Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии), стр. 63

Поздно вечером мы вышли из офицерского казино и побрели напоследок по асуанскому базару, который только пробуждался к ночной жизни. Разорванные, с заплатками балдахины над узкой уличкой в отблеске мерцающих керосиновых фонарей принимают причудливый вид. Между грудами пестрых товаров в толпе смешались эфенди в белых костюмах европейского покроя, арабы в галабеях, египетские солдаты и полицейские, оборванные полунагие кочевники из пустыни и несколько любопытных туристов в коротких штанах. Запах жареной бараньей печенки смешивается с запахом дыма древесного угля и с едким ароматом кадила, которым кудрявые подростки окуривали за бакшиш одну лавку за другой. К журчащим низким тонам арабской, греческой и английской речи время от времени примешивается рев ослов. А над всем этим доминирует резкая граммофонная музыка из арабских кафе.

Мы невольно направили свои шаги к мудирии, где во дворе стояла одинокая «татра», которую мы после обеда подвергли последнему осмотру. Подтянули масляный фильтр, сменили масло, добавили вазелин в масленки, отрегулировали два клапана, очистили ребра цилиндров и воздушные фильтры от остатков пыли с нижнеегипетских глиняных дорог. Мотор работал, как часы.

— Бензина нам наверняка хватит, — убеждали мы друг друга в правильности своих расчетов. — 55 литров в баке, четыре канистра по 20 литров и четыре запаянных жестяных бидона по 18 литров. Всего 207 литров бензина. При нормальном расходовании этого хватило бы на 1700 километров.

— По песку расход будет больше, может быть 15, а то и 20 литров на 1000 километров. Но и в этом случае нам должно хватить, даже если в Вади-Хальфе не оказалось бы ни капли бензина…

В волнах Нила у Асуанской набережной покачивается отражение молодого месяца. Его тусклый свет отражается от гребней мягкого песка на противоположном берегу.

За дюнами нас ждет пустыня, тихая, таинственная, незнакомая…

Первый этап

Было прохладное утро, утро в пустыне 24 октября.

У солнца не было времени для торжественного театрального выхода, и оно отказалось даже от карминового ореола, с которым вчера укладывалось в песчаные перины на противоположном берегу Нила. Поспешно вышло оно из-за агатового края горизонта и быстро побежало по бархатистым пескам, размягченным долгой теменью и влажной глазурью ночи.

Пустыня была, как четырехнедельный львенок: такая же светло-желтая, такая же безвредная, такая же игривая. Это львенок, который не догадывается, что к тому времени, когда солнце достигнет зенита, его неповоротливые ноги вырастут в могучие лапы с острыми когтями, а мягкий ротик превратится в кровожадную пасть.

Лучше было не ждать, пока утренний львенок вырастет в полуденную львицу.

Обе машины стояли перед фортом, готовые к старту. Мы хотели выехать в пустыню как можно раньше, чтобы проехать самый трудный отрезок, пока поверхность мягкого песка еще скреплена утренней росой. Однако мусульманский праздник Большой байрам внес решающую поправку в наши расчеты. Нам пришлось несколько часов ожидать начальника, пока он вернулся с богослужения.

Еще один час ушел на формальности, фотографирование и мудрые советы.

— Если вы доберетесь до Вади-Хальфы одни, я буду вынужден отдать приказ о вашем аресте за невыполнение правительственных предписаний. В случае, если вторая машина выйдет из строя, вы должны будете оставить ее экипажу достаточный запас воды и продуктов питания и возвратиться по собственным следам в Асуан, даже если это произойдет около самой Вади-Хальфы. Распишитесь, что вы приняли к сведению эту инструкцию…

Последние снимки, пожелания успеха, старт.

Внимательно следим за первой машиной, которая идет впереди на расстоянии 100 шагов. Мы опасаемся за ее низкий дифференциал и мягкие рессоры. Судьба этой машины отныне является и нашей судьбой. Проезжаем последние семь километров асфальтированной дороги, которая кончается на гребне Асуанской плотины. На протяжении двух километров разносится ритмичное постукивание машин, едущих по гребню водосливной плотины, которое тонет в гуле тысяч тонн воды, с оглушительным ревом низвергающейся в тридцатиметровую глубину. Последний контроль на другом конце плотины, и мы выезжаем на открытую местность. Мирек с компасом и картой на коленях так же внимательно следит за дорогой, как и Иржи, который ведет машину.

Крутой склон, перерезанный полосами песчаных наносов, глубокая занесенная долина, опоясанная двойным рядом плоских камней, новый склон, и вот перед нами сразу открывается бесконечная плоская пустыня. Совсем не такая, какую мы привыкли видеть в Тунисе, Ливии или Нижнем Египте. Небольшие каменистые бугры, песок, щебень, валуны и снова песок и камни. Ряд телеграфных столбов, показавшихся было за плотиной, побежал далеко влево, отняв у нас надежду использовать их как ориентир.

Сопровождающая машина вдруг начинает проваливаться, колеса отбрасывают каскады песка, машина скользит налево и — стоп. Мы быстро переключаем нашу машину на низшую скорость, даем газ и объезжаем восьмицилиндровый «форд». Но в следующий момент и колеса нашей машины безнадежно увязают в песке. С трудом разгребаем песок, поднимаем машины, подкладываем противопесочные пояса под колеса. Помогая друг другу, делаем пять-десять метров вперед, и снова машины садятся в песок по самые оси. Узкие шины «форда» зарываются в песок и там, где мы проходим хорошо. Снова и снова подкладываем брезент под колеса, преодолеваем несколько десятков метров и опять останавливаемся.

К двум часам дня мы проехали едва семь километров от плотины. Термометр показывает 42 градуса в тени. Солнце палило голову, минуты и метры заполнялись потом и терпением. Пустыня, этот утренний светло-желтый львенок, превратилась в львицу, подкарауливающую свою добычу. Она сбросила с себя длинные тени и облачилась в циничную ядовитую желтизну, которая жалит и при соприкосновении и при взгляде. Как раз в этом месте несколько раз застревал полковник Ле-Блан, после чего он возвратился, изменил направление пути и подался на восток от Нила. Мы не будем следовать его примеру. Выдержать!..

На четырнадцатом километре мы попадаем на лучший грунт. Мелкий щебень без песка позволяет передвигаться несколько быстрее. Временами наталкиваемся на колеи военных грузовиков и гусеничных машин, которые в свое время пытались страшно дорогой ценой доставлять североафриканскому фронту военные материалы, когда подводные лодки в Средиземном море особенно угрожали сорвать снабжение. Время от времени минуем кучку камней, сложенную на возвышенном месте. Это одинокие указатели направления. Далее появляется волнистая равнина, пригорки которой покрыты твердым щебнем. На них мы набираем скорость, чтобы проскочить песчаные наносы в низинах.

В половине третьего на полчаса останавливаемся, чтобы дать немного отдохнуть моторам. Указатель температуры масла поднялся до 110 градусов. Опасаемся, как бы не пострадали подшипники. «Форд» кипит. Температура воздуха достигла 46 градусов в тени…

Вдали перед нами начинают вырисовываться контуры хребта Гебель-Гарра. Сверяемся по наброску карты и авиационному компасу и при помощи чехословацкого «аэронара» [57] вычисляем расстояние. Все три египтянина с «форда» — шофер, механик и проводник — видят компас впервые в жизни, так же как и бинокль. Они не перестают удивляться, когда мы по очереди называем отдельные высоты и указываем правильное направление на Вади-Хальфу. Они никак не могут понять, откуда мы знаем эти названия, если ни разу здесь не были. Кажется, компас и бинокль снискали у них соответствующее уважение, ибо на каждой следующей остановке они стали подходить к нам, чтобы посоветоваться.

После 4 часов дня мы потеряли колею.

Бишарин становится все беспокойнее, меняет направление «форда» резко налево, а затем вдруг поворачивает направо. Все чаще и чаще вылезает он во время езды на подножку и оглядывается. Сомнений нет, он потерял направление. Наконец «форд» останавливается. Когда мы подъехали, его трехчленный экипаж горячо спорил. Из бурного потока арабской речи мы уловили лишь отдельные слова, но поняли, что спор идет о направлении, а не о том, сколько на кого приходится из вознаграждения. Спор все более разгорается. Механик машет руками по направлению к горам Куркур. Вены вздуваются на его висках, когда он обрушивает на голову проводника водопады арабских слов. Бишарин все оглядывается на компас, как бы прося о помощи.