Неудачник, стр. 10

— Для вас-то это ничего не меняет, мосье Пуаро, — еще более размяк Миллер. — Вы свои денежки так и так получите, вам только надо делать вид, что вы их отрабатываете, чтобы ее сиятельство осталась довольна. Я ведь понимаю…

— Слишком уж вы понятливы, — пробормотал Пуаро и удалился.

На очереди у него был визит к поверенному Чарлза Леверсона — мистеру Мэйхью — очень худому и очень осторожному джентльмену. Он принял Пуаро весьма сдержанно, однако последний умел внушать доверие и уже минут через десять они беседовали вполне дружески.

— Поймите, — убеждал Пуаро, — в этом деле я выступаю исключительно на стороне мистера Леверсона. Таково желание леди Эстуэлл: она уверена, что он невиновен.

— Да-да, разумеется, — промямлил без особого воодушевления мистер Мэйхью.

В глазах Пуаро мелькнула лукавая искорка.

— Вы, кажется не слишком полагаетесь на мнение леди Эстуэлл? — поинтересовался он.

— Она вполне способна назавтра убедить себя в обратном, — сухо отозвался, похоже, многое повидавший юрист.

— Интуиция, конечно, не доказательство, — согласился Пуаро, — и, судя по ситуации, молодому человеку надеяться пока не на что.

— Жаль, что он такого наговорил в полиции. Если он и дальше будет стоять на своем, ему не поздоровится.

— А вам он тоже ничего другого не говорит? — поинтересовался Пуаро.

— Ни слова, — кивнул Мэйхью. — Твердит, как попугай, одно и то же.

— И потому вы ему не верите, — промурлыкал Пуаро. — Нет-нет, не возражайте, — поднял он руку, заметив протестующий жест собеседника, — я ведь вижу… В глубине души вы считаете, что он виновен. Но позвольте теперь мне, Эркюлю Пуаро, изложить вам обстоятельства дела.

Молодой человек возвращается домой. Перед этим он выпил два-три коктейля, не говоря уж о виски с содовой. Ему… как это у вас говорят… море до колена. И настроение соответствующее. Он отпирает своим ключом дверь, нетвердым шагом поднимается в Башню, смотрит с порога в кабинет и при тусклом свете настольной лампы видит своего дядю, вроде бы склонившегося над бумагами.

Как мы уже отметили, мосье Леверсону море до колена. Он входит и говорит дяде все, что он о нем думает. Он ведет себя вызывающе, выкрикивает неприятные вещи, но дядя молчит и не дает ему отпора. Это еще больше распаляет мистера Леверсона, он снова и снова выкрикивает разные неприятные слова, с каждым разом все громче, В конце концов упорное молчание дяди начинает ему казаться странным. Он подходит ближе, кладет сэру Рубену руку на плечо, и тот падает на пол.

Хмель разом слетает с мосье Леверсона. Он наклоняется над сэром Рубеном, понимает, что произошло, и в ужасе смотрит на собственную руку, залитую чем-то красным.

Он в ужасе и отдал бы все на свете, чтобы никто не услышал крики, только что срывавшиеся с его губ. Машинально он поднимает упавший стул, выходит из кабинета и прислушивается. Ему чудится внизу какой-то шум, и он тут же делает вид, что разговаривает с дядей через открытую дверь.

Вокруг тишина. Уверенный, что ему просто послышалось, он пробирается к себе в комнату, и тут ему приходит на ум, что гораздо лучше будет сделать вид, будто он в тот вечер и близко не подходил к дядиному кабинету. Так он и поступает. Парсонс, заметьте, в тот момент не говорит о том, что он кое-что слышал. Когда же ему пришлось сказать правду, Леверсону уже было поздно менять показания. Он глуп и упрям, он просто повторяет свой рассказ.

Разве это не похоже на правду, мосье?

— Да, — согласился поверенный. — В вашем изложении это и впрямь звучит весьма правдоподобно.

Пуаро встал со стула.

— Когда вы увидите своего клиента, — сказал он, — спросите его, так ли все было, как я вам рассказал.

На улице Пуаро остановил такси.

— Харли-стрит, дом триста сорок восемь, — бросил он водителю.

7

Отъезд Пуаро в Лондон застал леди Эстуэлл врасплох, поскольку маленький бельгиец держал всех в полном неведении относительно своих планов. Но через сутки он вернулся, и Парсонс известил сыщика, что его немедленно желает видеть леди Эстуэлл. Хозяйка дома ждала Пуаро в своем будуаре. Она лежала на диване, опершись на подушки, и выглядела больной и измученной, гораздо хуже, чем при их первой встрече.

— Значит, вы вернулись, мосье Пуаро?

— Вернулся, миледи.

— Ездили в Лондон?

Пуаро кивнул.

— Вы не сообщили мне, что уезжаете, — попеняла ему леди Эстуэлл.

— Тысяча извинений, миледи. Я не должен был так поступать. La prochaine fois… [20]

— В следующий раз вы сделаете то же самое, — нисколько не обольщаясь, прервала его леди Эстуэлл. — Сначала надо действовать, а все объяснения после. Вы ведь так считаете?

В глазах Пуаро зажегся огонек.

— По-моему, это и ваш девиз, миледи.

— Иногда, — признала его собеседница. — Зачем вы ездили в Лондон, мосье Пуаро? Теперь-то можете мне рассказать?

— Я встречался с доблестным инспектором Миллером и безупречным мистером Мэйхью.

Леди Эстуэлл пытливо вгляделась в его лицо.

— И что же вы теперь думаете? — протянула она.

— Не исключено, что Чарлз Леверсон невиновен.

— Ага! — подскочила леди Эстуэлл; подушки полетели на пол. — Значит, я была права!

— Я сказал «не исключено», мадам, только и всего.

Что-то в его голосе насторожило леди Эстуэлл. Опершись на локоть, она впилась в него пронзительным взглядом.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, леди Эстуэлл, — кивнул Пуаро. — Вы можете мне объяснить, почему вы подозреваете Оуэна Трефюзиса.

— Я же вам говорила — я знаю, что это он, только и всего.

— К сожалению, этого недостаточно, — сухо отозвался Пуаро. Постарайтесь вернуться к тому трагическому вечеру, мадам, и припомнить все до мельчайших подробностей. Что вы заметили в поведении Трефюзиса? Я, Эркюль Пуаро, говорю вам: что-то там наверняка было.

Леди Эстуэлл покачала головой.

— Да я вообще не обращала на него внимания в тот вечер и уж, во всяком случае, не задумывалась о том, что он там делал…

— Вы были поглощены чем-то другим?

— Да.

— Тем, что ваш муж настроен против Лили Маргрейв?

— Так вы об этом уже знаете, мосье Пуаро?

— Миледи, я знаю все, — с апломбом заявил маленький бельгиец.

— Мне нравится Лили, мосье Пуаро, поймите, а Рубен поднял шум из-за какой-то там рекомендации. Я же не отрицаю, что она схитрила — схитрила, конечно, но и я когда-то подобное выделывала. С театральными администраторами иначе нельзя — чего я им только не плела…

Лили хотела получить это место, ну и… одним словом, решила сплутовать. Мужчины к таким вещам относятся слишком серьезно — даже смешно. Рубен устроил такой скандал, словно она по меньшей мере ограбила банк. Весь вечер у меня на душе кошки скребли. Понимаете, обычно мне удавалось в конце концов уломать Рубена, но иногда он, несмышленыш мой, упирался как осел, так что смотреть, что делает секретарь, мне было просто некогда. Да и вообще, кто на него смотрит, на Трефюзиса-то? Ну, болтается где-то поблизости, и пусть болтается…

— Да, я тоже заметил, что мистер Трефюзис не из тех, кто привлекает всеобщее внимание и сражает наповал.

— Вот именно, — леди Эстуэлл улыбнулась, — это вам не Виктор.

— У мосье Виктора темперамент, прямо скажем, взрывоопасный.

— Точнее не скажешь. Кажется, вот-вот взорвется, словно хлопушка.

— То есть он человек вспыльчивый?

— Да, если вожжа под хвост попадет, но бояться его не стоит. Громко лает, но не кусается.

Пуаро уставился в потолок.

— Так вы ничего не можете мне сообщить о том, почему вы подозреваете мистера Трефюзиса? — вкрадчиво пробормотал он, почти промурлыкал.

— Я же вам говорю, мосье Пуаро, что я просто знаю — это он, и все тут. Женская интуиция…

— Женская интуиция — не основание для смертного приговора… и от виселицы никого не спасет. Леди Эстуэлл, раз вы и в самом деле уверены, что мистер Леверсон невиновен, и по-прежнему подозреваете секретаря, не соблаговолите ли принять участие в одном эксперименте?