Один на один, стр. 12

НА МЫСЕ ФОРШТЕВНЯ

На этот раз утром даже росы не было. Трава стояла сухая, звонкая, а солнце, не успев подняться над горизонтом, уже пекло, как в полдень.

За спиной у меня висел узел из полиэтиленовой пленки, в котором лежали огневой инструмент, удочки, два десятка печеных мидий и бутылка из-под шампуня с водой. В руках — кирка из скобы и палка.

Я решил идти вдоль береговой линии. Но там было столько камней, что, добравшись до Левых Скал, я совершенно выбился из сил. Если так будет дальше, у меня от кед ничего не останется, когда доберусь до места.

Отдохнув, забрался на камень повыше и осмотрелся.

Справа чуть вздыхало море.

Слева чернел вал дурно пахнущих водорослей. Выше по берегу начиналась трава, а за ней — кусты. Я знал, что идти там еще труднее.

И тут я вспомнил, что видел позавчера. За вонючим валом, там, где водоросли уже подсохли, они покрывали камни волнистым серым ковром. Наверное, по ковру можно идти, как по асфальту.

Я нашел место, где вал пониже, и перебрался через него. Действительно, гнилая масса здесь спрессовалась, высохла и напоминала грязный картон, прикрывавший камни. В некоторых местах из него торчали засохшие рыбьи головы, палки и вездесущие куски грязного полиэтилена. Дальше на берегу лежали расщепленные стволы деревьев с обломками сучьев, на которых висела грязная масса серо-зеленой высохшей тины. Сколько бы ни смотрел я по сторонам, видел чаек только над скалами Форштевня. В той части берега, по которой я шел, их не было. Других птиц тоже.

Ничего интересного на пути не встретилось, кроме нескольких разбитых ящиков, которые я оттащил подальше от прибойной полосы.

Я добрался до Мыса Форштевня, когда солнце уже перевалило за полдень.

Остров у мыса превращался в узкую полосу камней, вроде перешейка, который упирался в высокие, изъеденные волнами темно-зеленые скалы, стоящие в море. Над скалами летали чайки, а внизу клокотал прибой. Это и была та самая снежная полоса, которую я видел с горы. Только сверху она выглядела неровной каемкой, обрамляющей несколько рифов, на самом деле это были не рифы, а каменные столбы. Они поднимались на высоту пятиэтажного дома и волны грохали о них с такой силой, что вокруг все звенело. И это при тихой погоде! Я представил, что здесь творится во время штормов, и мне сделалось неуютно. Мрачное место. И как только оно нравится чайкам?

На первый, не особенно высокий столб можно было перебраться, как по мостику, по выступающим из воды камням, но я не стал этого делать. Море здесь волновалось очень сильно, широкие валы накатывались на берег один за другим, иногда вовсе перехлестывая через мостик. Меня запросто могло слизнуть валом, как слизнуло с палубы катера. Деревья здесь тоже не росли, а кусты имели чахлый, издерганный вид. Какая удача, что меня принесло волнами не сюда, а в Бухту Кормы!

Слой высохших водорослей, по которому так удобно шагать, стал тонким и, наконец, кончился у высокого каменного завала. Дальше идти стало трудно. Темно-серые и зеленоватые камни остро торчали во все стороны и прыгать с одного такого остряка на другой было опасно. Я все-таки решил подняться на гребень завала и заглянуть на ту сторону, на Берег Левого Борта.

Весь свой припас оставил внизу. Но едва только долез до гребня, надо мной поднялась такая туча чаек, что в лицо дунуло ветром от крыльев, а от квакающих и плачущих криков я чуть не оглох. Я даже не подозревал, что их здесь такая сила. Вероятно, они сидели, притаившись в камнях, пока не заметили меня.

Они описывали круги, трепетали почти неподвижно в воздухе, пикировали на меня. Потом вдруг вся стая, как по команде, сорвалась в сторону открытого моря, но через минуту снова вернулась и загалдела еще громче, еще отчаяннее. Мгновениями казалось, что они сшибут меня крыльями вниз, на скалы. Но ничего не произошло, они только кричали и даже не пытались клеваться.

Я начал оглядывать камни. Сверху их, как известь, покрывал толстый слой помета. Валялись среди этой извести высохшие рыбьи скелеты, палки, грязные прутья, белые и черные перья, трепыхался на ветру прилипший к камням пух.

И вдруг я увидел первое яйцо. Немного меньше куриного, сильно заостренное с одного конца, оно лежало в углублении белого помета. Через минуту я отыскал сразу два. А потом пошло. Так бывает в лесу. Сначала не видишь ничего, кроме опавших листьев, ободранных кустиков черники, прошлогодних веток и мха. Но вот замечаешь первый гриб, и с этого момента они будто начинают выскакивать вокруг тебя из земли. И все одной породы — или белые, или красные, или березовики — других просто не замечаешь. Глаз настраивается на одну форму. Так и здесь — куда бы я ни бросал взгляд, я видел только яйца и уже не замечал ни помета, ни пуха, ни рыбьих скелетов. За полчаса набил яйцами целую майку.

Чайки неистовствовали. Надо мной вихрилась буря черно-серо-белых тел. Их крылья задевали мои плечи и голову, а крик стоял такой, что не слышно было ударов волн о скалы. Казалось, еще минута, и я оглохну от этого крика.

Я начал спускаться, одной рукой цепляясь за выступы камней, а другой держа драгоценную майку. Чайки резали воздух перед глазами.

Я уже миновал больше половины осыпи, как вдруг одна, величиной с хороший булыжник, наискось спикировала мне прямо на голову. На мгновенье я увидел туго раскинутые в стороны крылья, белый шар ее тела, на котором выделялся черный треугольник головы, хищно вытянутый вперед желтый клюв с черным концом и глаза, похожие на два блестящих камешка. Она заслонила собою почти все небо. Я дернулся назад, оступился и загремел вниз. Левая рука подвернулась, и я шлепнулся всей тяжестью на майку, которую так берег. Подо мной хрустнуло и я проехался на спине по слизи растекшихся яиц…

Некоторое время я лежал, приходя в себя и проклиная на чем свет чаек и свою неудачу. Потом поднялся, подобрал слипшуюся в желто-серую скользкую массу майку и побрел к воде.

Чайки злорадно хохотали мне вслед.

Вторая попытка оказалась удачнее. Я все-таки собрал штук пятьдесят яиц и спустил их со скал в безопасное место.

Наступал вечер. Мне хотелось добраться до палатки прежде, чем совсем смеркнется.

Из-за чаек я так и не успел хорошо рассмотреть, что находится по ту сторону каменной гряды. Мне казалось только, что Берег Левого Борта высокий и обрывистый и волны бушуют там сильнее чем у Кормы.

СИГНАЛ

Теперь я знал, что и где добывать. Яйца чаек, печеные мидии, мангыр и саранки — совсем неплохо, если всего понемногу. Добавить бы к этому еще крабов и рыбу…

На календаре стояла девятая зарубка.

Мне всегда казалось, что если вокруг не будет людей, не будет книг, радио, телевизора, кино, я просто с ума сойду от скуки.

Но вот уже девять дней, а не то что скучать, даже вспоминать о кино и телевизоре было некогда. Все время я чем-то занят, что-то изобретаю, что-то строю, и не пустяки, а то, от чего зависело — останусь я жив или помру от голода и холода.

За эти дни я понял, что самое главное — не пугаться трудностей и не опускать руки. Сказать себе, что все — пустяки, бывает и хуже, из всякого вроде бы безвыходного положения обязательно найдется какой-нибудь выход. Если, конечно, умеешь кое-что и голова у тебя существует не для прически.

Беспокоило то, что меня ищут. Зря тратят время, деньги, труд, силы.

Вот если бы самолет… С него можно осмотреть все острова за день.

А еще лучше — вертолет. Он летит медленно, может опускаться совсем низко и снять меня с острова, не приземляясь.

Эта мысль так поразила меня, что я испугался.

Действительно, отец, после того как меня смыло, мог сразу же, с борта катера, послать радиограмму на аэродром, который около порта. И, конечно, не катера мне следовало ожидать, а вертолета. Может быть, он уже пролетал над островом и высматривал меня, только я ничего не слышал?.. Хотя нет, вертолет пролетел бы над островом не один раз и я его обязательно увидел бы и услышал. Если его не было до сих пор — значит, отец не догадался радировать или меня ищут совсем в другом месте.