Гроза тиранов, стр. 14
Старик и дольше бы потчевал его рассказами о местных авторитетах и байками о делах давно минувших, но в поле зрения неожиданно появились новые персонажи.
С нижнего конца села к ним шел высокий даже по меркам горцев, немолодой, сухощавый мужчина. Пышные усы не вязались с изрытым оспинами лицом аскета. Одетый в темную горскую куртку, темно-синие шаровары и легкие полусапожки, он бы не выделялся среди оставшихся на излечении в деревне гайдуков, если бы не пара отличительных черт: шелковая красная перевязь на кожаном поясе и ярко начищенная серебряная бляха на шляпе. По пятам за необычным гостем следовала четверка небритых горцев с ружьями за плечами и короткими саблями у пояса.
– Ой-ё! – дедок поперхнулся дымом из раскуренной трубки.
Дело шло к вечеру, и они с Алексом вылезли на августовское солнышко погреться перед прохладной ночью в горах.
– Что такое? – шепотом поинтересовался у пожилого сиделки Потемкин.
Старичок явно был не в себе от увиденного.
– Плохо дело…
– Почему?
Дедок выбивал только закуренную трубку. Видно было, что руки его дрожат.
– Это знаешь, кто к нам пожаловал? Это ж кабадах… Глаза и уши владыки, его карающая длань…
Спецслужба! Да уж, даже в таком крошечном государстве без них никуда. Алекс горько усмехнулся.
– Ко мне, что ль?
Дедок прищурился.
– Сиди тихо. Может, пронесет.
Не пронесло. Человек направился прямо к ним. Четверо охранников держались рядом, воинственно щурясь на каждого жителя селения, выползавшего поглазеть на залетных гостей.
– Кто вы? – кабадах не счел нужным представляться или что-то объяснять.
Потемкин с трудом поднялся на ноги. Разговор с представителем власти сидя мог быть расценен как вызов или неуважение.
– Петр Джанкович.
Кабадах удивился:
– Ты родственник арамбаши? Сын?
– Нет. Брат.
Следующее требование только казалось нелогичным.
– Перекрестись!
Алексей медленно, с достоинством перекрестился.
Видимо, что-то не понравилось пришельцу. Глаза его недобро сощурились, фигура напряглась.
– Нынче у нас неспокойно. Много шпионов, лазутчиков, татей разных. На тебя несколько человек указало, что ты в зиндане сидел в Херцег-Нови? – и прибавил, растягивая слова. – И живым вышел…
От прилившей к лицу крови Потемкина зашатало. Чтобы удержаться, он оперся на плечо старика, все также деловито забивающего трубку свежим самосадом.
– У меня это сидение по всему телу расписано… – сквозь зубы выдохнул юноша. – Показать?
Представитель тайной полиции отрицательно покачал головой.
– Не надо… Здесь это ни к чему… – он положил руку на шелковую повязку на поясе. – Собирайся. Поедешь с нами на дознание в Цетин.
Рядом поднялся с лавки Мирко. В руки старика как чертик из табакерки прыгнули два долгоносых пистолета. Видимо, он прятал их под плащом.
В селе оставались на излечении пятеро или шестеро гайдуков. Трое из них, хромая, уже спешили к дому арамбаши. В соседней мазанке открылась дверь. В проеме, опираясь на костыль, привалился к косяку сосед Ненад. Длинная старинная аркебуза в его руках дымила фитилем. Из-за плетня показались вихрастые головы его сыновей. Судя по звукам, они взводили бойки кремневых ружей.
Четверка охранников тут же скинула расслабленный вид. Кто метнулся к плетню, кто присел, выцеливая подходивших защитников. Один прикрыл спину командира.
Только сам кабадах делал вид, что ничего не происходит.
– Именем владыки… – громко добавил он.
Тут же опустились стволы в руках Мирко и Ненада. Подошедшие гайдуки, чертыхаясь сквозь зубы, тоже попрятали оружие. Оказывается, в этих местах утихомирить народ можно было только словом… Если знать нужное.
Потемкин процедил сквозь зубы.
– Я не дойду…
Он стукнул клюкой о землю.
Кабадах склонил голову:
– Это поправимо… В селении есть мул?
Мул был…
7
Поездку Алексей перенес на удивление хорошо.
На то, чтобы добраться до Цетина, им понадобилось всего одни сутки. Выехали из Грабичей утром, еще затемно, днем сделали привал в Негушах, вечером уже вошли в столицу. Кабадах и его охранники в этом пешем переходе, казалось, даже не сбили дыхание. Потемкин всю дорогу мерно покачивался в седле мула, глазел на окрестности и старался выработать тактику поведения при допросах. То, что его везут именно на дознание, кабадах не скрывал.
Цетин не поражал воображение. Все те же сложенные из камней и обмазанные глиной дома, низкие крыши, плетни из лозы, такие же забитые сточные канавы, что и в селах, которые они проезжали по дороге. Разве что в середине городка стояла не маленькая часовенка, а вполне приличная церковь. Напротив высилась твердыня цетинского монастыря. Несколько двухэтажных лабазов немногочисленных купцов, да усадьба владыки с толстыми воротами и высокими стенами – вот и все достопримечательности. Да еще в отличие от сел вокруг города шел земляной вал с невысокой крепостной стеной и несколькими башенками.
– Меня отведут к владыке? – задал вертевшийся на языке вопрос Алексей.
Представитель власти удивленно посмотрел на конвоируемого.
– Почему ж не сразу к Господу Богу? – в его тоне послышался сарказм.
Потемкин замолчал.
Он миновали монастырь, церковь и свернули к неприметному зданию, приткнувшемуся у северной стены усадьбы князя.
Алексу очень не понравилось, что его сразу повели в подвал. Охранники остались снаружи. Внутрь двинулись только они вдвоем с представителем тайной полиции.
Их ждали.
Невысокий полноватый серб в нетипичном для этого места чиновничьем европейском сюртуке вел неспешную беседу с пожилым монахом аскетичного вида.
– Привел?
Кабадах поклонился.
Потемкин без приглашения плюхнулся на свободный табурет. Сил не оставалось.
Монах присел за стол. Чиновник жестом отпустил запыленного конвоира и тоже уселся.
– Ну?
Алекс удивленно уставился на следователя.
Тот замолчал. Пауза затянулась.
Глаза следователя начали медленно складываться в узенькие щелочки.
– Молчим?
Потемкин не выдержал:
– Вы, может быть, представитесь? И спросите по-человечески, без мхатовских пауз и загадочных поз?
Серб слегка смутился такой отповедью, но предложение принял:
– Я – Младен. Младен Жеврич.
Видимо, это имя было известно в народе. По крайней мере, назвавшийся серб рассчитывал, что произведет впечатление.
– Петр Николаевич Джанкович.
Жеврич подвинул свой табурет поближе к Алексу.
– Джанкович… Брат Карабариса… Что же ты, Петр, делал на побережье?
Ответ был очевиден:
– К брату ехал.
Серб ухмыльнулся. Монах неторопливо конспектировал услышанное, поскрипывая обрезком пера.
– Тургер твоего брата не любит. Это – да… Но не настолько, чтобы устраивать охоту по всей бухте.
Жеврич склонился к лицу парня. Пронзительные карие глаза впились с лицо.
– Что ты сделал такого, что турки за тебя полтысячи пиастров обещают? Тургер просит Салы-ага о тысяче солдат для того, чтобы взять тебя. И, скорее всего, он их получит. Вот, что интересно. Так объясни же…
Его прервали. Дверь распахнулась от удара ноги. В комнату ввалился низенький лысоватый крепыш, одетый в типичную для небогатого крестьянина одежду. Картину дополнял линялый пыльный плащ, кнут за поясом и потертый посох в правой руке.
– Заканчивай ломать комедию, Младен. Это – он!
Крепыш жестом приказал монаху покинуть помещение. Священнослужитель послушно сложил перо и вышел. Незнакомец тут же подлетел к слегка ошарашенному Потемкину и рявкнул ему в лицо:
– Как это понимать, сударь?
– Простите?
В глазах вошедшего мелькнуло раздражение, но он сдержался.
– Спрашиваю, как понимать мне ваше поведение, сударь? Исчезли на месяц, документы, багаж, люди – все дьявол знает где! Вас уже списать собрались. Федор Васильевич письмо к матери составлять начал, а вы живой и целый у брата гостите? Если к туркам попали, то какого дьявола никого не послали к Младену, когда освободились? Или забыли своего связного?