Представление для богов, стр. 172

— Я знаю, что было дальше! — гордо заявил из темноты Орешек

— Разумеется, знаешь! — холодно ответила Нурайна, досадуя, что ее перебили, когда она вошла во вкус повествования. — Детишки — и те знают...

И притихла, словно перед ней возникла грозная тень и молча, одним взором запретила сплетничать о себе.

Он и впрямь был выше сплетен, этот человек, которого приемный отец нарек именем Лаогран Полночный Гром. Он не пожелал стать очередным правителем королевства Алых Скал и переименовал страну в Грайан — Оплот Спокойствия. Лаогран поклялся навести Железный порядок и покончить со смутами Огненных Времен — и новые, Железные Времена стали отсчитываться от года его коронации. Он словно перечеркнул всю Историю за своей спиной — и остался в народной памяти Первым Королем...

Благоговейные раздумья Нурайны были прерваны вскриком из мрака.

— Что с тобой? — вцепилась она в локоть спутника.

— Я... ничего... почудилось, что стены хотят раздавить, наваливаются...

Встревоженная женщина пыталась хоть что-то разглядеть в темноте.

— Да ничего... — уже тверже повторил Орешек. — Это... это потеряло силу заклятие. Так я и не думал, что этот дар при мне до старости останется — понимать горы...

На миг Нурайна задержала дыхание: ей показалось, что мрак стал гуще и враждебнее. Но тут же она справилась со страхом и сказала ровным голосом:

— Ладно, путь к Илларни мы помним, вот только как узнать, когда наступит утро?

— Может, по пряжке? Поясок должен бы предсказать, когда эта злобная сила... ну, в нору свою уползет, что ли... Тогда выждем немного для верности — и вперед!

37

Шестеро Избранных сгрудились вокруг Великого Одержимого. Сейчас они походили не на безжалостных вершителей человеческих судеб, а на перепуганное овечье стадо. Да и как им было не прийти в смятение, если перед ними на черном жертвеннике не стонал истекающий кровью пленник, а возвышалась груда туго набитых холщовых мешочков, в которых скрывалась сила, способная уничтожить горный хребет вместе с ползающими по нему людишками.

Джилинер не сводил ястребиного взора с долгожданного сокровища. Шайса зорко поглядывал то на бледного, взволнованного Илларни, то на грайанку с измученным лицом (пленница осталась на каменном «балкончике»).

На женщину Шайса посматривал вскользь, главное недоброе внимание направил на Илларни. Он не мог простить ученому вчерашней обиды. Когда вечером Шайса вместе с четверыми кхархи-гарр втащил по крутой узкой лесенке гигантскую льдину, он заранее представлял, как лицо старика перекосится от страха, изумления и горькой зависти. Но тот внимательно осмотрел преподнесенную ему глыбищу, отколол маленький, с ладонь, кусочек льда и вежливо сказал: «Спасибо, этого хватит. Остальное можете выбросить...»

И сейчас Шайса с цепкостью сторожевого пса глядел, как мягкими осторожными движениями Илларни ослабил завязку на одном из мешочков, краешком деревянной лопатки подцепил немного крупного темного порошка и высыпал на раскаленные угли жаровни, стоявшей на жертвеннике.

Ослепительная вспышка заставила кхархи-гарр шарахнуться в сторону. Огненный язык с сухим треском взметнулся под свод пещеры, опалив людей мгновенным жаром. В новом освещении лик черной статуи на миг принял выражение злобного торжества. Заметил это лишь Джилинер, который ждал от порошка на углях именно такого эффекта и успел вскинуть глаза на черное лицо.

— Для тебя, Хмурый! — сказал он громко. — Только для тебя!

Женщина под серой вуалью привычно вытянула руку вперед и вниз и охрипшим от волнения голосом начала:

— Да возрадуется Кхархи...

Остальные подхватили молитву. Илларни сосредоточенно завязывал мешочек.

Внезапно в бормотание кхархи-гарр ворвался пронзительный вопль. Все обернулись к пленнице, которая с ужасом указывала рукой в черный зев коридора:

— Там... там такое... стра-ашное... о-о-о!

На ходу срывая с себя опояску, Шайса ринулся по ступенькам, едва не столкнул пленницу с «балкончика» и исчез в коридоре. Еще двое Избранных поспешили ему на помощь.

Пленница сбежала вниз и бросилась на грудь Илларни. Старик успокаивающе погладил девушку по волосам.

Тихо и быстро грайанка спросила:

— Успел?

— Да, умница, — так же тихо ответил Илларни. Вернулся Шайса, досадливо вертя в пальцах опояску.

— Нет там никого... и с чего эта дура развизжалась?

— Она провела ужасную ночь, — вступился Илларни за девушку. — До утра нам с ней являлись демоны и чудовища, вот у бедняжки нервы и не выдержали!

Раздраженным движением руки Джилинер восстановил порядок:

— Сейх и Хрэйти, зовите своих людей, выносите мешки и собирайтесь в путь. Остальные — останьтесь: нам многое нужно обсудить. Почтеннейший Илларни, к тебе это не относится. Ступай к себе, отдохни после тяжелой ночи.

— Пойдем, доченька, — ласково сказал астролог пленнице. Та молча двинулась за ним по ступенькам.

— Нет! — резко, как удар хлыста, прозвучал голос женщины под вуалью. — Эти двое только что шептались! У них на уме что-то подлое!

— Я лишь пытался успокоить бедняжку... — мягко объяснил Илларни.

— Они шушукались! — стояла на своем Избранная. — Как заговорщики!

— Не хочу рисковать, — решил Джилинер. — Пленница останется здесь. Никто не причинит ей вреда, если ты, почтеннейший, не дашь для этого повода.

Илларни хотел было протестовать, но слова застряли у него в горле при взгляде на неумолимое лицо Великого Одержимого.

— Все будет хорошо, девочка, — негромко сказал ученый. — Будь умницей, держись.

Грайанка, закусив губу, кивнула.

Старик устало двинулся по лестнице. Сзади слышались шаги и пыхтение. Илларни подумал, что если этот кхархи-гарр не уйдет, заперев решетку, а останется караулить, то надо попытаться разговорить его. Случайно брошенное слово может оказаться ключом к свободе.

Ах, если бы Арлина не оставалась в руках мерзавцев! Такая славная девушка, так смело держится в этой ужасной передряге... так ловко отвлекла негодяев, дав Илларни спрятать единственный мешок с настоящим составом!

Хорошо бы убийцы подольше не заметили, что в остальных мешках обычный песок! Но на всякий случай нужно придумать объяснение... что-нибудь насчет того, что они неправильно хранили драгоценный состав...

Размышления Илларни прервала надвинувшаяся из тьмы толстая железная решетка. В свете факела, который нес часовой, она казалась грубой и безжалостной.

— Добрый человек, — обернулся Илларни к часовому, — ты оставишь мне факел?

«Добрый человек» хотел огрызнуться, но вспомнил, что Великий Одержимый дорожит этим пленником. Он молча сунул факел старику в руки и распахнул противно лязгнувшую решетку. С унылым вздохом Илларни поднял факел, освещая свою темницу с вытертыми циновками на полу, с кувшином в углу, с высоким каменным сводом...

Внезапно с этого свода метнулось что-то темное, упало вниз, упруго коснулось пола и развернулось в человеческую фигуру. Часовой не успел закричать, как в грудь ему вонзился нож, брошенный умелой и твердой рукой.

Илларни покачнулся навстречу появившемуся из мрака спасителю, отчаянно пытаясь понять, что это: сон, бред, сумасшествие?

— Это я, хозяин, я! И Нурайна тоже здесь! Ну, теперь пусть эти гады попробуют мне под руку сунуться!

Ухтах перевернулся поудобнее в телеге, лениво открыл глаза; мерное журчание родника, вплетавшееся в тающий сон, было для него, человека пустыни, самой сладкой музыкой.

Сегодня Ухтаха ждал хороший день. Вчера брат шепнул ему, что за верную службу Хмурому Богу Ухтах из Принесшего клятву станет Посвященным. И давно пора: ведь он и так знает дорогу к заветной пещере...

Рассвет струился сквозь невысокие холмы предгорья, озаряя разбросанные по маленькой долине шатры. Меж ними кое-где курились дымки не прогоревших кострищ. Людей не было видно: кто отсыпался после погони за бежавшими пленниками, кто еще не вернулся с ночной «охоты». Верблюды спали, тесно прижавшись друг к другу. Стреноженные кони щипали траву у источника.