Микрорассказы Интерпрессконов 1997-2000, стр. 9

Сергей Стрелецкий ПЕСОК И КАМЕНЬ

Обычная история

Солдаты!.. Я хочу, что вы послушали, что я сейчас буду вам говорить. Послушали и поняли. Прах! Вы знаете, что я не мастер болтать, и я это знаю, поэтому стойте тихо и не вздумайте трепаться в строю. Ясно? Вольно. Парни! Я провел вас через многие передряги, и вы всегда знали, что можно ждать от старого пердуна. Ничего хорошего, правда? И я, как и вы, знал те, кто отдают приказы мне, тоже не желают старому пердуну ничего хорошего. Поэтому когда они меня на этот раз вызвали, я заранее сообразил, что радости от нового задания ни мне, ни вам не будет. В общем, так и получилось. "Бери своих ребят," — сказали они, — "иди и построй город". Клянусь, я ушам своим не поверил. Всю жизнь мы с вами разрушали города, и кто угодно на небе, на земле и под землей подтвердит, что мы научились делать это на славу. Но они отдали приказ, ребята, это был приказ, а приказы не обсуждают, верно? Они отдали приказ, посадили в мой обоз десять болванов, которые не умеют ходить в строю, но знают, как строить города, и отправили старого пердуна и вас вместе с ним сюда, на край света. Мы шли сюда долго, и у меня было время подумать обо всем этом. Я сейчас скажу, что я надумал, и вы можете смеяться надо мной, можете говорить, что старый пердун окончательно спятил, но я все равно скажу. А там хоть в отставку. Солдаты! Многие города мы с вами превратили в песок и камень. И по дороге я видел до хренища песка и камней, и вы их тоже видели, правда? Каждый день вы жрали этот песок на обед и ужин, и грели задницы на раскаленных камнях. И я подумал — вдруг все это, весь этот песок, все эти камни — все это когда-то было городами? Сначала их кто-то строил, потом кто-то в них жил, а потом они стали песком и камнем. Может, была война, или просто пришло их время. Оно превращает города в песок и камень не хуже, чем война, верно? Хотя, откуда вам, ублюдкам, это знать… Но уж поверьте старому пердуну, так оно и есть. До сих пор мы были на стороне времени, помогали ему делать из городов щебенку. На этот раз будет по-другому. Мы теперь против времени. Оно будет разрушать — а мы будем строить, и строить быстрее, чем оно сможет все это разрушить. Мы должны взять песок и камень и снова превратить их в город, большущий город, богатый и сильный, город, на который ни одна сволочь не посмеет напасть. Мы будем грызть этот камень и жрать этот песок до тех пор, пока там, где мы стоим, не вырастут большие прочные дома. Мы пророем каналы, выдолбим колодцы, мы посадим здесь деревья, и тогда ни одна тварь не откажется поселиться в городе, который мы построим. Прах, да я сам уже хочу в нем жить! Эти умники, которые знают, как строить города, могут долго трындеть, где тут будет улица, а где площадь, и как все это будет круто, а я вам скажу просто — мы построим такой город, что всем говнюкам тошно станет! Теперь вот что. Вы все слышали, что было вчера вечером. Я не знаю, откуда взялся этот псих и кто его к нам заслал. Он говорил — дескать, все, что вы сотворите, обернется напрасной тратой времени и сил. Он говорил — храм превратится в руины, а камни превратятся в прах. Знаете, почему я приказал убить его? Потому что он говорил правду. И подох он для того, чтобы вы крепче запомнили его слова. Он подох, и все мы подохнем! Зарубите себе на носу, ежели кто этого до сих пор не знал. Но до тех пор мы успеем перерезать еще по дюжине глоток нашим врагам, отыметь по дюжине баб и построить хотя бы по одному дому, понятно? Я посчитал — чтобы выполнить приказ, каждый, включая меня и повара, должен будет построить по одному дому. Нехилая работка. Но каждый из вас за свою жизнь развалил столько домов, что это будет только справедливо. И можете изойти на говно, думая, что все это нафиг никому не нужно, что через тысячу лет здесь снова будут только песок и камень. Мне плевать. Мне нужен этот город, и вы мне его построите. А чтобы вам лучше работалось, я вот что скажу. Города еще нет, но имя ему уже придумали. В приказе, который мне прочитали, оно было, и старый пердун, назло всем, его не забыл. Я сейчас скажу это имя, и я знаю, что благодаря вам, уродам, это имя скоро перестанет быть пустым звуком… Этот город будет называться… Эй, там! Я хочу, чтобы вы заткнулись и даже пердеть перестали, ясно?.. Вот так. Этот город, который вы построите, будет называться Карфаген. Запомнили, ублюдки? А теперь разбирайте лопаты — для начала вы должны сгрести весь этот песок отсюда нахер!

Виктор Туваев ЗОЛОТО

— Золото, настоящее золото! — Гаррисон стоял возле небольшой расщелины в скале, из которой вытекал поток расплавленного золота. — Откуда оно, да еще жидкое?! — Стенли наклонился к струе. — Какая тебе разница? — Гаррисон вернулся к вездеходу и сел в кабину. Главное, это золото! Тонны золота! Машина подъехала к потоку, опустила в него термоустойчивый контейнер, который почти моментально наполнился до краев. — Подгони второй вездеход! — Гаррисон, ловко орудуя рычагами, опустил резервуар с застывающим золотом в кузов. Стенли рысцой побежал к темнеющей невдалеке ракете. За время его отсутствия были наполнены еще восемь баков. Когда прибыл Стенли, Гаррисон, развернув машину и вернувшись к космолету, выгрузил из контейнеров уже застывшие слитки. Через три часа работы свободная часть склада была заполнена. Но Стенли и Гаррисон не успокоились: стали занимать места, откуда были выкинуты разные вещи. Каждый день уничтожалась примерно тонна разнообразных предметов. Еще через пять дней заррезанным на мелкие кубики золотом стали заполнять коридары и каюты. Лишь когда ходить можно было только согнувшись, так уменьшилась высота помещений, космолет стартовал и взял курс к ближайшей планете. Поэтому люди не видели, что золотой поток сначала обмелел, а потом и вовсе исчез. В подземных мастерских Иллара завершился очередной сброс шлака.

Константин Федоров СПАНИЕЛЬ

Костя гулял со своим щенком, спаниелем мраморного окраса. Мальчик уже хотел домой, а его собака — гулять. Костя сказал упирающемуся щенку: — Видишь, тетя с сумкой пошла — значит надо домой идти. Спаниель поднял грустные глаза и спросил: — А если б она была без сумки? — Без сумки? — тогда тем более — домой. Что?.. Это ты сказал? Собака молчала. Говорят, Костя до сих пор пытается заговорить с ней.

Игорь Халымбаджа ОПЕРАЦИЯ «ЯНУС»

— Сидорук! Сюда! Ромыч осторожно выглянул из лаборатории, испуганно моргая. — Тут я… — У нас СПЕЦЗАКАЗ! От органов. Я и название уже придумал: "Операция «Янус». Полдела, так сказать, за тебя сделал. — Шеф, — робко попытался возразить Сидорук. — Чиновники ведь… От них добра не жди… Вляпаемся… — Не дрожи, Ромыч. И не егози! Задачка из тех, что ты любишь. Сотворить метаморфин, лучше газообразный, чтобы наши наблюдатели и прочие секретные сотрудники могли надежно и правдоподобно маскироваться. — Задачка, действительно, любопытная, — согласился Роман. — А как насчет ассигнований? — Будут тебе ассигнования, не боись… — Лады, — согласился Ромыч. — Займемся. И занялся довольно плотно. Уже через несколько недель Ивонючкин в секретный глазок наблюдал, как Петрович и Роман опробуют опытные образцы метаморфина. Петрович, оборотившись волком, гонялся по лаборатории за зайцем-Сидоруком, пока тот, утомившись, не вырастал в слона. И тогда гремела битая посуда. Когда удалось добиться, чтобы препарат держал форму почти два часа, Ивонючкин решил провести демонстрацию достижений, в надежде вырвать дополнительные денежки. За ними прибыла машина, и все трое загрузились в нее. Сидорук держал большой синеватый стеклянный флакон полученного продукта с вделанным в пробку дозатором. Ивонючкина, Сидорука и Петровича провели на небольшую сцену, усадили на стулья. Зал медленно, словно нехотя, заполнялся. Ноконец, седоватый энергичный человек, встретивший их у входа, кивнул: начинайте. Сидорук встал, подняв флакон, но прежде, чем он успел открыть рот, на него петушком налетел Ивонючкин и попытался вырвать сосуд. — Куда прешь, кретин! — шипел он. И тут же звонко затараторил: Господа! Под моим чутким руководством, наш творческий коллектив… Флакон он вырвал, но удержать оказавшийся неожиданно тяжелым сосуд не сумел. Брызнули осколки, и в зал поползла волна хвойного запаха… Сидорук остолбенел на мгновение. Никто же не готов, не обучен! Сейчас начнут проявляться СУЩНОСТИ! Ему стало по-настоящему страшно, и он рванулся к двери. Но добежать не успел. Его костюм, раздираемый по швам трансформирующимся телом, затрещал. Тявканье, блеяние, рык заполнили маленький зальчик. В испуге шарахнулись заглянувшие на странные звуки охранники: опрокидывая стулья и кресла по залу носились бараны, шакалы, быки, волки, гиены. Многие пытались цапнуть мечущегося в панике шелудивого пса. С трудом удалось рассортировать зверье. Пока решали, отправлять ли рогатый скот на ферму, а диких зверей — в зоосад, возникла новая проблема: потребовалась одежда, чтобы прикрыть наготу принимающих свой обычный облик членов приемной комиссии. Не хватало Ивонючкина. Кто-то вспомнил, что шелудивому псу удалось удрать. Впрочем, как вскоре выяснилось, недалеко. Его отловили на помойке собачники. Вряд ли добротные унты или шапку можно было бы смастерить из шкуры лысоватого и мелковатого Ивонючкина. Что он пережил, когда вновь стал человеком, в клетке с бродячими голодными псами, может наверное представить только гладиатор, вышвырнутый на арену римского цирка с ножом против голодного льва… А ведь у Ивонючкина даже ножа не было. Комиссия признала разработку успешной, но опасной. Материалы засекретили на 99 лет. Ивонючкина с товарищами на это заседание приглашать не стали. И никто, конечно, не обратил внимания на двух мух, крутившихся в комнате, пока шло заседание. А мухи, вылетев в форточку, направились к даче Ивонючкина, тихо жужжа, что, мол, жили без спецзаказов и проживем без них…