Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии), стр. 6

Индокитайцы в Авиньоне

Переход от немецкой Швейцарии к французской совершается не постепенно, а непостижимо резко. В 50 километрах за Берном сразу пропали немецкие надписи на дорожных указателях, и Нёйенбург неожиданно стал Нёвшателем. С этого момента мы уже не слышали ни одного немецкого слова. Спокойные швейцарцы превратились в темпераментных французов. Начиная отсюда, французский язык сопровождает вас вплоть до африканского континента.

Если бы мы не знали, что позади осталась ослепительно прекрасная Женева с мраморными дворцами и находившейся в состоянии ликвидации Лигой наций, и не оглядывались на алебастровые венцы Альп, то, наверное, не заметили бы, что за нами закрылись ворота Швейцарии и дорога начала круто спускаться к долине Роны. На швейцарско-французской границе еще сохранился пережиток времен военной оккупации. Но в отличие от того периода обе границы нейтральной зоны контролируют собственные солдаты соответствующего государства. Этот пережиток, вероятно, сохраняется благодаря стараниям французских автомобилистов, которые приезжают из глубинных районов в пограничную зону, чтобы купить дешевый бензин. Когда они возвращаются назад на территорию Франции, французские таможенники берут с них пошлину. Несмотря на это, автомобилисты остаются в выигрыше, так как бензин в пограничной зоне на две трети дешевле, чем во Франции. Работники таможни привыкли к тому, что автомобилисты из Франции переезжают границу с совершенно пустыми баками.

— Очень сожалею, господа, — заявил нам французский таможенник, обнаружив под передним сиденьем нашей машины запасной канистр с бензином, — но вы должны будете заплатить пошлину, если для бензина не окажется места в баках.

— Но ведь это чехословацкий бензин, который мы везем от самой Праги…

— Это безразлично, бензин есть бензин…

Нам пришлось перелить в баки последние 20 литров пражского бензина, который мы взяли с собой на всякий случай, в основном для того, чтобы в Германии не терять времени на беготню по учреждениям, ибо бензин отпускается там по специальным нарядам.

— Tres bien, messieurs, — прекрасно, господа, — сказал с улыбкой таможенник, — теперь можете ехать…

Извилистые горные дороги между Леймиатом и Ла-Бальмом ни в чем не уступают прекрасным дорогам итальянских или швейцарских строителей. Склоны гор с плодородными виноградниками сменились вскоре открытой долиной с платанами вдоль автострад. Странно выглядят на них повозки с высокими колесами, в которые запряжены ослы. Вместо роскошных «кадильяков» по французским дорогам тянутся старички «рейно» времен первой мировой войны с массивными колесами и нескладными кузовами. Сначала вам кажется, что вы попали на юбилейную выставку автомобилей, куда доставили из музея самых древних ветеранов. Но когда мимо вас проедут сотни этих «дедушек», то вы преисполнитесь уважением к прочности и техническому совершенству машин, которым по возрасту давно уже место на свалке.

Примерно в 100 километрах к северо-западу от Марселя находится старинный город, бывшая папская резиденция — Авиньон. Массивные средневековые стены с многочисленными выступами окаймляют весь город. Рядом готическими храмами и церквами эпохи Возрождения примостились комфортабельные отели (с горячей и холодной водой), строители которых даже не пытались придать им облик, гармонирующий с выдержанным стилем фасадов соседних храмов.

На улицах средневекового Авиньона праздновали Первое Мая.

Мостовая города с раннего утра гудела от поступи тысячных колонн трудящихся, которые вышли на улицу, чтобы выразить свое недовольство политикой правительства. Временами нам казалось, что мы не на улицах Авиньона, а в Ханое. Представители индокитайцев, борющихся в своей стране против французов за свободу своей родины, шли здесь вместе с французами и под их защитой, совместно требуя прекращения бессмысленной авантюры французского правительства.

«Les meres francaises reclament la fin de la guerre en Indochine».

«Французские матери требуют прекращения войны в Индокитае».

Смуглые индокитайцы, в большинстве своем демобилизованные солдаты французской колониальной армии, шагали вдоль авиньонских крепостных стен под звуки бравурной французской музыки и под аплодисменты французов, тех самых французов, чье правительство в это время проводило военные операции против вьетнамцев, борющихся за свою свободу. Им аплодировали люди, до сих пор живущие в домах, разрушенных недавней войной, между тем как миллиарды франков, превращенные в боеприпасы, пулеметы и самолеты, отправляют в Индокитай, чтобы и там, на другом конце земного шара, обращать жилища в развалины и уничтожать народ, ничего не требующий для себя, кроме свободы.

Мостовая гудела, но проходившие колонны молчали. И это было грозное молчание, так как над головами людей весенний ветерок колыхал цветные транспаранты со словами:

«Liberte, egalite, fraternite pour tout le monde»!

«Свобода, равенство и братство для всех».

Звучит громкий марш, раздаются аплодисменты зрителей, многие выкрикивают лозунги.

«Освобожденная Франция хочет видеть Индокитай свободным».

Так говорил французский народ в Авиньоне. А недалеко отсюда, в Марселе, городские власти, чтобы отвлечь внимание марсельцев, устроили велосипедные гонки по главным улицам города, и в самом крупном французском порту в это время грузили на корабли военные материалы для Индокитая…

Франция праздновала Первое Мая…

Между Европой и Африкой

Мы пробыли во Франции несколько дней и все это время нам казалось, что страна походит на тяжело нагруженный поезд, который с трудом преодолевает высокий горный перевал. Страна бурлила в забастовках, ее душили правительственные кризисы и нехватка хлеба. Проблемы заработной платы и черного рынка казались неразрешимыми. На фоне этого хаоса Франция выглядела беспомощной и бессильной. С кем бы мы ни говорили, мы еще и еще раз убеждались в том, что французы не слишком доверяют правительству. Огромные плакаты утверждали, что спасение Франции в десятипроцентном снижении цен. Однако портовый контролер в Марселе, когда мы заговорили о правительственной политике цен, горько усмехнулся и сказал:

— А известно ли вам, что 14 дней тому назад все цены были повышены на 25 процентов? При такой системе всегда можно пойти на небольшое снижение…

Французские газеты почти ежедневно на первых полосах сообщали об очередном пожаре на каком-нибудь из национализированных промышленных предприятий. Было ясно, что здесь проводится организованный саботаж. Национализированная промышленность не имела достаточных сил для энергичного разбега, так как ее развитие умышленно тормозили капиталисты, которым в ходе поэтапной национализации было предоставлено широкое поле деятельности. Общественность была утомлена бесконечными парламентскими дебатами по основным проблемам, стоявшим перед страной, ибо предложения прогрессивных представителей народа наталкивались на упорное сопротивление парламентских поборников капитала.

Поэтому мы без сожаления расставались с Францией, к которой уже не подходил давнишний эпитет «прекрасная». Франция подурнела…

Приближался день прощания с Европой.

Когда мы покидали Прагу, нас предупредили о затруднениях при получении билетов на пароход, идущий из Марселя к Африке. Все еще ощущался острый недостаток морских транспортных средств, хотя после окончания войны прошло уже два года. Заказ билетов по телеграфу из Праги не помог. В посреднических агентствах, очевидно, отдавали предпочтение пассажирам, которые охотно давали солидные чаевые при покупке билетов, и мало заботились о заказчиках, находившихся за тысячу километров от маклерских контор.

После переговоров, продолжавшихся несколько дней, нам удалось, наконец, раздобыть билеты третьего класса на французский пароход «Кутубия» который совершал регулярные рейсы между Марселем и берегами Марокко.

Пятого мая, во вторую годовщину памятных пражских дней [3], мы ехали по марсельским улицам к порту вслед за машиной Поля Дрезена, представителя пароходной компании. У мола нас ожидала «Кутубия», которая забирала в свой трюм последние остатки груза. В последнюю очередь должны были грузиться автомобили пассажиров. Должны были…