Душехранитель, стр. 12

Тогда существо, которое девушка принимала за Сашу, протянуло к ней руку, и широкий рукав слегка вздернулся. Запястье было стянуто широким браслетом-«наручем» из чеканного сплава меди и серебра, с замысловатым узором, вид которого вызвал у нее пронзительный ужас. Но в то же время кисть руки — обычная, плотская, человеческая, с едва заметным сплетением вен на тыльной стороне — успокоила перепуганную Ренату.

— Пойдем на Радугу! — тихо промолвила загадочная капюшоноголовая тень и поддержала девушку за локоть. — Стой! Не оглядывайся!

Но было поздно: девушка обернулась и увидела смерть отца.

— Папа! — закричала она, пытаясь вырваться.

Тогда темное существо обняло ее, обволокло своей горячей, неистовой, настойчивой энергией и отдало ей часть собственной жизни. Рената почувствовала, что воскресает в этих странных объятьях.

Она в слезах вынырнула из сна. Горячая Сашина ладонь лежала у нее на плече, поглаживала, успокаивала.

— Мне приснился отец, — объяснила Рената, не поворачиваясь.

— Я знаю, — тихо сказал телохранитель.

— Если бы вернуться назад хоть на недельку...

— Так не бывает. Ты ведь не единожды разбивала песочные часы, чтобы остановить утекающее песчинками время... Ты призывала тучи, дабы солнечные часы не могли отмерять бег минут… Ты иссушала реки, не позволяя водяным часам изменять воду, в которую тебе нужно было войти дважды. Ты вслед за дряхлым рыцарем из средневекового романа запрещала дуть ветру, заставляя замереть крылья мельниц. Ты всегда билась со следствием, не помня причины. Все должно измениться именно в этот раз, понимаешь? Неизвестно, когда еще нам выпадет шанс. Быть может, никогда…

Рената повернулась в изумлении и…

…Проснулась.

Его слова, его рука у нее на плече — тоже были сном. Двойное пробуждение. И Рената не была уверена, не спит ли она и теперь.

По крайней мере, телохранителя она обнаружила спящим, причем — спиною к ней. Девушка ущипнула себя, потрогала стену, лицо, сунула руку под перину, чтобы ощутить холод кроватной сетки.

— Ну когда же закончится это безумие?! — прошептала Рената, кусая губы от жгучей боли в исплаканных глазах.

— Он больше не приснится тебе, хозяйка! — вдруг отчетливым шепотом проговорил Саша. — Спи! Я здесь…

Она подскочила. Телохранитель не шевельнулся.

— Эй! — Рената потрясла его за плечо. — Саша! Вы меня слышите? Вы что-то сказали?

Саша тихо застонал во сне, развернулся, неосознанным движением сгреб ее и прижал к себе, как прижимают дети любимую игрушку. Рената замерла от внезапности произошедшего.

Чуть-чуть табака, мяты, хвойного дымка и какого-то старинного притирания, рецепт которого затерялся во времени… Всю свою жизнь Рената искала подобное сочетание ароматов, и вот оно, рядом — такое естественное, слегка диковатое, немного мистическое... Такое, что в нем попросту хочется раствориться… И это — запах кожи простого смертного мужчины, занимающего не бог весть какое положение в обществе! В романтических представлениях Ренаты так должны пахнуть перья херувимов…

А кроме того, у девушки появилось чувство, будто теплая сильная птица спрятала ее под крыло или большой преданный зверь уступил ей свое плечо. Других эмоций не было — ни скованности, ни естественного в такой близости сексуального беспокойства. Рената ощущала себя маленьким ребенком, который каким-то чудом оказался в выстланном пухом гнезде. На веки навалилась тяжесть. Девушка забылась сном. Сном без сновидений.

ЗА ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ДНЕЙ...

Константин Геннадьевич не ожидал, что это плевое дело обернется такими сложностями. И даже когда вчера ему доложили о четырех потерях, он лишь раздосадованно выругался, а потом приказал убраться из дома на Сибиряков-Гвардейцев всем ребятам Матюшкина. «Не умеете работать — будете наказаны! — сказал он. — Звоните на мобилу Сокольникову, пугните их там, турните с места, пусть засуетятся, тогда и поглядывайте!»

То, что дочка Полковника с телохранителем покинули Н-ск по юго-западному шоссе, он знал. Будут ли они теперь гнать сломя голову? После звонка Камила — будут наверняка. Оставалось лишь заставить активизироваться для перехвата ребят из прилежащих районов. Но и тут все оказалось непросто: следы «Чероки» и его пассажиров затерялись. Теперь выход один: методично прочесывать по квадратам юго-западную область НСО. В деревнях американский джип — машина приметная. Обязательно найдется тот, кто что-то видел, что-то знает. Работа муторная, но вовсе не Константина Геннадьевича, или Саблинова, или Рушинского работа. Это занятие для «шестерок», вот пусть и дергаются. Главное — чтобы больше не облапошились, как в первый раз. «Проблемы у них!» Думали, девчонку голыми руками взять? Полковник тоже не дурак: чай, обставил дочурку псами верными, не худо вышколенными… За то матюшкинские и поплатились четверыми бугаями. Ну, ничего, впредь умнее будут, нахрапом на рожон не полезут. Пусть уж Ящер этим занимается, из первомайских, у Матюшкина и его кодлы кишка тонка…

Так рассудил Константин Серапионов и вскоре забыл об этом дельце. Разберутся уж как-нибудь...

А в эту ночь звонок застал его в ресторане «Восток», где они с Рушинским угощали одного важного араба. Нелегкими были переговоры, но теперь Мохаммеддин, по-восточному добродушно улыбаясь (а что там — за этой улыбкой, хрен разберет), вкушал сибирские блюда, расторопно приносимые обслугой откупленного ресторана. Константин Геннадьевич, Рушинский и их гость восседали за столиком на втором этаже и через стилизованные под античность перила балкончика наблюдали за певицей, которая вовсю старалась угодить и даже умудрялась подтанцовывать на маленькой сцене, утопающей в декоративной зелени. Официантки ловко скользили между массивных колонн в центре зала и практически не отвлекали зрителей своим присутствием.

Рушинский поначалу хотел заказать стриптиз для услады глаз гостя, но Константину удалось убедить компаньона, что стриптиз и восточные танцы — это не одно и то же, что Мохаммеддин может их не понять и даже принять за оскорбление. Кроме того, Константин Геннадьевич не знал в Н-ске ни одной танцевальной труппы, которая смогла бы исполнить тот же танец живота более или менее прилично. Уж, видно, так сложилось, что пошлое виляние бедрами и агрессивная имитация фрикционных движений российской публикой принимается как подлинный танец азиатских наложниц.

— Господин Мохаммеддин говорит, — в паузе между песнями сообщил переводчик араба, — что видел много русских женщин, но самые красивые — сибирячки!

Мохаммеддин воодушевленно закивал, подтверждая слова толмача. Константин вежливо улыбнулся. Ему уже осточертело слышать расхожую формулу признания иностранцами пресловутой красоты северянок. Поговорить, как всегда, больше не о чем… Если еще учесть, что Сибирь — это «сборная команда» женщин всех национальностей бывшего Советского Союза, то заявления гостей Н-ска и подавно обесцениваются до абсурда. Ну, красивые так красивые. Главное — сидите вы в своих «арабиях» и не высовывайтесь без надобности.

Тут мобильник у Константина Геннадьевича пропел бравурный марш. Взглянув на дисплей, соучредитель корпорации «Salamander in fire» извинился перед гостями и спустился на первый этаж, в холл возле «мужской» и «женской» комнат, в нише между дверями которых белела псевдогреческая статуя женщины с чашей в руке.

— Слушаю тебя, бригадир! Везете?

— Шеф, проблема, — ответил голос Ящера. — Мы их потеряли, но не это главное…

— Ящер, вы не их, вы нюх потеряли, — в серых глазах Серапионова заплясали искорки зловещего юмора, а голос его стал еще тише и въедливее. — Знаешь, что я с вами сделаю, если завтра девки не будет у меня?!

Ящер не оплошал и не «перессался» от слов босса. Хотя обычно тон Константина и его вкрадчивая манера говорить вводила окружающих в ступор.

— Командир, мы ищем! — с достоинством откликнулся «бригадир» первомайских. — Дело щас в другом! К поискам подключилась бригада Котова, и не одна… Мы еле отмазались от стрелки. Они настроены серьезно, Константин Геннадьич…