Африка грёз и действительности (Том 2), стр. 83
Часто песчаная дорога уводила нас далеко от главной трассы будущей автострады, в других местах две ее колеи терялись на двадцатиметровой ширине обозначенной колышками зоны автострады.
Мы проезжали этой дорогой после короткого периода дождей, когда уже казалось, что она совершенно просохла. К счастью, мы видели только последствия дождей и нам не пришлось снова пережить дни отчаянной борьбы с глубокой грязью, как в Кении. Перед Брокен-Хилл мы видели на дороге высохшие колеи, глубина которых в период дождей была доведена проезжавшими машинами до нескольких дециметров.
Между Пембой и Чомой мы остановились возле грузовой машины, у которой оси и весь низ были буквально залеплены грязью. Дорога вокруг была суха, однако весь экипаж машины был по уши в грязи.
— Вы в чем-нибудь нуждаетесь? — предложили мы свою помощь, остановившись возле грузовика по неписаному закону, распространяющемуся на всех автомобилистов, проезжающих по заброшенным дорогам Африки.
— Спасибо, теперь уж нам ничего не нужно, — поблагодарил водитель, вытирая тряпкой испачканные руки; по лицу его еще стекали ручейки пота. — Мы уже выбрались…
На обочине дороги виднелись полуметровые выбоины и след, оставшийся после вытаскивания машины. Вода просачивалась в эти рытвины и деликатно скрывала следы тяжкого многочасового труда.
— Как вы туда попали? Ведь дорога сухая.
— Дорога-то сухая, но не по обочинам. Я сворачивал в сторону и только чуть съехал на край, как увяз там по самые оси. Это было в 2 часа ночи, а теперь уже 5 часов дня, — сказал водитель, посмотрев на наручные часы Мирека. — Через несколько миль вы обгоните гусеничный трактор, который вытащил меня из этой жижи. Он приехал сюда из самого Ливингстона. Иначе мне пришлось бы ожидать целую неделю, пока все кругом высохнет, а потом откапывать машину…
Одну из особенностей родезийских шоссе представляют узкие мосты. Это, может быть, пережиток тех времен, когда движение было очень слабым. И вот здесь можно увидеть совершенно новые мосты, которые вдвое уже, чем шоссе. Возможно, что известную роль играют соображения экономии, так как из одного и того же количества материала можно построить два узких моста вместо одного широкого. Недостаток этот, однако, компенсируется образцовыми дорожными знаками, которые всегда установлены метров за 200 до моста.
«Slow, give way to approaching traffic!» — «Замедлите ход, пропустите транспорт, идущий во встречном направлении!»
А на противоположном конце моста вы прочтете на табличке, расположенной на таком же расстоянии от моста: «You have the right of the way» — «Вас должны пропустить вперед».
Никогда нам не приходилось останавливаться и ждать, пока проедет встречная машина, если мы имели право проехать первыми. Встречный водитель остановится и будет ждать даже в том случае, если он успел бы проехать два раза, пока мы приблизимся.
Отступление перед муравьями
Может быть, самым прекрасным из всего пережитого в Африке были ночи, проведенные под открытым небом, хоть и протекали они зачастую в условиях «ограниченной ответственности». Ни в одном отеле так легко не дышится, как на вольном воздухе, когда можно любоваться звездами и предаваться воспоминаниям. Можно лечь на песок в пустыне, включить приемник и вообразить, что ряды звезд — это гирлянды огней отдаленных городов; или заснуть под эвкалиптами с мыслями о завтрашнем дне; или из спального мешка любоваться беззвездной ночью и затаить дыхание, когда восходящий месяц зажжет горизонт, как отблеском горящей степи, и расколет темную поверхность одного из озер Центральной Африки…
К тому же гостиница «Под ночным небосводом» отличается неоценимым преимуществом даже в тех случаях, когда находится на жестком шоссе: она бесплатна. А к мелким камешкам под спиной со временем привыкаешь.
— До Брокен-Хилла вы нигде не найдете ночлега. Однако под открытым небом спать не располагайтесь — тут в окрестностях много львов, — предупредил нас в Ндоле местный журналист, наскоро заканчивая интервью для своего журнала.
Его дружеский совет еще звучал у нас в ушах, когда первые черные силуэты акаций стали четко вырисовываться на фоне красного диска восходящего месяца. Через час вся местность вокруг была залита ясным светом серебристых лучей. Когда дорога свернула на восток, блеск луны настолько слепил глаза, что мы перестали замечать опасные неровности дороги.
Мирек по временам засыпает рядом с Иржи, который лишь величайшим напряжением воли ведет машину по неровной дороге. За нами целый день тяжелого труда и пути, ночной осмотр металлургического завода, дневной осмотр рудников, а остальная часть дня — в дороге. Мы спешим, чтобы успеть переехать через реку Кафуэ, пока не затопило переправу. Водители, прибывающие с юга, привезли с собой панические вести: газеты ежедневно сообщают о повышении уровня воды в Замбези и в верхнем течении Кафуэ.
Веки горят, глаза болят, мотор усыпляет своей монотонной песней. Руки и ноги, действующие координированно в силу привычки, автоматически ведут машину лишь по зрительному восприятию, но мозг неудержимо погружается в дремоту. Спидометр, минуты, километры, месяц, акации, конверторы, месяц, медь, месяц, медь, месяц…
Занавес век опустился, прикрыв светящиеся конусы от фар, нога автоматически нажала на педаль тормоза. Мотор уснул. Мягкое тремоло цикад клонит ко сну. Месяц, медь, цикады, месяц…
Холодный ветерок проник через открытый верх машины.
— Так дальше ехать нельзя, мы все равно не доедем до Брокен-Хилла. Москиты помешали нам поужинать консервами. Быстро раскладываем спальные мешки у края дороги перед «татрой», натягиваем противомоскитную сетку на флагштоки машины и подвертываем ее под края спальных мешков, делаем по глотку воды из фляжек.
— Баночку абрикосов не доешь?
— Нет, можешь спрятать ее куда-нибудь под машину, утром мы ее докончим…
Мы лежим под противомоскитной сеткой. Минуты молчания. В широко раскрытые глаза льется лунный свет. Очарование африканской ночи побеждает сон. Еще минутку, одну хоть минутку, окинуть взглядом серебристую ленту шоссе, затеряться на ней, как песчинка, слиться с душой этого необъятного континента, дышать его дыханием…
Медленные, спокойные шаги удаляются от машины, серебристый капот которой ласкает отблеск легких облачков. Буш вокруг нас зазвучал тысячами голосов.
Через полчаса к этим звукам присоединяется глубокое дыхание двух утомленных путников…
Незадолго до полуночи нас разбудили тяжелые капли дождя. Край свинцовой тучи проносился над нашими головами.
Это не страшно, это пройдет. Вот там небо уже чистое. Не станем же мы вытаскивать все пожитки из машины…
Мы поглубже забрались в спальные мешки и через минуту опять уснули.
Около 3 часов ночи Мирек проснулся. Под противомоскитной сеткой раздавался треск и шорох, какие-то подозрительные звуки. Рука быстро тянется за пистолетом, лежащим под изголовьем. Предохранитель спущен…
— Юрка, вставай быстрей! Треск и шорох не прекращаются.
— Что такое? Что случилось?
— Не знаю, что-то по мне ползет.
— И по мне тоже. И кусается. Дай света! Есть у тебя фонарь?
По провисшему пологу сетки бегают тысячи крупных черных муравьев. Тревога. Мы вмиг вскочили на ноги.
— Эта гадость заползает повсюду. Быстро отгони машину на несколько метров, а то они заберутся внутрь…
Только теперь мы обнаружили причину ночного визита муравьев. Вокруг недоеденной банки с консервами копошились тысячи насекомых, привлеченных сахаром.
— Видишь, вот что у нас вместо завтрака…
Почти до 5 часов утра мы при свете фар вытряхивали муравьев из спальных мешков, противомоскитной сетки, коротких брюк, одеял и прочих предметов. А дальше что? Снова укладываться спать было уже поздно. Мы немного отдохнули, авось до вечера доедем. Только вот еще чулки и обувь.