните его приятелей, знакомых.

Она назвала несколько знакомых, где бывала с Рудником. На Садовой, на Гоголевском бульваре, на улице Обручева. Рублёв тщательно записал адреса и фамилии.