Через Кордильеры, стр. 59

Всего три часа прошло с той минуты, как у нас из виду исчезли последние предместья Куско. И вот мы стоим в напряженном ожидании на дне пропасти. Шум порогов священной реки наполняет ущелье тысячекратным эхом, смешивается среди скал в таинственный гул, исходящий отовсюду и в то же время ниоткуда, рождающийся и тут же от дуновения ветерка исчезающий в лоне тропической растительности.

Автокарриль прорычал, направляясь вверх по течению реки на плато. Дальше, как бы оседлав колею, в ущелье ведут следы автомобилей, приговоренных к узкой ленточке старой дороги, куда здесь, на последней станции, их выпускают из железнодорожных вагонов.

Долина вклинена между стометровыми стенами гор. Взгляд хочет вырваться из этого скалистого заточения, хочется посмотреть вдаль, но… смотреть некуда, кроме как наверх. Почти отвесные склоны гор, поросшие сплетением деревьев и дикого кустарника, а над ними голые стены скал до самых облаков.

— Где же Мачу-Пикчу? — срывается нетерпеливый вопрос.

Каменистый склон за поворотом ущелья под станцией выглядит так, словно тысячи кротов покрыли его холмиками и прорыли тропинки, которые бесчисленными зигзагами поднимаются вверх, в неизвестность. Одним взглядом охватываешь сразу 8 километров дороги, свитой в головокружительные серпентины на 500 метрах высоты между дном ущелья и куполом облаков.

— Еще полгода назад вам пришлось бы сесть на мулов или на ослов. Или же отдать богу душу, не успев взобраться на гору. Вершина Мачу-Пикчу находится чуть выше этих вот облаков, — успокоил нас проводник. — Дорога для одностороннего движения автомобилей строилась несколько лет. Неясно было, как ее прокладывать. Но все равно надо же было как-то выходить из положения. Повороты на ней настолько крутые, что без осаживания назад на них не может повернуть даже легковой автомобиль.

Часом позже, когда ветер приподнял покрывало облаков, мы вышли из машины на вершине. Первое потрясшее нас впечатление, вызванное фантастической картиной мертвого города, нарушил натренированный голос проводника, который с заранее оплаченной уверенностью сыпал на испано-английской смеси слов нетвердые догадки археологов.

— Квартал террас, предместье аристократических дворцов, вон там наверху, вправо, предместье простолюдинов. А еще выше видны жилища княжеских дочерей. Храм алтарей, храм трех окон, храм солнечных часов, военный плац, мельницы, а там, у вершины, бывшая казарма…

Мы вздохнули с облегчением, когда нам удалось отстать от группы туристов. С удовлетворением провожаем ее взглядом с вершины Мачу-Пикчу, наблюдая, как вместе с проводником туристы торопятся, чтобы не опоздать перекусить в ресторане.

Глубоко внизу шумит священная река Урубамба, которая с высоты птичьего полета превратилась в узенькую ленту, протянутую сквозь серые горы и зелень леса. Сильный ветер швыряет груды облаков на острия утесов и рвет их гребнями каменных обломков. Со дна долины к самой вершине горного массива поднимается гигантская лестница террас. Четырехметровые стены, словно горизонтали карт, вьются по конусообразному склону горы. На каждой ступени расположена двухметровая полоска пахотной земли, над которой поднимается следующая стена. Это подступы к таинственному городу.

Мы еще раз, уже одни, переходим от дома к дому, от храма к храму, все выше поднимаемся по головокружительным лестницам, по длинным каменным брусьям, всаженным в стену вместо ступеней. В Мачу-Пикчу нет улиц. Здесь есть только три с половиной тысячи лестниц, по которым туристов не водят.

Каждый шаг, каждый вновь открывшийся вид наполняет нас восхищением. Полуденное солнце все выше поднимает завесу облаков и снимает вуаль с лабиринта горных вершин, пока само не упирается своими лучами в вершину огромного конуса прямо напротив Мачу-Пикчу, Восхищенный взор летит вверх, пока не достигнет освещенного пика Уай-на-Пикчу. Его отвесные стены поднимаются на высоту 700 метров над уровнем Урубамбы. А там наверху проглянули сквозь тучи каменные стены крепости, к которым наши современники нашли дорогу лишь в 1946 году.

На пике Уайна-Пикчу солдаты инков охраняли вход в священную долину Урубамбы, к местам, по сей день еще окутанным покровом таинственности.

Потрясающая панорама городов и крепостей над долиной Урубамбы не вяжется с мыслью о том, что это создали человеческие руки. В ту минуту нам казалось, что мы стоим на скалистом гребне горного храма, в котором духи гор заколдовали город.

Нет, чудес не бывает даже в таинственных долинах Анд. И хотя разум противится, он все же должен подчиниться реальной действительности. Эти гнезда кондоров построили живые люди; искусством, смекалкой и остроумной филигранной работой они одержали победу над пропастями гор. Они сумели превратить враждебные им утесы, пропасти и леса Кордильер в союзников, которые оберегали их творения от агрессоров еще долгие столетия после того, как последний из живых защитников храмов и крепостей отошел к праотцам. Эти союзники бессмертны, как сама природа. Цепенеешь при мысли о том, что и сегодня человек, пораженный творением инков, как слепец, ощупью бредет по обочине дороги.

Быть может, он когда-нибудь прозреет, быть может, придет к концу неведомого пути, где под сенью гор и лесов почили, а быть может, еще живут последние из инков.

ЧЕРЕЗ СЕМЬ ГОР, ЧЕРЕЗ СЕМЬ РЕК

И вот последнее совещание над картами, последние расчеты, оценка обстановки.

Все выглядело так же, как и в тот раз, когда мы готовились ко вторжению в Нубийскую пустыню. Только в Куско речь шла не о пустыне и не о компасе.

Речь шла о самом трудном участке путешествия по Кордильерам, о 1 200 километрах пути через высочайшие хребты, отделяющие Перу от берегов Тихого океана.

На столе лежала автомобильная карта республики Перу — лист печатной бумаги, наглядно представляющий территорию, которая в десять раз больше Чехословакии.

— Эх, если бы удалось достать хоть генеральную карту, раз уж специальной нет. Приблизительный подсчет километров в этом случае нам не очень-то поможет…

Коричневая краска отдельных гор, разрезанная красной нитью единственного внутриконтинентального шоссе на две неравные части, отчетливо проступала на бумаге. Кружки более или менее крупных селений лишь изредка прерывали линию дороги, а в стороне от нее, на всей территории гор, они были рассеяны еще реже. В направлении бразильской границы коричневый цвет быстро убывал, смешивался с густой сетью голубых ниток, собирающих воду в несколько могучих синих жгутов, притоков верхнего Мараньона.

— Я нанес на карту линию водораздела между Атлантикой и Тихим океаном, но это ничего не дает. Неподалеку от Уанкавелики водораздел проходит в ста двадцати километрах от Тихого океана. Судя по горизонталям, мы все время будем наталкиваться на поперечные хребты, которые пересекают линию водораздела на всем протяжении пути. Чего бы я только не отдал за то, чтобы иметь под рукой высотную диаграмму всей дороги до Лимы…

— А если взять схематические карты перуанского автоклуба?

— На них, правда, указаны километры, но высоты обозначены только в самых высших точках. Сведений об уровне долинных переходов через реки нет. Жаль, что от озера Титикака мы не свернули прямо к океану по шоссе, которое нанесли на карту аргентинцы.

Но после драки кулаками не машут. Возвращение из Куско через Арекипу вниз к Тихому океану и затем путь по побережью до Лимы не давал большого выигрыша в разницах высот, не говоря уже о километрах. Один подъем дважды или же два подъема порознь — это уже ничего не меняло.

— Ну, итак, завтра начинаем путь, как в сказке: через семь гор, через семь рек. Только без семимильных сапог…

Колокольни Куско давно уже дружно пробили полночь, когда мы закончили упаковку вещей, обе лампочки на ночных столиках погасли. В ту минуту мы и не предполагали, что сказочные семь гор и семь рек — это вовсе не так уж далеко от действительности. Они предстали перед нами на листе миллиметровки только в Лиме, когда сотни отметок высоты, измеренной в предшествующие дни, превратились в кривую диаграммы. Она скорее напоминала сейсмограмму при землетрясении, чем характеристику высот автомобильной дороги.