Сказки для Стаски, стр. 2

А другой закричал ему назло:

— Ты с ума сошел! Зачем нам эта старая дырявая бочка!

— Она не дырявая! — закричал первый (а разбойники разговаривать не умеют, они только кричат).

— Нет, дырявая! — крикнул второй и бросил в бочку нож.

Нож: воткнулся в дерево и застрял.

И тут такое случилось! Из бочки вылетело что-то мокрое, чешуйчатое и с крыльями. Оно было готово голыми лапами сражаться с этими отвратительными разбойниками, которые посмели напасть на бочку. Но сражаться не пришлось. Как только это зеленое вылетело, разбойники сами убежали. При этом они бросили на землю свои топоры, ножи и сабли. Еще никогда в жизни эти свирепые грабители так не путались.

Но хозяин тоже испугался. Он стоял в уголке двора и дрожал — бежать ему было некуда, ведь это был его дом!

— Д-дракон! — только и смог сказать он трясущимися губами.

— Что? — спросил зеленый с крыльями. — Я головастик. Я живу в вашей бочке. Если бы эти, с ножами, не пришли, я и дальше бы там жил. Я еще не превратился в лягушку.

Тут хозяин немного успокоился. Он увидел, что этот, с крыльями, во-первых, не очень злой, а во-вторых, умеет разговаривать.

— Посмотри на себя, — сказал ему хозяин. — Какой ты головастик? У тебя перепончатые крылья! У тебя когтистые лапы! У тебя чешуйчатое брюхо! И ты еще, наверное, можешь дышать огнем!

— Я не могу дышать огнем, — сказал тот, кто жил в бочке. — Я живу в воде.

— Ты больше не можешь жить в воде, — сказала тогда бочка. — Теперь я и сама вижу, что ты не головастик. Ты должен летать и жить на воздухе!

— Только подальше отсюда, — поспешил вставить хозяин. — Ты дракон, я тебя боюсь, и все соседи будут тебя бояться. Ты можешь дышать огнем и поджечь солому в сарае. Пожалуйста, улетай!

И маленький дракон наконец-то понял, что он не головастик, печально (и очень ласково) попрощался с бочкой и улетел за далекие горы.

Шел год за годом. Старая бочка была еще крепкая — ведь ее делал хороший мастер из хорошего дерева. Но ей было очень скучно и одиноко. Внутри нее была вода, и больше ничего; она все чаще думала, что пора ей на покой, на свалку, что жизнь прожита, и хныкала, и бормотала про себя разную печальную чепуху. И опять неизвестно, что было бы дальше, если бы однажды на эту страну не напали враги.

Враги были еще хуже, чем разбойники. Во-первых, их было много, как волн в море. Во-вторых, они были в железных латах и на черных лошадях. В-третьих, у них был король невиданной силы, свирепости и жестокости.

— Бейте всех! — закричал король, когда его войско стояло на холме. — Убивайте всех, все дома разрушайте, все тарелки разбивайте, стулья ломайте, все книжки рвите! Мы оставим пустое место! Ничего не останется от этой страны!

И враги, сколько их было, поскакали вниз на своих черных лошадях — и прямо в тот двор, где стояла бочка! Вот и конец мне пришел, подумала бочка. И в этот момент вдруг небо потемнело. И ударила молния. А потом еще одна, да такая зловещая, что даже черное войско остановилось.

Над далекими горами появилась туча. И она росла с каждой секундой. И когда враги подняли головы в железных шлемах и посмотрели вверх — они увидели, как со стороны гор летит, закрывая собой полнеба, огромный-преогромный дракон.

Что тут случилось с врагами! Как они побежали обратно! Как они по дороге наступили на своего короля!

А дракон дышал пламенем так, что казалось, все небо горит. Врагов в одну минуту след простыл — только валялись их копья и мечи, трубы и знамена; они убежали, чтобы больше никогда не возвращаться.

Дракон описал по небу круг и осторожно приземлился рядом с двором. Хозяин, хоть и был храбрый, все-таки спрятался. Только бочка спрятаться не могла, да и не хотела.

— Как ты вырос! — сказала бочка.

— Да, — сказал дракон, — я живу в далеких горах, у меня есть друзья, я нашел своих братьев и сестер. И я даже нашел свою мать-дракониху… Но все равно мне иногда кажется, что ты — моя мама, хоть ты и деревянная. Я скучаю по тебе.

— Выпей воды, — сказала бочка.

И дракон очень осторожно, чтобы не снести крышу, наклонился, протянул свою огромную страшную морду и по капельке, кончиком языка, стал пить из бочки дождевую воду.

ПРО СКРИПОЧКУ

Одна скрипочка была очень маленькая. Прямо как игрушечная. У нее была головка, шейка, усики — все, как у обычной скрипки. Но она называлась «восьмушкой» — потому что была почти в восемь раз меньше обычной скрипки.

Сперва скрипочку подарили маленькому мальчику, которому было пять лет и который был только чуть-чуть повыше стола. И мальчик в первый раз взял ее в руки, и стал играть — «вя, вэ-а…» — медленно и скрипуче.

Скрипочка терпела. Она знала: всему надо учиться потихоньку и понемногу, но каждый день и настойчиво. Когда мальчик выучится играть, его позовут на сцену перед огромным залом, где будет бархатный занавес, и он сыграет скрипичный концерт с большим оркестром, и это будет очень красиво.

И мальчик в самом деле играл все лучше. Не «вя, вэ-а», а «тра-ля-ля-а», не только гаммы, но и песенки: про Мишку с Куклой, про перепелку, и колыбельные, и польки — и скрипочка все больше верила, что скоро мальчик сыграет на настоящем концерте…

А мальчик все рос и рос. И в один прекрасный день оказалось, что маленькая скрипочка для него мала. И тогда ему дали другую скрипку, побольше, а маленькую скрипочку отдали девочке — такой маленькой, что она была даже ниже стола. И она впервые взяла скрипку в руки, и снова началось: «вя, вэ-а…».

Скрипочка очень огорчилась. Ведь все приходилось начинать сначала!

Девочка занималась каждый день. И скоро скрипочка в ее руках перестала скрипеть, а стала звучать; она играла опять про Мишку с Куклой, опять про перепелку, опять колыбельные и польки, и учитель очень хвалил девочку. Скоро-скоро уже должен был быть концерт…

Но девочка росла еще быстрее, чем до того мальчик. И как только она выучилась немного играть — скрипочка стала ей мала, девочке дали другую скрипку, а «восьмушку» передали новому мальчику, и все началось сначала!

Шли годы. Скрипочка становилась все старше и старше. Ее ремонтировали, заново покрывали лаком, меняли струны, меняли смычок. А она все скрипела — «вя, вэ-а», все играла про Мишку с Куклой и понимала уже, что никакого концерта не будет. Что она всю скрипочную жизнь — пока не треснет — будет скрипеть в неумелых пальчиках маленьких детей, а кто же пустит неумелого ребенка на сцену с бархатным занавесом?! Кто придет в большой зал, чтобы послушать это «вя, вэ-а»?

Однажды скрипочку снова принесли новому ученику. Открыли футляр — и вдруг она услышала голос взрослого дяди: «Эге! Да ведь это моя первая скрипочка!»

Скрипочку взяли в руки — в большие руки. Этот дядя был знаменитый скрипач, который объездил весь мир с концертами. А у него был сын, который не дорос еще даже до стола, и которому принесли его первую в жизни скрипку.

— Это моя первая скрипка! — сказал знаменитый музыкант. — И мой сын тоже будет учиться на ней играть! Вот здорово!

— Да, — сказала мама. — Интересно, скольких детей эта скрипочка выучила?

— Жаль, что мы не можем оказать ей какие-нибудь почести, — сказал папа-скрипач. — Наверное, ей обидно. Она никогда не играла на концерте, с оркестром. А только пищала гаммы.

Тогда его маленький сын, который не дорос еще до стола, прижал скрипочку к себе и сказал:

— Я сыграю на ней! Я выучусь играть так быстро, что смогу выйти на концерт с «восьмушкой»!

И он стал играть. Ему очень нравилось водить смычком. Сперва скрипочка жалобно скрипела, но мальчик был настойчив, и понемногу скрипочка начинала не жаловаться, а петь. Мальчик не ходил в кино, не смотрел телевизор, не играл в футбол — так ему хотелось поскорее научиться играть.

И вот в один прекрасный день скрипочку положили в футляр и куда-то повезли. И вытащили из футляра в большой комнате с зеркалами; в этой комнате была дверь, и когда мальчик со скрипочкой прошел через нее — оказалось, что дверь ведет на сцену с бархатным занавесом, что в оркестровой яме уже сидит оркестр, а в зале — зрители.