Собачья площадка, стр. 55

То, что увидел перед собой, заставило судорожно сократиться мышцы живота. В горле возник эффект кухонного крана.

— Xp-..пр… др…

— Ах, я вас умоляю…

Ольга Максимовна повалилась без сил в его испачканные готовкой пальцы.

— Меня подожгли, — вымолвила она, ощутив всем телом, что её перенесли на диван «холостяцкая лежанка», с больной пружиной в области таза.

— Кто? Как? Когда?

— Душно…

Ольга Максимовна сама расстегнула пуговку.

Взору отставника открылся кусочек дорогого белья, купленного в Алжире на распродаже и теперь облегающего тело больше, чем в облипку, отчего складки тела для подполковника смотрелись ещё красивее.

— Вина…

— У меня нет, — раздосадовался отставник, — я бросил.

— Там… В прихожей… Я принесла… Пока подполковник, тряся кладилом отвисших штанов, бегал за кагором, Ольга Максимовна осмотрелась: полировка — заменить, штамповку хрусталя продать, кресла перетянуть… Она продумала бы больше, но тут явился Семен Семенович с хрустальным бокалом.

— А себе?

— Момент… Вообще-то у меня от вина живот болит, — услышала она из кухни; люстру-тарелку — на помойку…

Они выпили. Она лежа, он — стоя рядом с диваном на коленях.

— Скажите, полковник…

— Под…

— Что?

— Под — это значит подполковник запаса. Полковника не дали. Только в случае войны.

— Я не хочу тебя провожать под пули, — сказала она шепотом.

Подполковник сам не представлял, что в его жизни когда-нибудь будут свистеть пули. В худшем случае придется охранять пленных, заведовать лагерем для перемещенных лиц или участвовать в переселении народов, однако польстило. Пока ещё в голове никак не умещался её приход, обморок, пожар, будущая война. Военные не любят неразберихи.

— Я пришла к тебе вся… Ты меня понимаешь? Все остальные — дерьмо. Пусть образуют свои общества. Мне страшно. Ты должен меня защитить. Только с тобой — сильным, разумным, стабильным — я чувствую себя защищенной… О, этот пожар…

Казалось, она снова потеряла сознание, и подполковник, воспользовавшись предлогом, тут же начал массировать правую грудь. Правая была ближе. Какая разница, что сердце слева, не правда ли?

Ольга Максимовна вихрем влетела в свою «железную клетку», захватила насест и уже больше никому не желала его уступать.

У них сладилось.

Потом она, стыдясь себя самой, призналась-похвалила своего подполковника одной фразой:

— Тебе совсем ни к чему «Виагра».

Глава 37

Погер отпустил стажера и секретаря. Он устал. Ото всего. Устал готовить себе. Устал есть всухомятку, прикидываясь большим любителем кофе. Все валилось из рук.

Это старость, ясно и честно сказал он себе к середине дня, и на глаза ему попался старый фотографический альбом со страницами, переложенными рисовой бумагой, с фотографиями, любовно вставленными в ажурные уголки, пахнущий несовременной пылью.

Он раскрыл наугад. С пожелтевших прямоугольников на него посмотрели знакомые лица давно ушедших людей, и вместе с тем Соломон физически ощутил «гусиную кожу», когда приблизил лицо вплотную, стараясь рассмотреть детали, и увидел брошку на платье двоюродной сестры, в которую был когда-то безнадежно и стыдливо влюблен.

Все не так. Бомж Евсей почему-то не пришел, и, к кому бы ни обратился адвокат, никто не знал, где теперь они вообще, ибо грязных людей вывели с территории пустыря, как собачники выводят блох, как проститутки — лобковых вшей, выбривая межножье и щедро поливая это место черемичной водой.

Сегодня к адвокату дважды обращались жильцы дома, не имеющие собак. Некоторые в их доме держали кошек, иные птиц, жилица со второго этажа воспитывала шестерых детей. Вчера тоже были жалобы. Для Погера сразу стала ясна тенденция — обращались не собачники. Собачники были довольны. Собачники имели график и, неукоснительно соблюдая очередность, патрулировали квартал. Это весьма увлекательное занятие — впятером плюс пять-шесть собак — наводить порядок. Уже после третьего патруля, когда собачниками был задержан опасный преступник, объявленный во всероссийский розыск, в людях проснулось такое чувство патриотизма, какому позавидовали бы сталинские идеологи.

Даже уборщица по подъезду, обычно клявшая животных почем зря, и та притихла — пусть лучше собачье дерьмо, чем человеческая блевотина. Ее понять можно. Собачье сохнет быстрее. Взял на совок, и всех дел.

Погера настораживало другое.

Не имеющие собак чувствовали себя «лишенцами». Был когда-то такой термин. В юриспруденции он назывался — поражение в правах. А что такое быть не таким, когда все кругом такие, еврей знал на собственной шкуре.

Что он мог им сказать? Погер сам стоял у истоков создания этого собачьего общества. Теперь вот сожгли ящик у Ольги Максимовны, только она заикнулась о выходе. Сардор ходит странный. Подполковника не видно…

Зато Иванов гуляет с собакой почти целый день. Когда работает? Одно хорошо — подростков не видно и не слышно; Говорят, РЭУ выделяет им подвал.

Соломон встал из глубокого кресла, как каменный гость, и прошелся по квартире. Ничто не радовало глаз. Стройные ряды подписных изданий, собрания мудрых мыслей, энциклопедии — ни одна из книг не могла разрешить мучивший его вопрос. А это не шутка. На склоне лет — Соломон сознавал, что склон, — вдруг осознать, что ничего не знаешь и весь твой опыт не более чем опыт борьбы с тараканами, так же безнадежен, как и бесславен.

Соломон впервые пожаловался сам себе на сердце. Что происходит с людьми? Они и так не балуют друг друга хорошим отношением, но в последнее время стали просто осатаневшими. Разучились прощать.

Соломону не надо было составлять мнение о характере Иванова, достаточно узнать цели. Цели были туманны. Зачем человеку нагружать себя лишними хлопотами? Сомнительно, что членство, даже председательство в обществе, принесет какие-то дивиденды, кроме уважения органов правопорядка. Иванов не занимается селекционной работой. Иванов толком не проработал устав. То, что они приняли в качестве итогового документа, призванного определить и до некоторой степени узаконить круг занятий и интересов общества, составлено так хитро и в таких обтекаемых формулировках, и тут адвокат попенял с горечью себе, ибо помогал по части формулировок, — что предоставляло председателю широчайший выбор средств воздействия как на членов общества, так и на нарушителей общественного спокойствия. Нигде не зафиксированные «Правила общежития», на которые постоянно ссылался устав, позволяли простым большинством голосов правления лишать членов тех или иных льгот, проводить задержание хулиганов, осуществлять сбор денежных средств на благоустройство территории…

Это последнее насторожило Соломона. Он решил сходить к председателю и прояснить этот вопрос для себя. Очень даже просто может случиться, что налоговые органы заинтересуются этим собранным фондом. Фонды вообще излюбленный российский способ перекладывания денег из одних частных карманов в другие. Вернее, в другой, ибо собирают со многих, а перекладывают единицам.

Адвокат оделся особо торжественно, так как считал визит официальным. Он позволил себе только кокетливый шейный платок, но цвет выбрал приглушенный.

Раша, наблюдавшая сборы хозяина, увязалась было в прихожую, но хозяин сегодня был не расположен не только гулять, но и поиграть с ней дома, ограничился тем, что потрепал её за уши.

Иванов встретил адвоката радушно. Сделал комплимент. Соломон знал, что тот врет. Выглядел он сегодня не ахти.

— Деньки-то какие наступают! А? Весна, — пропустил хозяин адвоката.

— Да… Цветут дрова, — хмыкнул Соломон.

— Что вы сказали? — подумал, что ослышался, Иванов.

— Это так… К погоде. Я, собственно, к вам по делу.

— Кто же по утрам в гости ходит… Слушаю вас внимательно.

Адвокат решил не садиться, говорить стоя. Ведь если ты присаживаешься даже за стол переговоров, но на чужой территории, становишься как бы заложником гостеприимства, а это предполагает определенные уступки. Так Иосиф Сталин, взвинтив всем нервы в Тегеране, доказал Рузвельту, что проживать тому надо только под его защитой.