Закрытые страницы истории, стр. 56

До нас дошли интересные документы — переписка Плиния Младше-то с императором Траяном по поводу создания пожарной команды в го-Роде Никомедия. Плиний писал императору, что в городе часто свирепствуют пожары и что он распорядился поэтому, чтобы в общественных местах были установлены крюки, насосы и прочие противопожарные средства. «Не сочтете ли вы, — спрашивал он императора, — что стоило бы создать пожарную команду в составе по крайней мере 150 чело-в ек? Я прослежу, чтобы ни один человек, кроме пожарников, не был принят в команду, а право объединения, предоставленное им, не было использовано для какой-либо другой цели. Держать под наблюдением столь небольшую организацию будет нетрудно».

Не на пожары, не на страдания и бедствия людей делал упор Плиний. Он понимал, что для императора это не так уж важно. Главной заботой Плиния было другое: убедить Траяна в том, что подобное объединение не представляет никакой угрозы его власти.

Как же отнесся к этому император?

«…Какое бы название мы ни дали группе людей, объединенных в одну организацию, — писал в ответ Траян, — и из каких бы соображений мы ни сделали это, такая организация станет своего рода братством, даже если число ее членов и незначительно. Для твоей цели будет достаточно, если будет поставлен противопожарный инвентарь и чтобы владельцы имущества были уведомлены, что они должны предупреждать пожары своими средствами…»

В интересах своей безопасности правителю надлежит не допускать, чтобы у его подданных возникало чувство солидарности. Об этом писал в своей «Политике» Аристотель. По его словам, «правитель должен устраивать все так, чтобы все оставались по преимуществу чужими друг другу».

Однако искусство удержания власти не было бы искусством, если бы сводилось лишь к одному принципу — всеобщего разобщения. Известно немало других приемов, столь же прямолинейных в своей сущности, сколь и хитроумных в осуществлении.

В той же «Политике» Аристотель советовал правителю непременно найти народу какое-нибудь занятие, которое поглотило бы его целиком. Это могло быть грандиозное сооружение вроде Олимпийского храма, которое затеял афинский тиран Писистрат, или строительство египетских пирамид. Такая точка зрения находит интересное подтверждение в мнении современных историков. Высказывается мысль, что именно строительство пирамид превратило неорганизованное племенное египетское общество в крепко спаянную, контролируемую систему с сильной централизованной властью. Возможно, допускают исследователи, что ради этого, ради укрепления центральной власти и было предпринято строительство пирамид.

С тем, что ради сохранения власти тирану нужно чем-то занять народ, был согласен и Платон, с той, правда, разницей, что он считал более верным способом занять народ — войны. Тогда подданные были вынуждены больше заботиться о своем существовании «и тем самым имели меньше возможности составлять против тирана заговоры».

Не случайно власть такого человека, как Калигула, зиждилась не только на расправах и казнях. Правление его отмечено еще и небывалым числом сооружений, столь же грандиозных, сколь и бессмысленных. Казалось, он стремился выполнить то, что всеми признавалось невыполнимым. Он приказывал закладывать дамбы именно там, где море было особенно бурно и глубоко, ломать скалы из самого твердого камня. Он доводил поля до высоты гор, а горы срывал до уровня равнин и т. д.

Тому же приему следовал, по свидетельству Макиавелли, испанский король Феррандо. По словам великого знатока искусства властвования, он «всегда затевал великие дела, которые держали в напряжении и изумлении его подданных».

К числу подобных же деяний относится и сооружение Версаля. Это было нечто большее, нежели только высочайшая прихоть. 30 000 человек было занято на строительстве этого сооружения одновременно — число, огромное для того времени.

В перечне приемов удержания власти есть один, на котором, как нам кажется, стоит остановиться подробнее. Первое упоминание о нем относится к VII веку до новой эры, когда тиран Коринфа Периандр отправил к милетскому тирану Фрасибулу посла, поручив ему разузнать, какими средствами можно установить в государстве надлежащий порядок.

Фрасибул, рассказывает Геродот, отправился с послом за город, вышел с ним на засеянное поле и, гуляя по полю, несколько раз переспрашивал, зачем тот приехал из Коринфа. При этом Фрасибул всякий раз, когда видел какой-нибудь колос, возвышающийся над другими, срывал его и выбрасывал. Он делал это до тех пор, пока не уничтожил все самые лучшие, самые высокие колосья на ниве. Пройдя через все поле, Фрасибул отпустил посла, так и не дав ему никакого ответа.

Когда посол вернулся в Коринф, Периандр стал с нетерпением расспрашивать, какой ответ дал ему Фрасибул. Посол сказал, что был удивлен тем, что Периандр отправил его к этому сумасбродному человеку, портящему свое собственное добро, и рассказал, что Фрасибул делал у него на глазах. Узнав о происшедшем, Периандр понял, что Фрасибул советует ему казнить выдающихся людей. С тех пор он начал проявлять по отношению к своим подданным небывалую жестокость. И если еще оставался кто-то из людей выдающихся, кого тиран не убил и не изгнал ранее, то теперь он довершил дело.

Следуя этому классическому примеру, а более того — чувству самосохранения, многие правители поступали подобным образом. Говоря словами одного древнего автора, они «подрезали» всех людей, чем-либо выдающихся. Были периоды и были правители, когда слыть человеком умным было небезопасно. Уже став императором, Клавдий признавался, что во время царствования своего предшественника, Калигулы, он нарочно симулировал глупость, так как иначе ему не удалось бы уцелеть.

Удивляет всеобщность этого принципа. По мнению древнекитайского философа Лао-Цзы, одна из задач правителя — ограждать своих подданных от знания и подавлять их интеллект. Ибо всякая просвещенность, всякое знание чреваты опасностью.

Едва ли российский император Николай I был знаком с этой мыслью китайского философа, но сама идея была близка и понятна ему. И принципу этому он со свойственным ему педантизмом следовал неукоснительно. Как-то во время посещения им военного училища начальник училища представил ему лучшего ученика, выказывавшего необыкновенные способности.

Как реагировал на это царь?

— Мне таких не нужно, — хмуро заметил он. — И без него есть кому думать и задумываться. Мне нужны вот какие!

И с этими словами он взял за руку и вывел из рядов дюжего малого без малейшего проблеска мысли на лице и, как выяснилось, последнего в учении.

Мы можем поражаться этому факту. Можем огорчаться за народ, столь долго пребывавший под властью подобных правителей. Единственное, чего мы не вправе сделать, — это отказать Николаю и другим, кто думал и поступал так же, как он, в полной осмысленности их действий.

Следуя этой же тенденции, известный церковный деятель Филарет писал в 1854 г.: «Мужского пола крестьянских детей не слишком усиленно и поспешно надобно привлекать в училища». И пояснял при этом, что предварительно следует убедиться, не приводит ли распространение знаний к «брожению мыслей». «Это, — заключал он, — может сделаться более вредным, нежели безграмотность».

Любопытно, с какой цепкой последовательностью выдерживалась эта линия. Еще в 1905 году на совещании по вопросу об учреждении Государственной думы сенатор А. А. Нарышкин высказал следующую мысль:

— За долгое время моего пребывания в деревне я вынес глубокое убеждение в том, что неграмотные мужики обладают более цельным мировоззрением, нежели грамотные.

Идея эта буквально на лету была подхвачена Николаем II.