Голгофа, стр. 84

— Не проклинай нас, мы крестимся! Преотул чел маре, не проклинай нас, детей твоих!

И все шесть тысяч торопливо начали раздеваться и один за другим входить в бассейн. Проходили бассейн, на миг останавливались и принимали крещение. А Иннокентий стоял, кропил их водой, произносил молитвы. Он сам ужаснулся такой покорности. Дрожал всем телом, а длинная очередь быстро уменьшалась, один за другим отбегали одетые и влезали новые. И пока окончилось крещение, многие из них уже не могли влезть в бассейн, а корчились на снегу или лежали посиневшие, мертвые.

— Мир вам, братья мои, вы недостойны принять святых благ от господа! — перекрестил умерших Иннокентий и ушел к себе в келью.

Он приказал брату проследить за похоронами и возвратился к гостям. Вошел бледный и застал гостей такими же бледными и притихшими. Они ни о чем не спрашивали.

Иннокентий сел к столу и взволнованно приказал слуге:

— Обед, вина.

Его приказ мигом выполнили. На столе дымился обед. Иннокентий пригласил гостей, они рассаживались. Затем он благословил трапезу, налил всем вина.

— Вечная память умершим и долгих лет живым. За ваше здоровье! — Он поднял бокал.

Выпили. Иннокентий снова налил. Он будто заливал вином, подавлял какие-то чувства в себе и одновременна старался, чтобы гости не уяснили событий. И когда в головах немного зашумело, профессор Смеречинский любезно предложил:

— Отче, все же ваше вино, не в обиду, вам будь сказано, хотя и прекрасное, но легкое. Разрешите угостить вас, да и самим выпить настоящего шустовского коньяку.

Иннокентий весело согласился.

— А вы возите с собой?

— Да так, знаете, холодно теперь, погреться иногда…

Профессор Смеречинский раскупорил четыре бутылки и налил рюмки. Все выпили огненную жидкость и крякнули. Иннокентий оскалил зубы.

— А вы, скромный муж науки, знаете толк в вине. Добрая штука!

— На здоровье!

Профессор оживился, раскраснелся и весело приглашал пить еще.

Все заметно пьянели. Вскоре за столом начали петь. Иннокентий затянул какую-то непристойную песню и предложил компании позабавиться женщинами. По его приказу вошли мироносицы, и над трупами только что замученных людей рекой полилось вино, послышались веселые анекдоты, песни. Иннокентий совсем разошелся, он обнял Химу и притянул к себе. Вскоре она уже совершенно нагая стояла перед компанией. Иннокентий велел принести лохань и налить в нее вина. Так и сделали. Хима растянулась в лохани, а Иннокентий брал вино и кропил им ее.

— Во Иордане крещающейся тебе, господи, — затянул он.

Профессор Смеречинский весело хохотал, предлагал испробовать шампанского, которое он тоже привез. И вскоре под низким потолком Иннокентиевой кельи взлетела пробка от шампанского. Оно заискрилось в бокалах. Профессор просил Иннокентия благословить этот нектар — выпить первым.

Иннокентий встал, поднял бокал и выпил.

Еще не проглотил он всего, еще не успел и выплюнуть невыпитого, как вздрогнул вскрикнул и сел. Лицо искривилось, язык высунулся, он крикнул что-то непонятное. Все бросились к нему, но тут… погас свет, и комнату наполнил мрак. Только слышно было, как кто-то выскочил за дверь и крикнул:

— Коней!

Послышался топот четырех пар лошадей, кто-то закричал:

— Свет! Врача! Свет!

Зажгли свет. Иннокентий лежал посреди комнаты. Он уже не дышал, лицо было синее. Над ним стоял камердинер профессора Смеречинского и, подняв голову, дико хохотал, выкрикивая:

— Вот когда, вот когда я наступил тебе на грудь, проклятый! Смерть! Смерть!

Все, словно окаменевшие, смотрели на камердинера. А он постоял так и, даже не одеваясь, вышел во двор и побежал в поле. За ним не гнались. Не посмотрели даже, куда пошел этот странный человек. Только слышно было, как стонал, свистел в поле его голос. А может быть, и не голос, а дикий шальной северо-восточный ветер. «Рай» загудел. Из пещер на двор вылезли раяне, тревожно суетились, как пчелы в улье, когда гибнет матка. Мардарь и Бостанику сели на коней, умчались в степь догонять преступников. Но вскоре оба возвратились.

— Не догнали…

«Рай» собирался над трупом пророка…

* * *

Весной, обрабатывая виноградник, нашли труп камердинера профессора Смеречинского. Мардарь узнал в нем Василия Синику. Борода его выцвела под снегом, краска сошла, повязки не было. Василий лежал как живой. А еще через некоторое время прибрела и Соломония. Она села на могилу Синики и так просидела до утра следующего дня. Снова сидела до вечера, и только поздно ночью раяне согнали ее с могилы. Соломония встала, посмотрела безжизненным взглядом на гурьбу раян и, что-то тихо нашептывая, пошла степью.

И еще долго после того видели ее в селах: она ходила босая и оборванная и просила каждого вытащить из головы гвоздь. Она искала своего Синику и расспрашивала, как найти дорогу к нему.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Похоронив Иннокентия там же, в пещерах, раяне не разошлись, не прекратили своей деятельности. Апостолы объявили Иннокентия святым, а его место занял Семеон. «Рай» еще шире развернул свою деятельность; приходили новые люди, заселяли страшные пещеры и умирали после крещения от туберкулеза, воспаления легких…

1918 год. «Рай» стал на службу румынским оккупантам и гетманской реакции. Там скрывались шпионы «великой» Румынии, Петлюры, гетманские разведчики и польские офицеры.

1919 год. «Рай» — пристанице и убежище для бандитов, петлюровских шпионов и разведчиков.

1920-1921 годы. Расцвела полным цветом контрреволюционная деятельность монахов, которые превратили пещеру в убежище антисоветских элементов, арсенал оружия, подготавливаемого для борьбы с Советской властью. И только благодаря ЧК-ГПУ эту свору разогнали. Часть их выслали за границы УССР, часть расстреляли, некоторые остались на прежнем месте и вошли в коммуну «От тьмы к свету», организованную липецкой беднотой на бывшем подворье «рая». Впрочем, еще в 1925 году раяне, основавшие «новый рай» под руководством Василия Панаиты, осадили было коммуну, пытались уничтожить коммунаров и захватить усадьбу, но получили сокрушительный отпор со стороны бедноты — теперешних хозяев усадьбы — коммунаров. Бандитов снова уничтожили силами ГПУ, и на этом активная деятельность раян против коммуны закончилась. Но вплоть до 1930 года среди членов коммуны действовали бывшие активные сотрудники Иннокентия — его апостолы Герасим Мардарь и Семен Бостанику.

Последний отряд иннокентьевцев был ликвидирован в 1929 году, в этой операции принимал участие и автор книги. Эта небольшая, но мощная контрреволюционная банда существовала под прикрытием сельскохозяйственной артели в окрестностях Балты.

К роману «ГОЛГОФА»

Роман Л.Гомина (Александра Дмитриевича Королевича) «Голгофа» рассказывает о возникновении на территории Молдавии секты иннокентьевцев и о ее чудовищных преступлениях.

Роман написан более четверти столетия назад. Отдельные его части печатались в 30-х годах в литературно-художественном журнале «Металевi днi» (Одесса); в 1934 году книга была подготовлена к изданию, но впервые полностью издана только в 1959 году на Украине.

Лесь Гомин родился в 1900 году в г.Черкассы в бедной рабочей семье. Писать он начал давно. Его стихи, фельетоны и рассказы, публицистические статьи появляются в периодической печати уже в годы гражданской войны. С 1924 года Л.Гомин — член Союза писателей. Он активно сотрудничает во многих журналах, газетах. В 1928-1929 гг. Лесь Гомин работает в Тирасполе, и его статьи часто появляются в газете «Плугарул Рошу» («Красный пахарь»). Умер Лесь Гомин в 1958 году.

* * *

События, описываемые в романе «Голгофа», тесно связаны с теми социально-политическими явлениями, которые имели место в России накануне революции 1905-1907 годов, в период наступления реакции. Царское правительство, напуганное ростом революционного движения в стране, принимало все меры к тому, чтобы задушить в зародыше борьбу рабочих и крестьян против помещиков и капиталистов. В этих условиях, наряду с кнутом и виселицей, царизм широко использует религию, церковь. Стараясь отвлечь трудящихся от революционной борьбы, господствующие классы стремятся насаждать среди них религиозные верования. Для этого используются самые различные формы пропаганды. В канун революционных событий 1905 года на заводах и фабриках под контролем царской охранки создаются фальшивые рабочие организации, возглавляемые, как правило, духовенством («зубатовщина»). В то же время с благословения церкви разжигается национальная рознь, одни народы натравливаются на другие; по стране организуются кровавые еврейские погромы, в Закавказье — армяно-татарская резня.