Собачья площадка, стр. 60

— На что переходим? — оживился Цветмет. — я одну торченую хату знаю, по первой за ноль дадут попробовать.

— Я тут по кайфу стихи писал. Пока писал, дыхалку перехватывало, слезы на глазах, потом перечитал — говно. Чему радовался? — признался Лидер, но его никто не понял.

— Стихи вообще говно, — подытожил Герасим.

Похоже, с ним были согласны.

А Соломон Погер думал невеселые мысли и продвигался к своему подъезду. А не поменяться ли и мне? — всплыло в его мозгу. Переезд — это всегда избавление от ненужного хлама, и не только вещественного. Рвутся одни привычные связи, укрепляются другие. Словно проверка на вшивость. Начинаешь новую жизнь. Осилит ли подобный катаклизм в его годы?

Соломон поднял глаза. Показалось, назвали по имени. Перед ним стоял незнакомый мужчина в темном с искрой костюме, черной рубашке и галстуке. Адвокат узнал его по собаке. Ротвейлер как приклеенный следовал у левой ноги хозяина.

— Здравствуйте. Не узнали? — приветствовал его незнакомец.

— Ну как же… Валера, здравствуйте. Как поживаете? Вижу, очень неплохо, — постарался скрыть смущение адвокат, хотя узнал прежнего предводителя собачников только по ротвейлеру.

— Женюсь.

— Поздравляю. Кто же та счастливица?

— Маша. Продавщица. Помните, которую… Которая на пустыре собакой одного потравила.

— Разве она не замужем?

— Развелась, — гордо сообщил Валера, словно был единственной причиной такого решения, но Погер знал, что муж просто-напросто допек женщину, хотя на лице жениха было столько счастливой уверенности, что обнаруживать свои соображения на сей счет Погер счел нетактичным.

— Так вы теперь жених?

— Она ещё не знает.

Погер поинтересовался, куда идет Валерий при таком параде, и узнал, что едет тот в магазин: Маша теперь работает в другом магазине, там ближе от нового дома.

— Значит, и вы переедете? — с ужасом спросил Погер, уже внутренне чувствуя рождение и оформление в осмысленные слова своего решения.

— Наверное. Квартиру продам. Объединимся. А чего мне тут терять? Автосервис, он и в Греции автосервис. Руки есть, клиенты будут. На крайняк машину продам. Тут пусть Ивановы заправляют.

— Вы вот что, Валера, вы сейчас в галантерею зайдите и другой галстук купите.

— Это почему?

— А к черной рубашке белый галстук только товарищи Аль Капоне носили. Вы же не хотите гангстером перед Машей выглядеть?

— Не хочу… Спасибо. Большое спасибо.

И жених так скоро устремился к галантерее, что ротвейлер воспринял это как незапланированную пробежку и рванул поводок всем телом.

Нет, надо переезжать, подумал адвокат и посмотрел на дом так, как смотрят провожающие на корабль. Все дело в том, что Погер вдруг даже и прочитал на его борту — «Титаник».

Глава 40

Иванов рвал и метал. Он был не просто вне себя. Чуть не приключилась истерика.

Когда Зверь разжал челюсти и палевый глухо стукнул головой об асфальт, дамочка зашлась в истеричном визге. Иванов перепугался, как бы с ней не сделалась падучая. Это когда падают кое-как, неумело, не как в кино красиво.

Но хозяйка обиженной эрдельки не упала. Разом перейдя на шепот, вцепилась наманикюренными ногтями в отвороты куртки Николая.

— Что вы наделали? Что же вы наделали? Что же вы наделали, наконец?

— Что? Что я наделал? — не понимал Иванов и краем глаза увидел, как Зверь подобрался для прыжка подставил под него свою спину и отчаянно заорал: — Нельзя, Зверь, нельзя! Фу!

Как уж собака в воздухе изменила траекторию полета, загадка, но факт остается фактом — коричневая девяностокилограммовая туша пронеслась в нескольких сантиметрах от лиц сцепившейся пары, обдав их при этом горячим запахом псины. Только тогда дамочка, похоже, осознала в первом приближении, что сию минуту могла бы превратиться в то, во что трансформировался палевый — в труп. Ноги у неё подломились, и тело бессильно провисло на руках Николая. Все ещё опасаясь за рефлексы Зверя, Иванов прикрикнул на собаку, приказав ей сидеть.

— А что вы, собственно, ожидали? Чего хотели?

— Зачем же так? Зачем сразу убивать? Я хотела, чтобы вы только напугали…

— Напугал? — изумился Иванов.

Он ждал любого ответа, но не такого. Не являясь собачником-профессионалом, все же прочитал за этот месяц с десяток книг по кинологии, причем разного уровня. От профессионального наставления с грифом «Для служебного пользования», которое достал Гарик, до обычных красочных энциклопедий, в массе появившихся на прилавках за бешеные деньги.

— Вы с ума сошли, мадам. Собака не понимает, когда вам угодно просто попугать, а когда серьезно. И команды такой нет. Есть «фас» — взять! И есть «апорт» — принеси!.. Фу, Зверь… Сидеть, — вспомнил Николай о находящейся позади собаке.

Зверь действительно дважды дернулся на взаимоисключающие команды. Ему вообще не нравился сегодняшний день. «Палевого, дурака, пришлось задавить, теперь эта идиотка то на хозяина кинется, то слюни пускает в его объятиях. Чехарда!»

— Какой вы…

— Какой?! — потерял самообладание Иванов.

— Зверь.

— Да пошла ты знаешь куда?! Тебе надо было бы откусить ползадницы за такое воспитание собаки. Шавку здешнюю больше жалко, а не вас — двух проституток. Эрдельша-то твоя с течкой была, а ты её сюда выгуливать поперлась, дура!

Дамочка оправилась от шока, а обидное «проститутка» вдохнуло силы. Она отскочила от Николая и бросилась прочь, цепляя каблуками асфальт и высекая искры.

Каркалыга, определил её класс Иванов и оглянулся. Мальчишки не было. Николай даже упустил тот момент, когда парнишка дал деру. Ну и черт с ним.

Иванов пристегнул поводок.

Зверь поднялся и занял обычное место у левой ноги. Они двинулись по территории госпиталя. У обоих на душе было нехорошо. Только у Николая, имевшего с детства глупую привычку после события вторично проигрывать все в мыслях, переворачивать ситуацию так или эдак, добавляя туда упущенное, возможную реакцию противной стороны и последующие свои более геройские действия, медленно закипал котел злости. Достигнув точки кипения, варево превратилось в ярость…

Необходимо срочно выпустить пар.

А сердобольные бабы из блока питания после окончания госпитального завтрака принялись за посуду. Вчера был большой посетительский день. Больным натащили всякой снеди, и завтракали те вяло, без аппетита. Зная на практике, что весь следующий день и пару потом больные будут потреблять гораздо менее нормы, готовили в эти дни соответственно. «Излишки» расходились по рукам, но и того, что оставалось на тарелках, с лихвой хватало на прокорм стаи территориальных собак.

Шавки, в свою очередь, быстро усвоили график посещений. Это оказалось делом несложным. Кален даря животные не знали. Достаточно было простои наблюдательности. За день-два до пиршества они подмечали у контингента возросшую нервозность, часто вспыхивающие ссоры. Женская половина усиленно занималась косметическими процедурами, а отдельных приходилось отгонять от ворот.

Зато сам отшумевший день посещений, когда им вживую доставались куски колбасы, и последующие два дня разговения у пищеблока приносили ощущение сытости и покоя. Старые обиды забывались, новые не вспыхивали. Все как у людей.

Теперь они не были голодны в прямом смысле слова, но вчерашнее уже переварили, а загашники пока не трогали. Ожидали выноса помоев.

Иванов и Зверь появились из-за угла неожиданно. В какой-то момент Николай даже замедлил шаг, но потом, вскипев на самого себя, ещё и прибавил. Расстояние между стаей и пришлыми сокращалось, и разминуться не представлялось возможным. Это не площадка перед фасадом корпуса, где вполне разойдутся два КамАЗа, а служебный вход. Аллейка узка. Кроме того, с внешней стороны почти в рост человека местным садовником культивировались кусты боярышника, образуя живую, непролазную изгородь.

Иванов остановился метрах в шести-семи.

Крайние псы повернули головы и оскалились.