Через Кордильеры, стр. 86

— В Москве наверняка издали современный учебник русского языка для учащихся, говорящих по-испански. Почему вы не напишете, чтобы вам его прислали?

— Легко сказать, — задумчиво улыбнулся доктор Авила. — Написать в Москву! Не забывайте, что вы в Перу. Я, как видите, по происхождению индеец, а это может кончиться плохо. Мне не хотелось бы потерять работу. Понимаете, ведь для меня дело не только в русском языке. Вам же это нетрудно понять. Я хорошо знаю, что за последние десятилетия сделано в России для угнетенных народов. Результаты их усилий, их успехи, в стремлении сохранить малочисленные азиатские нации, их язык и собственную культуру, достижения в ликвидации всеобщей неграмотности — все это достойно удивления. Вы знаете, я орнитолог, в политике не разбираюсь. И не занимаюсь ею. Здесь, в Перу, к тому же и нет возможностей изучать идеологию русских, да я и не очень-то к этому склонен. Но в том, что сделали русские, должен быть какой-то здравый смысл, раз они смогли добиться такого. Вы ведь познакомились со столькими странами в Южной Америке, вы видели наших людей, индейцев. Вы ведь хорошо знаете, как бедно живут наши люди сегодня…

Из машинного отделения, улыбаясь, смотрит на нас молодой индеец в тельняшке. Юнга, здоровый парнишка с живыми глазами. У него на коленях лежит раскрытая толстая книга.

— Можно посмотреть?

— Это так, господин, испанский словарь.

— Но ведь ты говоришь по-испански очень хорошо.

— Говорю, это правда, но я хочу писать. Хорошо писать. Я… я пробую писать стихи. Я ищу в словаре правильные выражения.

— Можешь показать нам какое-нибудь из твоих стихотворений?

— Не сердитесь, у меня с собой ничего нет. Тетрадь моя дома, в Пунтилье. Но я пытаюсь писать обо всем: о родине, о родителях, о… о любви. Последнее стихотворение я посвятил ребятам из нашей деревни. На будущей неделе я получу интересную книгу. Теорию классического стиха…

Киты идут за кормом

Доктор Авила бросил взгляд на спокойную гладь океана. Потом неожиданно обернулся к нам:

— Приготовьте камеры, через четверть часа пройдем мимо острова Бальестас. Эй, капитан, в проливе сбавьте немного ход!

Изборожденные расщелинами отвесные скалы архипелага Бальестас, которые во время нашего отплытия из Пунтильи были скрыты за мысом Пунта Пехерей, появились на горизонте так, словно кто-то вывалил на стеклянную доску пирожки из песка. Через час это уже были не детские пирожки.

За это время они разрослись до гигантских размеров и с каждым мгновением приближались к нам. Черные тучи поднимались над отвесными скалами островов; разбиваясь на отдельные точки, они стремительным дождем падали с неба в воду и снова взмывали в безоблачное небо. От живой тучи то и дело отрывались длинные стаи; они летели волнами, вычерчивая в воздухе бесконечную синусоиду, и тут же рассыпались, едва птицы одна за другой начинали откалываться от эскадрильи. Пикируя на воду, они с лету врезались в нее, и вся поверхность пенилась, как от града.

— Сегодня северо-восточный ветер, он дует от нас в сторону острова, — раздался голос Авилы. — Иначе мы бы давно уже почувствовали близость гуано. Носом! Нам придется обогнуть острова Чинча с другой стороны, с запада. Там уж от этого аромата не избавиться.

— Скажите, доктор, что это такое там, впереди? Вон там, чуточку правее!

— Где? Я ничего не вижу.

— Столбы воды над поверхностью. В последний раз мы видели их у южного побережья Африки, во время охоты на китов.

— Вполне возможно. Для нас это всегда хорошее предзнаменование. Да, вон там, вы правы, это киты. Они идут сюда из полярных областей за анчоусами. Это основная пища всех птиц на наших островах. Вы ведь наверняка знаете анчоусы. Engraulis rigens Jenyns. Их продают в масле, хорошо засоленными, они очень вкусны, и лучше всего они как закуска! Но вернемся к китам! Как только они появляются возле наших островов, можно уже не заботиться о корме. Нам пока неизвестно, чем это вызывается, но течение Гумбольдта не постоянно, и иногда условия в нем меняются настолько, что оно вовсе не приносит нам анчоусов. Для птиц это катастрофа. Вы бы плакали, увидев острова, когда там начинается повальный голод. Все, что не может бежать, умирает…

Постепенно минуем острова Бальестас. В 200–300 метрах от нас проплывают отвесные стены, изъеденные солнцем, ветром и водой. Подойти ближе капитан не рискует. Под самой поверхностью воды скрыты острые утесы, которые у берегов выступают из воды, как острия стамесок, иглы и шипы, вытесанные из камня миллионами ударов морского прибоя. Фантастические скалистые замки с зубчатыми бойницами, причудливые пещеры и тоннели, наполненные вспененной водой, клочок песчаного пляжа с блестящими бурыми валунами.

Вдруг один из этих отполированных валунов шевельнулся. Что такое? Или это обман зрения? Нет, вот зашевелился второй, третий, у них выросли неуклюжие ласты, и вот эти «валуны» уже ковыляют к прибою, пока волна не слизывает их вглубь. Стадо морских львов. Они безмятежно грелись на песчаном берегу защищенного залива, а теперь испуганно удирают от опасности.

Круглая бульдожья голова самца еще раз выныривает за кормою катера, любопытно озирается и исчезает под водой.

Островитяне на охоте

— Доктор, утром вы говорили, что на гуановых островах нет никакой растительности.

— Разумеется! Большое содержание азота и фосфора в гуано сожгло бы самую устойчивую флору. Но и без гуано там все равно бы ничего не росло. Там нет ни щепотки земли. И, кроме того, никогда не бывает дождя. На островах вы не встретите ни травинки.

— Но ведь вон же явные заросли кустарника. Похоже на густую карликовую растительность, взгляните-ка-!

— Что вы, возьмите-ка лучше бинокль! Или потерпите, пока подойдем поближе. Это птичьи гнездовья. Сейчас, правда, они не покрывают острова сплошь. Светлые пятна — участки, на которых сбор гуано был недавно закончен. Во время же гнездования весь остров сплошь покрыт птичьими телами.

Мы навели бинокль, и от волнения у нас захватило дух. Линзы как бы раздробили темные участки и придали им движение, открыв нам живую, кишащую массу птичьих тел. Каждую секунду над темной поверхностью взметались сотни крыльев, птицы отрывались от своих гнезд и улетали за пищей, а сотни других приземлялись с добычей.

— Вы хорошо сделали, что взяли с собой кинокамеры, — похвалил нас доктор Авила. — Понимаете, сто птиц вместе человек может себе представить. Тысячу, пожалуй, тоже… Но если вы станете кому-нибудь рассказывать о миллионе птиц, вам не поверят. А на этих островах их живет во много раз больше, — вот теперь даже вы не верите мне, я угадал? Кинокамера — свидетель, которому люди поверят, когда вы им будете рассказывать о гуановых островах…

Перед носом «Элио Адриано» увеличивались в размерах острова Чинча, отделенные друг от друга проливами. Каменные замки островов Бальестас уже давно скрылись из виду в конце пенистой дорожки, протянувшейся за кормой катера, и небо вокруг вновь закрылось живыми тучами..

— Обратите внимание на отдельные виды птиц, — в докторе Авиле вновь проснулся орнитолог. — Здесь три главных производителя: бакланы, пикеро и пеликаны. Вот это как раз пеликаны, Pelecanus oсcidentalis thagus. Они входят в ту же группу Ciconiiformes, что и ваш центральноевропейский аист, только в особую подгруппу. Мы называем их «гребцами» — Steganopodes. Они крупнее всех на этих островах. Посмотрите-ка, сколь неуклюжи они, даже на охоте.