Королев: факты и мифы, стр. 216

После сентябрьского старта Королев решил, что следующая ракета полетит со спутником. Понимал ли значение задуманного? Понимал. В июне 1957 года писал Нине Ивановне: «Мечты, мечты... Но, впрочем, ведь человек без мечтаний, все равно, что птица без крыльев. Правда? А сейчас близка к осуществлению, пожалуй, самая заповедная мечта человечества. Во все века, во все эпохи люди вглядывались в темную синеву небес и мечтали».

Откуда этот пафос в письме мужа к жене? Что это, тщательно скрываемая, может быть, даже от самого себя мысль, что слова эти прочтут потомки, что они войдут в историю? Или естественное желание поделиться с близким человеком тем искренним возвышенным романтизмом, который присущ ему и который не находил выхода в суровых буднях полигонной жизни? Или потребность подняться над этими буднями и, не дождавшись от других, дать самому себе оценку происходящего и уже этим подбодрить себя? Быть может, и то, и другое, и третье, поскольку все это не противоречит логике характера Сергея Павловича.

И все-таки, несмотря на ясное представление об историчности приближающегося события, о великой миссии осуществить «заповедную мечту человечества», Королев был обуреваем в эти дни еще одним чувством, не оцененным в должной мере историками. Им владело извечное человеческое любопытство – великий двигатель прогресса. Ужасно интересно было посмотреть, а что же все-таки получится, как он, черт его подери, полетит этот спутник?

56

В те времена, когда Леонид Ильич Брежнев был отмечен Ленинской премией за свои литературные успехи, в том числе и за воспоминания о личном вкладе в космонавтику, и даже в еще более отдаленные времена, когда сияющий Никита Сергеевич Хрущев на трибуне мавзолея прижимал к себе Юрия Гагарина, уже в те далекие времена без конца говорилось и повторялось, какой заботой и вниманием со стороны партии и правительства всегда была окружена наша космонавтика и как лично пеклись наши вожди о ее развитии.

Все это верно, но все это относится к послеспутниковому периоду, когда стало ясно, сколь громадный политический эффект космонавтика может дать, какие огромные пропагандистские прибыли можно тут получить. Если же говорить о доспутниковом времени, то заботой и вниманием она не окружалась просто потому, что партия и правительство не очень ясно представляли себе, а что, собственно, и зачем требуется окружать. Правильнее было бы сказать, что вожди не мешали ее рождению, и за это надо поблагодарить партию и правительство.

Ученые разных стран в середине 50-х годов придумали Международный геофизический год (МГГ). Дело хорошее, мирное, полезное, способствует укреплению международных связей и не тормозит построения коммунизма, – Хрущев был за МГГ. Хотят дно в океане мерить – пусть мерят, скважины бурить – разрешаю, спутник запустить – не возражаю. И в самом деле, почему не запустить?! А если запустить раньше, чем запустят американцы, а?!

В одной книге написано, что когда Королев обратился в ЦК с предложением о запуске спутника, ему якобы так ответили:

– Дело заманчивое. Но надо подумать...

Ручаться не могу, может быть, действительно, так ответили, но вряд ли. Не ясно, почему дело названо «заманчивым»? Что в нем было тогда «заманчивого»? И уж совсем непонятно, о чем тут надо было думать? Носитель требовал дальнейшей отработки, ведь было только два успешных старта, его так или иначе все равно пускать надо. Стоимость спутника ничтожна. Эксперимент, как утверждают ученые, интересный, престижный. Что тут думать? Далее в этой же книжке со слов Королева сказано: «Летом 1957 года вызвали в ЦК. Было дано доброе напутствие нашим планам».

Вот тут – другое дело, тут, действительно, есть над чем подумать...

Летом 57-го не вызывали Королева в ЦК по поводу спутника, а сам он туда поехал по этому поводу. Поехал, чтобы оговорить срок запуска, а не получать добро на планы. Летом 57-го поздно было получать добро на планы: до старта сто дней оставалось. Бушуев 24 июля уже подписал компоновочные чертежи, спутник по частям уже был готов, какое уж тут согласование. Так что, все так было, да не так...

Королев, как уже говорилось, мечтает о спутнике очень давно. Многие годы тесно сотрудничает с Тихонравовым и его группой, ведет переговоры с Келдышем и его «мальчиками» и «мальчиками» «мальчиков» – как было в лаборатории Петрова. Опыт, знания, самые последние достижения в разных областях техники, с первого взгляда, вроде бы и не связанные друг с другом, он, руководствуясь некой одному ему известной программой, много лет, подобно компьютеру, накапливает в себе для реализации этого грандиозного предприятия.

Он нашел деньги, чтобы еще в 1954 году оформить договор с Тихонравовым, который работает в НИИ-4 у Соколова и из чистого любопытства начинает «прибрасывать» спутник, – пройдет несколько лет и он заберет Тихонравова к себе.

Примерно тогда же Раушенбах у Келдыша предлагает первый вариант активной системы стабилизации спутника в полете – абсолютно еще умозрительная, ни к какому «железу» не привязанная теория, пройдет несколько лет, и он заберет Раушенбаха к себе. В январе 1954 года Королев начинает неспешную, но упорную, неотступную работу по консолидации всех «космических» сил, причем иногда силы эти не сразу сами узнают, что они – «космические». Первый этап: соединить Келдыша с Тихонравовым. 23 января впервые о спутнике говорят серьезно в таком солидном учреждении, как Институт прикладной математики. Через три недели Келдыш с «мальчиками» приглашают «на Тихонравова», который приехал с Яцунским и Максимовым, нескольких ученых. Среди них – люди, еще не понимающие, сколь большую роль сыграет космонавтика в их жизни.

Физик Вернов. Пройдет несколько лет, и запуск третьего спутника принесет Сергею Николаевичу славу, всемирную известность, Ленинскую премию, звание академика, приведет его к главному итогу всей его жизни – открытию внешней зоны радиационного пояса Земли. Для выполнения своих потаенных планов Королеву нужна поддержка астрономов.

Астроном Борис Васильевич Кукаркин. Он занимается своими переменными звездами и еще не ведает о том, что через несколько лет Королев затянет его в работу по созданию искусственной кометы.

Даже такого осторожного и осмотрительного человека, как физик Капица, Сергей Павлович сумел увлечь своими планами.

– Я не знаю, что нам конкретно может дать спутник, – сказал Петр Леонидович, – но я знаю, что все новое рождает новое, и спутник даст нам новые открытия.

Авторитет Капицы в академии очень высок, а с этого дня Петр Леонидович всегда поддерживает программы Королева.

Наконец, в марте-апреле Келдыш несколько раз встречается с Александром Николаевичем Несмеяновым. Президент заинтересован. Он читает доклад Тихонравова и передает его Келдышу с положительной резолюцией. 25 мая в три часа дня Несмеянов в президиуме Академии наук встречается с Королевым, Келдышем, Тихонравовым. Полное одобрение планов ракетчиков. «Все подписано, – ликует в дневнике Тихонравов. – Можно считать, что первый этап закончен!»

Да, первый этап закончен. Королеву удалось повернуть к космосу академические умы. Но он понимает, что это самый легкий этап. Нелепо было ожидать, что люди столь ярко мыслящие, как Несмеянов, Келдыш, Капица, будут сопротивляться запуску спутника. Куда труднее будет убедить администраторов, министерских чиновников, партийных аппаратчиков.

Первый раз Королев споткнулся там, где и не ожидал – на старом друге Тюлине. Сергей Павлович делает попытку увлечь Георгия Александровича работами Тихонравова. Тюлин большого энтузиазма не проявляет. Королев, начинает «давить» на Тюлина, забыв, что Тюлин лишь «твердеет», когда на него «давят». Тихонравов записывает в дневнике: «Т. ничего не понял и по впечатлению К. помощи оказывать не будет, хотя и обещал. В общем, этого следовало ожидать».