Дядюшка Робинзон, стр. 2

Двое других детей были маленькие мальчик и девочка, восьми и семи лет. Белокурый малыш прикрыл голубые глаза и спрятал озябшие ручки под материнскую шаль. Его губы посинели от холода и усталости, а лицо, обычно свежее и розовое, опухло от слез. Рядом с мальчиком его младшая сестра, обняв руками мать, изнемогала от непрерывной бортовой качки. Девочка дремала, и голова ее покачивалась в такт движениям шлюпки.

Как было сказано, в этот день, 25 марта, погода стояла ненастная — с севера то и дело налетали порывы ледяного ветра. Люди были слишком легко одеты, чтобы не ощущать холод. Очевидно, внезапная катастрофа, возможно кораблекрушение, вынудила их стремительно броситься в хрупкое суденышко; между тем на борту в сундуке находилось и немного съестных припасов — несколько морских сухарей да два-три куска соленого мяса.

Когда маленький мальчик, немного приподняв голову, провел рукой по глазам и пробормотал: «Мама, я очень голоден!», рулевой тотчас привстал, вытащил из сундука сухарь, протянул ребенку и сказал с ободряющей улыбкой:

— Ешь, малыш, ешь! Когда ничего не останется, добудем что-нибудь еще!

Ребенок, вначале несмело, а затем все более уверенно принялся расправляться своими крепкими зубами с твердой коркой и вскоре, съев все до крошки, вновь приклонил голову к материнскому плечу.

Несчастная, видя, как полураздетые дети дрожат от холода, быстрым движением сняла с себя шаль, чтобы потеплее укрыть малышей. Огромные черные глаза красивой, пропорционально сложенной женщины смотрели серьезно и задумчиво. Весь ее вид воплощал нежность и материнский долг. Это была настоящая мать, Мать с большой буквы. Наверное, именно такими были матери Вашингтона, Франклина, Авраама Линкольна, [18] такими были библейские матери, сильные и храбрые, нежные и добродетельные. Женщина, бледная и расстроенная, глотала слезы, потрясенная обрушившимся на ее детей страшным ударом судьбы. Она изо всех сил боролась с отчаянием, но можно ли помешать слезам подниматься от сердца к глазам! Как и старший сын, несчастная постоянно обращала взор к горизонту, пытаясь разглядеть что-то на краю моря. Но не увидев ничего, кроме необъятной водной пустыни, бедняжка упала на дно лодки со словами евангельского смирения: «Господи, да пребудет воля Твоя!» Молилась она горячо, но губы плохо повиновались ей.

Младших детей мать, сама одетая слишком легко, укрыла шалью. Простое шерстяное платье женщины, довольно тонкая кофта, капор плохо защищали от колючего, пронизывающего мартовского ветра. На мальчиках, кроме суконных курток, штанов, кожаных жилетов и клеенчатых фуражек на головах, ничего не было — ни дождевиков с капюшонами на подкладке, ни каких-нибудь дорожных плащей из плотной ткани. Дети, впрочем, не жаловались на холод. Они не хотели усугублять отчаяние матери.

Вельветовые брюки и коричневая фланелевая блуза рулевого тоже, конечно, не спасали от порывов ветра. Но в этом человеке с горячим сердцем горел истинный огонь жизни, перед которым отступали физические страдания. Чужое горе причиняло моряку большую боль, чем собственные мучения. Увидев, как мать, отдавшая шаль детям, дрожит и против воли стучит от холода зубами, он подхватил шаль и вновь накинул ее на плечи женщины, сам же быстро снял с себя и старательно натянул на малышей согретую теплом тела блузу.

Мать хотела было воспротивиться, но рулевой, сделав вид, что вытирает платком пот со лба, сказал:

— Ах, я просто задыхаюсь!

Бедняжка протянула мужественному человеку руку, которую тот нежно пожал, ничего не сказав.

В этот момент старший из мальчиков поспешно взобрался на настил, закрывавший нос шлюпки, и начал внимательно вглядываться в западную часть моря. Загораживаясь от бьющих в глаза солнечных лучей, он приставил ко лбу ладонь: океан сверкал и искрился, и линия горизонта терялась в непрерывном, мощном сиянии. В таких условиях вести наблюдение было затруднительно.

Мальчик вглядывался в даль достаточно долго. Моряк между тем покачивал головой, казалось, говоря: «Если какая-то помощь и должна прийти, то уже во всяком случае не в этих верхних широтах».

Вдруг маленькая девочка, которая спала на руках матери, встрепенулась и подняла бледное личико. Затем, оглядев всех, спросила:

— А где папа?

Но этого вопроса нельзя было задавать. Глаза детей сразу же наполнились слезами, а мать, закрывшись рукой, попыталась подавить рыдания.

Рулевой хранил молчание. Он больше не находил слов, чтобы подбодрить несчастных. Лишь его огромные руки судорожно стиснули руль.

Глава II

«Ванкувер» был канадским трехмачтовиком, водоизмещением пятьсот тонн. [19] Зафрахтованный [20] в Азию, он вез канаков [21] в Сан-Франциско, штат Калифорния. Известно, что канаки, как и китайские кули, [22] — это добровольные эмигранты-чернорабочие, которые отправляются за границу в поисках работы. Сто пятьдесят таких переселенцев разместились на борту «Ванкувера».

Обычно путешественники избегают пересекать Тихий океан на одном корабле с канаками. Никто не желает плыть в обществе грубых, неотесанных людей, вечно ищущих повод, чтобы взбунтоваться. И Гарри Клифтон, американский инженер, поначалу не имел намерения подниматься вместе с семьей на борт «Ванкувера». Американец, занимавшийся много лет мелиорацией земель в устье Амура, заработал достаточно денег и теперь мечтал вернуться в родной Бостон. Но этим планам препятствовали очень редкие рейсы между севером Китая и Америкой. Когда «Ванкувер» прибыл к берегам Азии, Гарри Клифтон познакомился и подружился с капитаном судна — своим соотечественником. И решился отправиться домой на этом корабле, вместе с женой, тремя сыновьями и маленькой дочкой. Клифтон, человек еще довольно молодой, лет сорока, приобретя некоторое состояние, желал отойти от дел и пожить в свое удовольствие.

Жена инженера, Элайза Клифтон, хорошо понимала опасность плавания вместе с канаками, но не хотела чинить препятствий мужу, которого буквально снедало желание поскорее вернуться на родину, в Америку. Миссис Клифтон немного успокаивало то, что морской переход обещал быть коротким, а капитан «Ванкувера» имел большой опыт подобных рейсов. Итак, ее муж, она сама, трое мальчиков — Марк, Роберт и Джек, — маленькая Белл и собака Фидо оказались на борту «Ванкувера».

Командовал судном капитан Харрисон. Хороший моряк, весьма сведущий в навигации, [23] он считал моря, по которым следовало проплыть, наименее опасными в Тихом океане. Связанный узами дружбы с инженером, капитан позаботился о том, чтобы Клифтоны никак не соприкасалась с канаками, разместившимися в трюме.

Многонациональная команда «Ванкувера» состояла из десятка матросов, ранее не знакомых друг с другом. Подобного неудобства трудно избежать, вербуя экипаж в дальних странах. Но в одном этом обстоятельстве уже заключены семена раздоров, которые часто омрачают морские путешествия. Экипаж судна насчитывал двух ирландцев, трех американцев, француза, мальтийца, двух китайцев и трех негров, нанятых для палубных работ.

«Ванкувер» вышел в море 14 марта. В течение первых дней плавание шло без осложнений, но под действием неблагоприятных южных ветров и течений судно, несмотря на все умение и опыт капитана, отклонилось к северу гораздо больше, чем хотелось Харрисону. Ничем серьезным это не грозило, разве только продлением путешествия. Настоящая опасность, как предчувствовал капитан, заключалась в дурных намерениях некоторых матросов, побуждавших канаков к мятежу. Негодяев поощрял помощник капитана, второй человек на корабле, Боб Гордон — как оказалось, отъявленный плут и мошенник. Его поведение до глубины души потрясло капитана, человека долга и чести. Несколько раз между ними вспыхивали споры, и капитан употреблял всю свою власть, чтобы положить конец безобразиям. Эти досадные, достойные всяческого сожаления происшествия не предвещали ничего хорошего.