Дуэль в Кабуле, стр. 38

2

Венцом успехов Бернса в Лондоне было приглашение к королю Вильгельму IV.

Вот как он описал свидание с королем в письме к родным:

«Отлично я провел час и двадцать минут с Вильгельмом IV, и они были полны событий. Через ворота Дворцового сквера лорд Фредерик Фитцкларенс провел меня в Китайский зал. „М-р Бернс“, — провозгласил паж. Я прошел через две комнаты; открылся большой зал, я очутился, с шляпой в руках, в присутствии короля Вильгельма. „Как поживаете, мистер Бернс? Я очень доволен видеть вас; подойдите и садитесь“. Король стоял, а я сел, поскольку послушание есть вежливость. Не было коленопреклонения, целования руки, никакой церемонии; я был одет как для посещения частного господина. Я предполагал найти весело смотрящего, смеющегося человека, но вместо того Вильгельм выглядит мрачным, старым, измученным заботами, утомленным. Его величество принялся расспрашивать о моих путешествиях, выдвинул свой стул и сел около меня. Затем я достал карту и начал очень бегло. Я говорил ему о затруднениях в Синде, приеме у Ранджита и т. д., но Вильгельм IV целиком был захвачен политикой, так что я говорил о намерениях России, ее договорах, интригах, агентах, послах, торговле и т. п., о возможностях, препятствиях продвижению армий. Я переносился из Лахора в Кабул, из Кабула в Бухару и к Каспию, и я отвечал на сотню вопросов его величества. Затем король поднялся, подвел меня к большой карте и заставил меня пройтись по ней вторично и, повернувшись ко мне, задал много вопросов обо мне лично. „Действительно, — начал король, — вы удивительный человек; вы изложили мне все. Теперь я вижу, почему лорд Бентинк доверился вам; я слышал, что вы способный человек, но теперь я знаю, что наиспособнейший. Я полагаюсь на господа, что ваша жизнь сохранится и наша Восточная Империя извлечет пользу из ваших талантов и способностей. Вы располагаете опасной информацией; вы должны быть осторожны, публикуя ее. Мои министры говорили мне о вас, в особенности лорд Грей. Лорд Грей думает, как и я, что вы прибыли на родину с миссией первостепенной важности — второй после вопроса о политике России в Константинополе… (Здесь пропуск и многоточие). Лорд Грей говорит мне, что вы его убедили, что наше положение в России безнадежно“. Так продолжал король Вильгельм. Я чувствовал себя задавленным комплиментами. Затем он меня заставил обратиться к моей прежней службе, удивляясь, что я не подполковник, поскольку я был помощником генерал-квартирмейстера, прибавил, что он видит достаточно оснований для использования человека таких талантов на высшем посту, и опять выразил надежду, что я могу быть убережен на благо моей страны. Я отвечал коротко, что считаю честью иметь столь конфиденциальную беседу с его величеством. Он остановил меня и сказал: „Я был вполне откровенен, так как знаю и вижу, что вы этого заслуживаете. Я мог многое сказать вам“ и т. д. и т. п. На короле был голубой сюртук с лентой Гартера и узкой красной лентой вокруг шеи, на которой висел крест. „До свидания, сэр, я очень счастлив, что видел вас. Не уезжайте в Индию“ и т. п. Я простился и, когда я шел по дворцу, за мной, по желанию короля, следовал паж, чтобы показывать дворец».

Перед отъездом Бернс известил Пальмерстона, что благодарит за предложение ехать в Персию, но просит дать ему возможность вернуться в Индию.

В начале лета 1835 года он выехал на пароходе в Бомбей. Из Бомбея он уехал в Катч на прежнюю должность помощника резидента. Ему пришлось вскоре отправиться с поручением резидента в Гайдерабад, столицу Синда, и он писал: «Я обречен навсегда вести жизнь бродяги, но это в моем вкусе, и я нахожусь в отличном расположении духа».

Вскоре прибыл в Индию новый генерал-губернатор граф Окленд. У него был характер властный, решительный, но, вместе с тем, он высоко ставил авторитет Пальмерстона.

Окленд вспомнил о Бернсе, с которым встречался в Лондоне. Тогда он имел длинную беседу с Бернсом и составил высокое мнение о его способностях и энергии. Поэтому Окленд вызвал Бернса и назначил его состоять при себе для выполнения особо важных поручений.

3

Тайный агент Политического департамента при генерал-губернаторе, сеид [2] Керамут Али привез из Кабула сведения о взаимоотношениях Дост Мухаммеда с его братьями, которые ревниво взирали на усиление кабульского правителя.

Из захваченных на поле битвы под Кандагаром документов Дост Мухаммед узнал, что многие из его приближенных подкуплены Шуджой и замешаны в подстроенных английским агентом Уэйдом интригах. Вернувшись в Кабул, Дост Мухаммед обнаружил, что его пешаварские братья находятся уже там… Они объявили, что прибыли поздравить с победой. Но на самом деле они намеревались захватить Кабул, пока отсутствовал Дост Мухаммед, и вознаградить себя за утрату Пешавара, из которого их выгнал Ранджит Синг.

Дост Мухаммед сделал вид, что поверил им, но отказался передать Джелалабад изгнанному из Пешавара Султан Мухаммед-хану, и этот последний вступил в тайные сношения с Ранджит Сингом. Кандагарские. братья не прочь были вредить Дост Мухаммеду. А ближайший его помощник наваб Абдул Джаббар-хан по совету Керамут Али готов был отослать своего старшего сына в Индию для получения английского воспитания.

Сообщения Керамут Али, как об этом писал Бернсу Конноли, вызвали большие споры о дальнейших действиях в Афганистане. Капитан Уэйд настоял на том, чтобы Ранджит Синг послал Дост Мухаммеду письмо с требованием своего участия в управлении Кабулом. Одновременно магараджа Лахора придвинул свой войска к Хайберскому перевалу и занял крепость Джамруд — ворота Афганистана.

Узнав об этом, Дост Мухаммед послал к Хайберскому перевалу свою армию под началом наваба Абдул Джаббар-хана. Афганцы выбили сикхов из Джамруда, во не преследовали их. Тогда сикхи собрались с силами, вновь заняли Джамруд и атаковали афганцев в Хайберском ущелье. Афганская армия отошла. Сикхи остановились, так как не имели достаточных сил для овладения Хайберским перевалом.

На этом столкновение окончилось. Дост Мухаммед убедился, что вернуть Пешавар не так-то легко. Он решил поднять афганцев на священную войну — джихад — и объявил сбор пожертвований, внеся в казну драгоценности женщин своего гарема. Глава кабульского духовенства одобрил решение объявить джихад. А так как по корану на это, имеет право лишь единоличный глава государства, то Дост Мухаммед решил короноваться на престоле Кабула. Но, боясь окончательно рассориться с братьями, он принял титул не падишаха, а эмира.

В мечети глава духовенства воткнул в складки чалмы Дост Мухаммеда ячменный колос — так было сделано при избрании на царство Ахмад-шаха в 1747 году. Эмира осыпали монетами новой чеканки, на которых, по его приказанию, было выбито: «Поднимаясь на священную войну с сикхами, эмир Дост Мухаммед-хан велел чеканить монету со своим именем. Да поможет ему бог!»

На вечернем намазе Дост Мухаммед был наречен повелителем правоверных — амир-уль-муменин.

После коронации новый эмир начал деятельно готовиться к большому походу для отвоевания Пешавара. Понимая, что Ранджит Синга поддерживает Англия, Дост Мухаммед решил искать помощи у других держав, и, естественно, его взоры раньше всего обратились к России.

Осенью 1835 года он отправил в Бухару Ходжи Ибрагима, брата министра мирзы Абдул Самеда, и Гусейна Али. Первому было поручено проехать в Персию с письмом шаху. А Гусейну Али надлежало доставить в Петербург письмо к императору.

Дост Мухаммед писал «о великих раздорах» между ним и домом Саддозаев. «Ваше императорское величество вступили в дружбу с Персией, и если ваше величество милостиво обратите свое внимание на дела Афганистана и соблаговолите поддержать его народ, вы навеки сделаете меня должником вашим. Я уповаю, что вы окажете мне милость и разрешите мне, подобно Персии, вступить под покровительство Российского правительства, под ваше высочайшее покровительство. Я со всем моим народом буду вашим усердным слугой».