Один на один, стр. 18
Два дня я прожил в лесу.
Прошел его весь насквозь до северо-западного склона сопки. Видел с высоты Форштевень. Но добраться до него с этой стороны я бы не смог — в конце леса путь преграждал распадок с такими обрывами, через которые могла перелететь только птица. Зато здесь, на краю распадка, я нашел воду.
И все это время я поддерживал костер.
Как я ни экономил еду, утром третьего дня продукты кончились. Новых добыть было негде. Пришлось возвращаться в Бухту Кормы.
Перед уходом я построил новый костер — настоящую таежную нодью. Меня научил ее складывать Федор Иванович.
Для нодьи нужны прямые длинные сучья. Сырые или сухие — не имеет значения. В землю наклонно вкапываются две жерди метра по полтора длиной. Жерди надо выбирать гладкие, чтобы сучья, которые на них уложишь, свободно сползали по уклону вниз. Потом укладываешь на жерди эти самые сучья. Получается что-то вроде наклонной стенки. Стенку располагаешь так, чтобы ветер дул под нее со стороны наклона. Это делается для того, чтобы нодья не загорелась вся сразу. У самых нижних сучьев выкапываешь ямку. В ней будут накапливаться уголья. Потом в ямке раздуваешь огонь. Нижние сучья понемногу горят, и когда сгорают, по жердям сползают верхние. Чем выше нодья, тем дольше она будет гореть. Конечно, лучше всего складывать ее из гладких бревнышек, но таких у меня не было.
Я провозился с нодьей почти весь второй день. Зато все вышло как надо. Утром третьего дня, съев последние три яйца и семь саранок, я поджег нодью. Сверху на сучья навалил сырого багульника. Дождался, когда в ямке накопится довольно углей. Теперь даже в сильный ливень нодья ни за что не погаснет. Если зальет внешнюю, наклонную сторону нодьи, то часть горящих углей останется под навесом, и они понемногу будут подсушивать сучья.
Жаль, что у своей палатки я не могу построить такой костер — там мне не попадалось ни одного прямого сучка. Вот если бы какой ни на есть топор…
ВОЛНА
Я еще не дошел до Правых Скал, как с востока начала подниматься стена тумана. Горизонт размыло, море вдали стало белесым, потом фиолетовым, а туманная стена поднималась все выше, пока не закрыла половину неба. Кажется, снова натягивало дождь. Странно, туманилось только небо, над морем видимость была отличной.
В Бухте Кормы я подобрал все, какие нашел, сухие доски от разбитых ящиков, связал их капроновым шнуром и поволок за собой.
Остатки шлюпки еще лежали на берегу между камнями, заметенные водорослями и тиной. Надо бы их тоже расколошматить на доски и перетащить наверх. Но я все не успевал этого сделать.
Добравшись до источника, я умылся, досыта напился холодной воды и прилег отдохнуть на каменную плиту.
Так же, как в первый день, сонно булькал родник, выбиваясь в озерцо, и пчелы тянули за собой звонкие ниточки, перелетая по белым соцветиям. Я смотрел на эти здоровенные стебли с лапами сильно рассеченных листьев и никак не мог вспомнить их название. Кажется, очень давно мне их показывала и что-то про них рассказывала мама. Сколько я, наверное, забыл полезного, что мне, еще маленькому, пытались передать родители! Почему часто пропускаешь мимо ушей то, что может пригодиться в будущем? Сходу запоминается почему-то только то, что потом никогда не пригодится…
Я поднялся с плиты, вынул из кармана нож и спрыгнул в гущу жестких ярко-зеленых дудок. Срезав у самой земли толстый стебель, обрубил с него листья и шапку цветов и надкусил. В рот брызнул сладковатый сок с сильным травяным привкусом. Э, да, кажется, эта штука съедобна! Я изжевал несколько стеблей, выплевывая остатки волокнистой мякоти. Недурно! Чем-то напоминает огурец и, если покрошить помельче, добавить мангыра, саранок и морской капусты, вполне сойдет за салат.
Я срезал еще с десяток дудок, набрал в бутылку воды и, подхватив доски, потащил все к палатке.
Парусина за два дня великолепно просохла. Осмотрев ее, я нашел несколько дырок, через которые во время шторма внутрь конуры затекала вода.
Как мне сейчас не хватало иголки!
Ну что ж, придется залатать дыры полиэтиленовой пленкой. Спущусь за ней на берег и заодно насобираю мидий.
Уходя на Берег Левого Борта, подвесил пакет с печеными яйцами, саранками и кизилом на сук дерева, под которым стояла палатка. Я сделал это, чтобы спасти еду от крыс.
Теперь я отвязал пакет от сучка и вынул несколько яиц. Но когда разбил первое, понял, что остался почти без еды. Оно было тухлое.
Какой же я идиот! И дернуло же меня оставить пакет на жаре! Ведь можно было засунуть его в очаг и прикрыть сверху ветками и камнями.
Надо добыть мидий, пока не поздно.
В Бухте Кормы вода стояла спокойная и прибой как-то лениво накатывался на скалы. Я внимательно осмотрел прибрежную полосу: не пригнало ли к берегу цианей. Нет, все в порядке.
И я поплыл к своей заветной скале.
Решил заготовить мидий побольше — печеное их мясо очень хорошо сохранялось. Чтобы удобнее было работать руками, привязал сделанный из майки мешок к поясу.
Я уже набрал полмайки ракушек, когда заметил, что и без того слабый прибой у рифов совсем прекратился. Такого не было еще ни разу. Странным мне это показалось.
Но скоро, увлеченный работой, я позабыл о прибое, заботился только о том, чтобы не порезать ноги об острые кромки раковин и чтобы течением меня не прижало к скале, острой, как битое стекло.
Все-таки самое удобное место эта Бухта Кормы. Остальные берега обрывистые и мрачные. Если строить дом, то только на том склоне сопки, где я обосновался.
Я подумал, что можно сложить стены из крупных камней, щели между ними забить мелкими, а вместо крыши натянуть брезент. В доме даже печку можно построить, и тогда не страшно перезимовать на острове.
Я уже видел свой дом, с дверью-портьерой из парусины, с дымком, поднимающимся над крышей. Рядом источник и дерево, под которым можно спасаться от жары. А поляна саранок — это плантация. Если умно действовать, можно даже разводить здесь саранки и мангыр. Кизила можно насушить хоть мешок — это витамины. Правда, зимой не полезешь в воду за мидиями, да и птиц на Форштевне, наверное, не будет, они улетят на юг… В самом деле, куда деваются чайки зимой, перелетные они птицы или нет? Если бы поймать хоть одну чайку и попробовать ее мясо! На станции говорили, что мясо чаек несъедобное — жесткое и сильно пахнет рыбой. Ну и что? Рыба тоже пахнет рыбой, а мы ее едим с удовольствием. И икра тоже пахнет рыбой… Наловить чаек, насушить на зиму мяса. Саранки можно выкапывать прямо из-под снега… А чаячье мясо не сушить, а солить. Хорошенько вымочить в морской воде, и тогда оно, наверное, не испортится…
Отдирая ракушки от камня, я случайно взглянул на небо и чуть не нырнул с головой под скалу.
Вся линия горизонта стала черно-синей, а туманная мгла перехлестнула уже середину неба и подбиралась к солнцу. В северной стороне, над уступами Правого Борта, распухала плотная синяя туча с яркими снежно-белыми краями. Она росла на глазах, выпучивая из себя тугие клубы, которые катились над берегом и опускались все ниже. На черном фоне, то падая почти до воды, то взмывая вверх, белыми призраками носились чайки. В голубом, еще незатуманенном окне неба плавилось солнце, резко освещая сопку, кусты на склонах и деревья на ее вершине. Неужели опять грохнет? Не успело просохнуть с того дождя, и вот на тебе — снова…
Надо скорее, пока не началось…
Я уже не выбирал крупные раковины, а рвал все подряд, торопливо набивая ими мешок. Тревога, разлитая в природе, передалась мне. Наполнив майку, я затянул ее сверху шнурком и только тут сообразил, что уже не плаваю вокруг скалы, а стою около нее по грудь в воде. Какой сильный сегодня отлив! Даже не пришлось плыть к берегу — я просто перешел к нему по дну, заросшему мшанками.