Круглый год, стр. 71

Вывод сделайте сами!

Молчаливо в лесу. Даже сороки-стрекотухи подались к человечьему жилью поближе. Так тихо, что прислушаешься — шелестят на липе длинные крылышки-прицветники. Из них летом выглядывали нежно-душистые цветочки. А теперь крошечные круглые орешки. Их даже дети иногда не ленятся собирать. Они вкусные, маслянистые, жаль только, что такие маленькие! Чудеса делают учёные-селекционеры. Что если бы они попробовали сделать липовые орешки покрупнее? Орешки стойкие. Они и зиму провисят, а весною крылатки помогут им с попутным ветерком улететь подальше от родного дерева. На ясенях целые пучки крылаток, на ольхе — маленькие чёрные шишечки. Но и в них семена — птичья радость. Деревья словно пожалели бедных птах: семян, серёжек наготовили столько, что и птичек покормить не жаль, и на посев останется. Красные райские птички чечётки до берёзовых серёжек и ольховых шишечек охотники. Надо же подкрепиться: из Индии не близкий путь. Свиристели красивы, а пуще хохолок нарядный. По нему на рябине сразу розового хохлачика узнаешь. А уж кушать примется — за день ягод больше, чем сам весит, съест. Наверно, очень о них мечтал на долгом пути с севера. Каждый северный гость ест по-своему. Свиристель всё подряд глотает, лишь бы ягода, лишь бы не отнял кто. А медлительный малиновый щур ягодку можжевельника не торопясь разомнёт, семечки выберет, а ягодку точно в задумчивости уронит. Ещё подумает, соседа словно спросит: «Ну как, понравилось?» И за другой ягодкой потянется. Можжевельник — любимая его еда. Но если нет её, и от других ягод и семян не откажется.

Наша серая ворона — кочующая птица. Мы говорили уже, что у нас зимой живут более «северные» вороны, которые весной возвращаются гнездиться в родные места. А к нам выводить детей возвращаются наши вороны, зимовавшие южнее, где потеплее. Но теперь выяснилось, что в городах появились вороны, живущие круглый год. С виду, конечно, все одинаковы, а ведут себя по-разному. Гости-кочевники более насторожённы, людей подпускают на двадцать — тридцать метров, если подойдёшь ближе — взлетают. И утром улетают кормиться из города вместе с галками. «Собственные» же, то есть живущие постоянно, круглый год, более доверчивы, на два-три шага подпускают. Они уже и разным хитростям выучились. Пробьют найденный в мусорке пустой молочный пакет, засунут клюв, в уголке найдут и выпьют остатки молока, а то и целый пакет при разгрузке около магазина утянут. Парами, а то и стайками на домашних голубей нападают. Птенцов весной кормят кухонными отбросами. _ В садах осенью плодовые деревья обвязывают ловчими поясами. Расчёт остроумный и простой: бескрылые бабочки паденицы ползут по деревьям отложить на них яички. Весной из яичек выведутся гусенички и начнут есть листья и плоды. Вот бабочка доползла до грубого пояса из мешковины. Очень удобно, яички под ним уютно перезимуют, а ей и ползти выше не нужно. Садовод тоже доволен: снял пояс и в огонь. Вот и перезимовали! Но ворону не напрасно называют царь-птицей. Она ещё раньше сообразила: пояс крепким клювом растрепала и яички съела. И вкусно, и всем полезно. Конечно, садоводу и самому следить нужно. А удивительная птица! У нас, как и в других городах даже с более суровым климатом, появились зимующие грачи и скворцы. Богатая зимняя добыча соблазняет некоторых соколов (пустельга, чеглок, сапсан). Мало того, появились в городах прежде не виданные ушастая сова, крохотка, воробьиный сычик и сам угрюмый великан — филин. Летом кормятся мышами, крысами, зимой — на окраинах промышляют воробьёв.

Есть сведения, что в Москве начали зимовать даже некоторые малые перелётные птахи. И на них так набросились разбойницы-вороны, что придётся встать на их защиту.

Есть вещи, казалось бы, до того очевидные, что и в голову не приходит в них усомниться… в определённых условиях. Например, человек, впервые осознавший себя, увидел такую роскошь окружающей его природы, что ему ясно стало одно: природа неисчерпаема — рыбы не переесть, зверей не переловить, и лесу конца-краю не предвидится.

Соответственно он себя и повёл: ел, ловил, лес сводил. А века шли да шли, и постепенно становилось очевидно другое: и рыбе, и зверю, и лесам конец предвидится и даже до неприятности скоро. Потому что людей становится всё больше, а мест безлюдных, где уцелевшая природа может от людей отдохнуть, всё меньше.

Люди, которые это поняли, сказали: природу береги, охраняй то, что осталось, для себя и для потомков. Но человек склонён беречь, щадить то, что для него ценность. А для людей, скажем для большого количества людей современных, природа — источник личной выгоды.

В настоящее время охота становится всё большим анахронизмом. Убить почти ручного лося, полуручного глухаря или фазана, выращенных в охотничьих хозяйствах, утки дикой — по одной на десяток охотников не хватает. В этом научно-художественная литература может принести неоценимую пользу. Вспомните рассказ Сетона-Томпсона, как выследил он измученного преследованием оленя, взглянул ему в глаза и… не выстрелил. Нужны хорошие книги о фабриках и заводах, о труде земледельца. Но столь же художественные, увлекательные, зажигающие молодую душу любовью ко всему живому, нужны не менее. Природа — не только объект потребления, она и украшает жизнь. К — сожалению, многие это начинают понимать уже только взрослыми. Но есть такие чудесные малыши, что их и учить не надо. Надо только внимательно следить за теми ростками любви ко всему живому, что растут в их душах, не дать им заглохнуть. Пример — один неожиданный разговор.

— Мне зверей очень жалко, — сказал мне как-то один очень маленький мальчик.

Даже лопатку положил (он из песка крепость строил). И вздохнул тяжело.

— И птиц тоже, — договорил он грустно. Я очень удивилась, спросила:

— Почему же ты их жалеешь?

— У людей вот праздники бывают, — объяснил малыш. — Разные. Например, вчера у меня день рождения был. Мячик мне подарили и вот, лопатку. А у зверей никаких праздников нет. Живут просто и всё. За то мне их жалко.

Злое дело сделает тот взрослый человек, который над таким разговором посмеётся.

Земноводные

Весной, мы говорили, тритоны, лягушки, жабы проснулись на суше в укромных уголках и к воде спешили — икру откладывать. Осенью начинается второе переселение земноводных: тритоны в тёплой воде наплавались, детей наплодили и теперь давно уже вылезли на берег зимовать. Зимних нор они себе не роют, мало ли в лесу готовых убежищ: там на старом пне кора отстала, тут под корнем кто-то лаз проделал да ушёл. А сухие листья все норки уютно прикрыли: пожалуйте ночевать, все удобства ваши. Тритон не спорит: холодная кровь ещё похолодала, спать хочется. И заснул. До весны. Всего в год два переезда.

Лягушачья жизнь хлопотливее. Осенью земля остывает и многие виды идут зимовать и греться… в воду. В подходящем месте в речке около придонного родничка тихо, уютно… Самая пора, пока мороз не застудил и без того холодную кровь.

Существа они не общественные, но двигаются на зимовку и с зимовки иногда толпами одновременно и по одному пути, веками их племенем избранному.

В Германии в одном месте проложили новое автомобильное шоссе. Оказалось, что в положенное время через это шоссе путешествуют земноводные, хотя давят их машины тысячами.

Во Франции в департаменте Верхний Рейн под шоссейной дорогой возле небольшого озера пришлось проложить трубу-тоннель для лягушек. Когда вековые пути их весной — в воду, а осенью — из воды люди перерезали асфальтом, они не смутились. Колёса машин скользили по раздавленным полчищам. И люди сдались — продолбили тоннель. Лягушки согласились. Что ж, можно и тоннелем. Лишь бы направление не менять!