Полонянин, стр. 49

Наконец он оказался на свободе. Хвост отпустили, и теперь нужно было только бежать.

Бежать без оглядки.

Бежать к норке.

Бежать…

Он со всего маху врезался носом в препятствие, неожиданно возникшее на пути. Пробежал вдоль него и наткнулся на все те же ненавистные иглы, которые недавно душили его. Запищал, и это лишило его последних сил. Мышонок осознал, что ему больше не вырваться. А потом успокоился. Ему было уже все равно, когда острые иглы пронзили его тельце, продырявили кожу, раздробили косточки и проткнули сердце…

Звенемир хотел пнуть кошку, которая так некстати оказалась под ногами. Он едва не споткнулся об нее, когда после разговора с княгиней выскочил из Ольгиной светелки. Злой вышел ведун. Разговор не из приятных оказался. Он уже занес ногу для хорошего пинка, когда заметил, что из кошкиного рта торчит мышиный хвост.

– Вот умница, – вдруг улыбнулся Звенемир.

Он нагнулся, чтобы погладить добытчицу. Кошка предостерегающе заурчала и бросилась вон из горницы.

Ведун постоял некоторое время, размышляя о чем-то своем. А потом отправился следом.

Очередные Колядки подходили к концу. Он устал от бесконечных требищ и ночных бдений, посвященных богам. Он чувствовал, что стареет. Ему хотелось покоя. Ему хотелось спать.

Только понимал он, что ту ношу, которую на него взвалила Доля, кроме него, никто не понесет. А значит, нужно терпеть Звенемиру. На то он и ведун, чтобы вести свой народ по тонкой тропинке Прави…

20 мая 951 г.

Ватага вывалила из леса нежданно. Пара десятков пеших и один конный. Конник призывно выкрикнул что-то, махнул в нашу сторону рукой, и они бросились в наступление. Рогатины, вилы и длинные ножи, которые в ближнем бою куда опасней мечей, топоры да пара окованных железом палиц – обычное снаряжение шалых людишек. Сомнений в том, чего они хотят, не было.

Гридни обступили княгиню и стали уводить ее к ладье. Ольга испуганно озиралась, старалась разглядеть из-за спин охранителей навалившуюся напасть.

– Добрый! – кричала она. – Как же ты, Добрый?!

– Уходи скорее! – крикнул я в ответ.

– Добрый, держи! – Один из гридней швырнул мне меч в деревянных ножнах.

А разбойники были уже близко. Они разделились надвое. Первые, во главе с конником, нестройным гуртом спешили отрезать Ольге путь к отступлению. Вторые неслись на меня. Кричали, улюлюкали, вопили, предчувствуя легкую добычу.

– Кот! – успел я крикнуть конюху. – Отжимай их конями!

А сам выхватил меч, откинул в сторону ножны и стал отходить вслед за княгиней, стараясь не упускать из виду спешащих к нам ворогов. Споткнулся о камень. Едва не упал, но сумел удержаться на ногах. Быстро обернулся. Увидел, как конюх развязывал путы на тонких ногах Ольгиного жеребчика. Как гридни оголили мечи, готовые встретить опасность. Как Ольга зло кричит что-то нападавшим.

Услышал громкое шуршание. Это кто-то из разбойников швырнул в меня рогатину. Взмахнул мечом. Рогатина царапнула наконечником о клинок и воткнулась в землю справа от меня. Перекинул меч в левую руку, правой схватил древко, потянул на себя. Выдернул из земли широкий наконечник и метнул рогатину обратно. Попал. Ближний разбойник вскрикнул, взметнул руки и откинулся на спину.

А второй уже замахивался на меня топором. Неуклюжим он был. Неспешным. За то и поплатился.

Я оставил его умирать и схлестнулся со следующим.

– Уйди, парень! – крикнул он мне, когда я отбил его выпад. – Не ты нам нужен!

– Не отдам я ее! – прохрипел я в ответ, подпустил его поближе и пнул ногой в живот.

От удара он согнулся, выронил рогатину и стал заваливаться на бок.

– Сам виноват, – прошипел он и вдруг сделал новый выпад.

Я не заметил, как нож оказался в его руке. Видно, выхватил его из-за голенища да в меня ткнул. Прорвал клинок полу плаща, вспорол рубаху и полоснул по ребрам.

Зря он так. Не люблю, когда исподтишка. Да и кто любит?

Череп разбойника лопнул, как перезревшая тыква, когда мой меч опустился на его голову. Рухнул он наземь, даже не пикнул. А мне передышка выпала.

Развернулся я и к ладье побежал. Смотрю: Кот на Вихря верхом вскочил и коней на разбойников направил. Невелик табун, всего восемь голов – кони охраны Ольгиной, – а и их хватило. Умело конюший их навел. Смяли они нападающих, на землю повалили и копытами побили. А Кот тоже постарался: жеребчик Ольгин кого грудью сшиб, кого ногой ударил, а одного разбойника за шею зубами схватил, только позвонки хрустнули.

А гридни уже Ольгу на ладью погрузили. Трое к Коту, трое ко мне на выручку поспешили, а двое, как последний рубеж, возле ладьи остались.

– Кровь у тебя, Добрый, – один из гридней на рубаху мою показал. – Ранен?

– Пустяки, – ответил я. – Княгиня как?

– В безопасности она, – сказал второй. – Мы велели гребцам ладью в воду спускать.

А третьему уже не до разговоров было. Разбойник на него накинулся. Но куда ему против гридня. Крякнул он только, меч в грудь принимая, и осел…

Вскоре кончилось все.

Семнадцать мертвых разбойников осталось на берегу. Трех гребцов и двух гридней не досчитались мы. Кот был сильно ранен. Достал его, безоружного, предводитель разбойников. Но и конюх в долгу не остался. Уже падая с жеребчика, отмахнулся плеткой. Прямо в висок свинчаткой лихоимцу угодил. Тот сразу с коня кувырнулся и не копнулся больше.

Еще четверо легко раненными были. Среди них и я. Рана моя пустяшной оказалась. Вскользь нож прошел, лишь ребра оцарапал. Перевязала меня Ольга.

– С чего это они вдруг? – спросила тревожно. – Ты же договорился с ними.

– Не знаю, – пожал я плечами и от боли поморщился.

– Княгиня! – позвал гридня тот, что меня о ране спрашивал. – Смотрите!

Подошли мы с ней к воину, а он нам на мертвяка, предводителя разбойничьего, показывает. Тот как на спину грохнулся, так и застыл. Руки в стороны раскиданы, рот открыт, зубы торчат, бороденка рыжая вверх топорщится. Рядом меч валяется.

– Ну? – спросила княгиня. – И что?

– Не туда смотрите, – сказал ратник и пальцем ткнул.

А у разбойника подоплек [73] сорочицы распахнулся, грудь оголил.

– Вот, глядите, – сказал воин и еще сильнее ворот у налетчика оттянул.

– Вот тебе раз, – всплеснула княгиня руками.

– Не ожидал такого, – удивился я.

Уже больше года прошло, как мы с Ольгой в Киев воротились. Святослав со Свенельдом Уличскую землю воевать собрались, от печенегов ее чистить, а стольный город без присмотра оставлять нельзя. Вот мы из Вышгорода в Киев и переехали.

А в столице земли Русской шумно было. Выполнял воевода княгини наказ. Со всех градов войско в Киеве собиралось. Даже Новгород по осени ратников прислал. Новгородцы народ ушлый. Без выгоды и палец о палец не ударят, а тут почуяли, что дело сладится, а добыча может мимо пролететь, вот и приперлись. Сплавились по рекам, к стольному городу подошли.

Успел Свенельд. К первым заморозкам войско собралось. Только медлил воевода, все хазар опасался. Боялся, что каган Хазарский войско Куре на подмогу пошлет и тогда война во сто крат тяжелее окажется. Однако я придумал, как сделать так, чтоб хазары в сторонке постояли. Посмотрели, как печенегов Русь колошматить будет.

Как только лед на Днепре встал, а в тереме на Старокиевской горе печи топить для сугреву стали, так я сразу в Козары пошел. Перед этим мы с княгиней и Свенельдом говорили долго. Все они меня пытали, как это я с каганом Хазарским, не покидая Киева, договориться смогу? А я им на это:

– Вы золото к отправке готовьте. А про тайны мои лучше не расспрашивайте. Вам нужно, чтоб Иосиф в ваши дела не лез, так доверьтесь мне.

Пожалась Ольга, но согласилась. Пообещала три сундука золота кагану Хазарскому отослать, если тот хана Курю без поддержки оставит.

А потом и вовсе расщедрилась. Достала камень самоцветный. Большой, как детский кулачок, алый, как кровь, яркий, как звезда на небосклоне. Солнышко на его гранях заиграло, радость на душе разлилась. Никогда я такой красоты не видел. Знатный камешек. Драгоценный.