Закрытые страницы истории, стр. 57

— Я согласен с тем, что такие крестьяне с цельным мировоззрением, — заметил он, — внесут в дело более здравого смысла и жизненной опытности.

Закономерно, что власть деспотическая видит свою опору в людях наименее информированных и даже безграмотных. Вот почему вопреки, казалось бы, здравому смыслу именно им оказывается предпочтение по сравнению с людьми просвещенными, более достойными, тем паче, не дай бог, мудрыми. Долгие годы, века и тысячелетия ждали такие люди, когда правители призовут их, когда им будет дано обратить свои знания на пользу другим людям. Но это были тщетные надежды и ожидания, оставшиеся без ответа. Безрезультатно взывал к разуму властителей Платон, напрасно пытался Сократ убедить правителей, что им надлежит идти рука об руку с философами и мудрецами.

— Когда мне было пятнадцать лет, — говорил Конфуций, — ум мой был занят учебой. В тридцать лет я имел уже твердые взгляды, в сорок был освобожден от сомнений, в пятьдесят знал законы неба, а в шестьдесят ухо мое было послушно истине. В семьдесят лет я мог понять все, чего только могло пожелать мое сердце…

Чем же, какой надеждой жил он долгие годы?

— Так и не появилось разумного правителя, — сокрушался он. — Ни один во всей стране так и не сделал меня своим советником. Мне пришло время умереть. — Это были последние его слова.

А сколько надежд, столь же тщетных, возлагали на союз монарха и мудреца французские философы! Вольтер, Руссо, Сен-Симон — сколько ума и душевных сил затратили они на бесплодную переписку с императорами и королями.

Когда прусский король Фридрих II, кутаясь в халат и позевывая, отвечал на очередное письмо Вольтера, соглашаясь, что всеобщее просвещение прекрасно, а союз философа и монарха — это возвышенно, он думал вовсе не о том, чтобы воплотить эти прекрасные мечтания. Он думал о том, какую милую шутку приготовил для завтрашнего приема. Он скажет, что решил отдать одну из своих провинций в управление философам. Потом, сделав паузу и насладившись впечатлением, которое это произведет, добавит, что сделает это только с той провинцией, которую задумает наказать. То-то все посмеются! Приятно быть не просто королем, а еще и остроумным королем. Шутка обойдет, конечно, все европейские дворы.

И с удовольствием представив себе все это, он приписал в конце письма привычные заверения в благосклонности и размашисто подписался: «Фридрих».

Проблему власти и способов ее удержания подробно изучал Макс Вебер. Он выделил три основных приема, используемых правителями в недемократических системах.

Первый — подбор аппарата управления из заурядных приспешников. Выше мы видели, с каким упорством правители самых разных эпох и народов придерживались этого принципа. Предпочтение оказывалось не тем, кто обладал познаниями и острым умом, а тем, кто был исполнителен и не позволял себе лишних мыслей.

Второй — беспрестанное подтверждение выдающихся качеств правителя. Каждое слово, каждое действие подданного должно подчеркивать, что правитель его и владыка всегда прав. И горе тому, кто даст понять, что правитель в чем-то ошибся. В старом Китае существовала должность цензора — единственного человека, наделенного правом делать замечания императору. Но это было рискованное право, и история сохранила нам не так много случаев, когда кто-то хотя бы косвенно решался указать, что владыка Поднебесной ошибся. Как-то, когда любимый евнух последней императрицы Цыси играл с нею в шахматы, императрица сделала не совсем удачный ход, и евнух осмелился «съесть» У нее коня. Несчастного тут же выволокли вон и забили до смерти — нельзя безнаказанно быть умнее правителя, даже если дело касается шахмат.

Требование полного одобрения всего, что делал китайский император, означало, что все должны были смеяться, когда смеялся он, а когда он был грустен, всем надлежало иметь печальные лица, и т. д. В Индонезии, если правитель купался, все оказывавшиеся поблизости Должны были залезать в воду и плескаться — придворные и прохожие, старые и молодые, бедные и богатые. Потому что все, что бы ни делал правитель, было правильно, и соответственно все должны были делать то же самое. В Дарфурском султанате (территория современного Судана), если случалось, что правитель падал с коня, сопровождавшие его и все оказавшиеся на дороге должны были проделать то же самое. В Индии во времена Великих Моголов даже сложилась пословица: «Если император говорит в полдень, что сейчас ночь, ты должен воскликнуть: „Смотри, какие луна и звезды!“»

Чем более авторитарный характер носит правление, тем нетерпимее правитель к любому мнению, не совпадающему с его собственным. Геродот рассказывает, что, когда царь Мидии созвал советников и они осмелились высказать мысли, которые противоречили тому, что он сам почитал справедливым, царь без особых сомнений приказал распять их. Так по сути дела поступали все диктаторы.

Накануне нападения фашистской Германии на СССР фюрер получил данные о реальной мощи Красной Армии, которые противоречили его собственному представлению. Он этого не забыл и позднее расправился с теми, кто готовил ему этот материал. По сути дела в том же ключе действовал Ричард Никсон, когда мнение его советников по вопросам экологии и энергетики разошлось с его собственным, — он объявил об их отставке. Конечно, не арестовал и не распял — все-таки другие времена. Но по сути — это действие того же порядка.

Ореол непогрешимости, окружающий правителя, требует, чтобы с его личностью ассоциировались беспрестанно одерживаемые победы. Все ошибки и неудачи должны предаваться забвению. Возникает своего рода установка на постоянный успех. Такой настрой, создаваемый пропагандой, исследователи отмечают как характерный для фашистской Германии.

И наконец, третий прием, названный М. Вебером, — это периодическое «отлучение» определенного числа своих же сподвижников. Такие «отлучения» порождают в них ревность к своему правителю, стремление ничем не навлечь на себя его гнев и немилость.

В свое время Платон, упоминая об этом приеме удержания власти, писал, что подобных людей тиран «уничтожает под предлогом, что они продались неприятелю». Нет ничего нового в мире — именно это обвинение, этот предлог выдвигался при всех «отлучениях», которые осуществляли разные политические режимы даже в нашем веке.

5. Жизнь на вулкане

День грядущий. До сих пор, когда хотят сказать о человеке, что он сказочно богат, говорят, что он богат, как Крез. И действительно, Крез, царствовавший более двадцати пяти веков назад в Лидии, был одним из самых богатых людей своего времени. Как-то, исполненный гордыни и тщеславия, он хвастливо спросил Солона, что думает тот о его счастье и удачливости. Философ сдержанно ответил, что рано считать свою жизнь счастливой или, наоборот, несчастной, пока она не прожита до конца. Ведь никому не ведомо, что ожидает его завтра.

Прошло немного времени, и грозный царь персов Кир II штурмом взял блистательную столицу Лидии — Сарды, а сам Крез оказался в плену. Победитель повелел предать своего пленника сожжению. На городской площади был сложен большой костер. И вот, когда Крез был возведен на него и палачи ожидали только знака царя, чтобы поднести факелы, он вспомнил слова философа и горестно воскликнул: — О Солон, Солон, Солон!

Услышав имя Солона, Кир приказал подвести Креза к себе и спросил, почему в последнюю минуту он вспомнил вдруг какого-то грека. Когда Крез поведал ему о разговоре с Солоном, Кир задумался. На площади стало тихо, а палачи все так же держали в руках горящие факелы, и в синее небо от них поднимался черный дым. Наконец Кир очнулся от задумчивости, сказал несколько слов тем, кто стоял рядом, и сошел с помоста.

Он приказал освободить Креза, пожаловал ему обширные земли и назначил своим советником. Крез служил Киру много лет, а после смерти Кира — его наследнику. Так повествует об этом Геродот.