Ватерлоо Шарпа, стр. 70

Омптеда, в котором глубоко засело чувство субординации, нехотя отдал приказ развернуться в линию. Принц, уверенный, что отдал приказы, которые принесут победу, с триумфом смотрел как германцы маршируют в сторону долины.

За пятьдесят шагов до французов Отмптеда приказал атаковать.

Германцы побежали вперед. Французские пехотинцы от неожиданности бежали от семнадцатидюймовых лезвий.

— Вот! — ликовал на вершине холма Принц.

— Поздравляю вас, Ваше Высочество! — льстиво поздравил его Винклер, один из его помощников.

Лейтенант Саймон Доггет, стоявший в нескольких шагах справа от Принца, смотрел позади пехоты и мог бы поклясться, что заметил в дыму группу кавалеристов, идущих через долину. Он был уверен, что разглядел блеск их шлемов и плюмажей.

— Сэр? Там кавалерия, сэр!

Принц резко повернулся к нему.

— Британцы во всем видят кавалерию! Не нервничайте, Доггет. Если вы не способны вытерпеть тяготы сражения, то не сможете стать солдатом. Не так ли, Винклер?

— Совершенно верно, Ваше Высочество!

Ребек слышал разговор, но молчал. Он всматривался в клубы дыма над долиной.

— Видите! — Принц иронически выпучил глаза и дважды слева направо обвел взглядом всю долину. — Нет лошадей! Лейтенант Доггет? Ну, где ваши лошадки?

Саймон Доггет уже был не уверен, что видел кавалерию, долина была так затянута дымом, и он испугался, что это игра его воображения, но не собирался признаваться в этом.

— Сэр, я совершенно уверен, что разглядел их в дыму. Кирасиров, сэр, справа, вон там.

Но Принц уже наслушался этого трусливого англичанина.

— Все, избавьтесь от него, Ребек! Просто избавьтесь. Отправьте его обратно к нянечке. — Лошадь Принца отшатнулась от раздавшегося поблизости разрыва снаряда. — Вот, глядите! — триумфально закричал Принц, когда дым немного рассеялся и стало видно, что германцы прогнали французов от стен фермы. — Ну, и где кавалерия? Нету! Побеждает лишь храбрость и отвага!

— Храбрость Вашего Высочества принесла победу! — поспешил вставить реплику Винклер.

Звук рожка прервал готового к следующей фразе Принца. Звук донесся с долины, откуда-то из дыма, где, как настаивал Принц, нет никакой кавалерии, но именно оттуда и вылетели на полной скорости кирасиры.

Ребек застонал. Почти в том же самом месте, где французская кавалерия устроила резню ганноверцам, то же самое предстояло и германцам. Кавалерия, кирасиры, уланы и драгуны, выжившие после атак на британские каре, врубились во фланг батальона Отмптеды. Ребеку показалось, что красные мундиры просто исчезли. Для французов это был момент отмщения за унижение, которому они подверглись ранее.

Принц просто смотрел. Он побледнел, но не сделал ничего, чтобы хоть как-то помочь своим людям. Он просто смотрел, разинув рот, и сжимал поводья.

У германцев не было никаких шансов. Их правый фланг дрогнул и побежал, но был сметен саблями и пиками. Батальон слева наскоро сформировал подобие каре, чтобы защитить знамена, но батальон справа был уничтожен. Когда французский всадник захватил знамя батальона и поднял его над головой, Принц отвернулся. Полковник Омптеда погиб, защищая знамя. Подбежали отступившие ранее французские пехотинцы. Выжившие германцы начали медленно отходить обратно к холму. Они тоже могли быть уничтожены, но их спасла их собственная кавалерия, устремившаяся вниз с холма и отогнавшая французов.

Когда остатки Германского королевского легиона начали взбираться по склону вверх, снова, на этот раз издевательски, прозвучал французский рожок. Кирасиры размахивали захваченным знаменем, насмехаясь над британцами.

Принц не смотрел ни на германцев, ни на французов. Он смотрел на восток.

— Если бы они сражались как следует, этого бы не произошло! — надменным тоном заявил он. — Это не моя ошибка!

Никто из его штаба не ответил. Даже Винклер.

— Мы дали гарнизону передышку, разве нет? — Принц указал на Ла-Э-Сент, но и на это никто ничего не сказал, и Принц повернулся к ним. — Германцы должны были встать в каре! Они сами виноваты! — он взглянул на каждого, ожидания подтверждения своих слов, но взглянуть ему в глаза осмелился только Саймон Доггет.

— Вы просто набитый дерьмом шелковый чулок, — очень четко повторил Доггет слова Патрика Харпера.

Возникла тишина. Принц еще шире разинул рот, не уверенный, что ему не послышалось, хотел что-то сказать, но не смог подобрать нужных слов.

Доггет понял, что у него осталось лишь пара секунд, чтобы закончить реплику.

— Вы проклятый мясник! — сказал он, затем повернулся, вонзил шпоры в бока лошади и ускакал прочь.

Принц смотрел ему вслед. Ребек поспешил заверить Его Высочество, что слова юного Доггета вызваны стрессом от сражения. Принц кивнул и вновь обвел взглядом свой штаб.

— Меня окружают дураки! Эти идиоты должны были встать в каре! Не я виноват в том, что германцы не умеют воевать! — негодовал Принц. — Не я виноват в том, что французы выигрывают сражение!

И хотя бы в этом Принц оказался прав. Французы выигрывали сражение.

Глава 19

С падением Ла-Э-Сент победа французов была практически предрешена. У защищавших ее немцев кончились патроны, и наступающие французы, выломав забаррикадированные двери, потекли внутрь здания фермы. Какое-то время их сдерживали штыки и шпаги обороняющихся, отчаянно дравшихся в коридорах и стойлах. Немцы соорудили баррикады из трупов своих товарищей и врагов, и выставили над ними штыки. На момент показалось, что ярость и сталь помогут им удержать ферму, но на стрелков обрушились залпы мушкетов, от пыжей вспыхнула солома на конюшне, и защитники, обескровленные и задыхающиеся, вынуждены были отступить.

Отступающие из Лэ-Э-Сент стрелки устремились вверх по склону, а победоносные французы заполонили строения фермы. Стрелки 95-го полка еще раньше вынуждены были оставить расположенный по соседству песчаный карьер, так что центральный бастион линии герцога пал. Французы вкатили пушку в кухонный двор фермы, и с убийственной дистанции открыли огонь по гребню холма. Вольтижеры, получив новую арену для своих подвигов, рассыпались по склону холма и открыли смертоносный огонь по войскам, расположившимся у вяза.

Стремительная контратака на ферму, где французы еще не освоились, могла бы принести успех, но у Веллингтона не осталось резервов. Все до единого, кто мог держать оружие, защищали теперь гребень холма, прочие же либо бежали, либо умирали от ран, либо были уже мертвы. Все, что осталось от армии герцога — это тонкая линия, растянувшаяся вдоль щедро политого кровью хребта. Линия была толщиной в две шеренги, не более, а местами, там, где батальоны вынуждены были выстроиться в четыре шеренги из опасения перед кавалерией, по-прежнему рыскающей в обволакивающем подножье склона дыму, гребень казался вообще пустым.

Французы одерживали победу.

Герцог, человек не из тех, кто легко впадает в отчаяние, шептал про себя молитву, призывая либо пруссаков, либо сумерки. Но и те и другие в тот день приближались мучительно медленно.

Первые французские атаки на гребень провалились, но теперь их артиллеристы и стрелки перемалывали британскую оборону. Люди падали по одному или по два, но непрерывно. И без того неполные батальоны вздрагивали, когда уцелевшие сержанты выкрикивали команду сомкнуть ряды. Парни, начавшие день стоя за четыре человек друг от друга, сделались теперь соседями по строю, а пушечные ядра все прореживали ряды, и пули вольтижеров летели из дыма, и сержанты все исполняли литанию по погибающим батальонам: «Сомкнуться! Сомкнуться!»

Победа находилась буквально находилась в одном ударе барабанной палочкой, так как линия англичан была тонка, как натянутая на барабан кожа.

Император ощутил сладостную неотвратимость победы. Его воля правила на поле боя. Было семь часов летнего вечера, лучи солнца пробивались по касательной сквозь облака и клубы дыма, и судьбы всех трех армий лежали в руке Императора. Он победил. Все что требовалось, это отбросить правой рукой пруссаков, а левой прихлопнуть англичан.