Представление для богов, стр. 166
Орешек ошеломленно завертел головой. Он даже не почувствовал, как в его локоть впились пальцы Нурайны. Что произошло вокруг? Иным стал свет... мерцающий, переливчатый, зеленовато-туманный... Орешек видел кусты на берегу, хижину жрецов вдали, но все расплывалось, покачивалось, стало смутным, зыбким, словно он смотрел сквозь волнистое стекло... или сквозь воду. Это волновало и захватывало, но почему-то не пугало.
Прозвенел девичий смех, легкий, неуловимый.
— Какой смешной! Ну, что вертишь головой? Ты звал меня? Вот я!
Словно весенний ручеек заговорил с человеком....
— Кто ты? — спросил Орешек и даже вздрогнул — таким хриплым и грубым показался ему собственный голос. Снова серебряными капельками разбрызгался смех.
— Ну, что кричишь, глупый? Тебе нужна помощь? Конечно, помогу. Ведь в руках у тебя Талисман Четырех Стихий, ты заклял воду великим заклятием....
Орешек разжал ладонь. Бронзовый диск был тяжелым и холодным, он совсем не нагрелся от тепла руки. И что-то в нем изменилось, что-то... вот! Уже не четыре змеи, сплетясь хвостами, выглядывали из серебряного клубка, а лишь три. И пропало серебряное слово «вода». Загадочная фраза, начертанная под ним, тоже исчезла.
— Верно, верно, верно! — поддразнил журчащий голос. — Каждое заклятие можно использовать лишь раз. Говори, о повелитель стихий, я повинуюсь тебе!
Орешек предпочел не обращать внимания на явную насмешку.
— Можешь спасти нашего друга из лап похитителей и вернуть к нам?
— Не могу: его стерегут огонь и камень. Если хочешь, отправляйся туда сам. Но сразу же, сейчас!
Орешек обернулся к Нурайне. Та твердо кивнула.
— А что раздумывать? — лихо заявил парень. — Главное — при нас...
Главное и в самом деле было при них: мечи, деньги, оказавшийся бесценным бронзовый талисман и подаренные Светочем драгоценности, которые Нурайна не рисковала оставлять в доме.
— Главное? — насмешливо удивился переливчатый голос. — У одного из вас есть даже кое-что лишнее! Как ты можешь таскать на себе такую гадость? Лучше ее выбросить... только, во имя дождевых облаков, не сюда, не в озеро! Не хватало у меня на дне этой мерзости! От нее же рыбы на сушу убегут!
— О чем ты, Бессмертная? — изумился Орешек.
— О твоем поясе! Эта вещь просто пропитана злобной, черной силой!
В смятении Орешек вспомнил Храм Крови и свою шутливую просьбу, обращенную к Хозяйке Зла.
— Прости. Кай-шиу... ты, конечно, мудрая... но какое же в этом поясе зло? Он меня предупреждает об опасности...
— Да? О любой и всегда?
— Н-нет... — задумался Орешек, припоминая. — Пожалуй, о людях — нет... но если нечисть... или враждебные чары...
— А может, он не предупреждает, а злорадствует? Чует родственную темную силу и радуется, что ты вот-вот попадешь в беду?.. Впрочем, что мне до этого! Люди любят побрякушки... Запоминай, что я скажу, а потом мне течь по своему руслу, а тебе — по своему. Возле гор, что названы Плавником Подземной Рыбы, есть озеро Тхитигур, Невольничьи Слезы. Там вы и окажетесь, а дальше сами ищите своего друга!
Зыбкий свет задрожал рябью, взметнулся зелеными волнами. На миг Орешек увидел перед собой несказанно прекрасное юное лицо, но оно тут же уплыло из глаз и из памяти, а может, просто померещилось...
Парня шатнуло, как в бурю, и он вдруг понял, что стоит по плечи в мутной теплой воде. Рядом, все еще держась за его локоть, стоит Нурайна, вода ей по горло, плащ пузырем лежит на поверхности. А рядом — берег, но не зеленый, чистенький, украшенный цветами берег Нарра-кай! Песок, камни, меж которых торчат жесткие кусты, а вдали вытянулся горный хребет, похожий на гигантскую рыбину, наполовину ушедшую в землю.
35
— А почему озеро так назвали — Невольничьи Слезы?
— Я что-то слышал, но не помню... — откликнулся Айрунги. — То ли прежде тут караваны работорговцев ходили, то ли охотники за рабами шныряли... А тебе не все равно?
— Вообще-то все равно, — лениво признал Раш.
Он лежал, прислонившись спиной к большому валуну, нагретому солнцем. Только что Раш презрительно проигнорировал приказ проводника каравана сходить за водой. Хотя озеро и было рядом. Усталые верблюды уже напились и теперь лежали на песке, прижимаясь друг к другу боками, а люди ставили шатры и разводили костер в кольце валунов, чтобы защитить себя от ветра.
На Раша спутники с первого дня посматривали косо из-за его высокомерной лени и грубости. Лишь храмовая дисциплина мешала охранникам каравана намять наглецу бока. Но дурманящая близость воды и предвкушение отдыха после нелегкого перехода настроили всех на благодушный лад.
Всех, кроме Раша.
— Зачем мы сюда притащились? — уже не в первый раз начал он допытываться у Айрунги. — Мы же ловим самозванца. Или ты забыл?..
— Самозванец обязательно пойдет за Илларни, — терпеливо объяснил Айрунги. — Чем брюзжать, обошел бы озеро да посмотрел на берегу, нет ли следов недавней стоянки. Купеческие караваны здесь не ходят, и если мы хоть что-нибудь углядим — стало быть, наши птички тут порхали.
Подумав немного, Раш кивнул и неохотно встал.
Он прошел мимо костерка, в котором недружелюбно потрескивали сухие ветви; мимо лежащих стреноженных верблюдов, мирно пережевывающих жвачку; мимо высоких валунов, от которых тянулись густые вечерние тени. Караванщики проводили грайанца неприязненными взглядами, но Раш их не заметил.
Он отошел не так уж далеко от места привала, но громадные валуны, ведущие вокруг озера вековой хоровод, уже закрыли отдыхающий караван. Стоянку выдавала лишь струйка дыма, тянущаяся к небу, на котором уже начал проступать бледный серп месяца.
Раш крепко, с наслаждением потянулся: тело затекло и устало за долгий день тряски в верблюжьем седле. Затем мимолетный проблеск удовольствия исчез с лица, оно стало привычно-хмурым. Раш окинул осуждающим взглядом продолговатое озеро: до противоположного берега рукой подать, а направо и налево тянется длинная полоса воды. Эту невольничью слезинку до темноты не обойдешь!
И все же Раш неспешно двинулся прочь от стоянки. Нет, он не рассчитывал найти следы тех, за кем они вели погоню. Просто не хотелось сидеть, дожидаясь, когда караванщики состряпают пахнущую дымом похлебку из полуразварившихся зерен зутху. Раш не озирался в поисках кострища или чего-нибудь в этом роде. Ему казалось, раньше и сейчас, что враг встретится ему обязательно во плоти и лицом к лицу.
Споткнувшись о камень, Раш выругался вслух. Надо возвращаться. Глупо гоняться за призраком.
Глупо, но сладко...
Иногда Раш сам понимал, что сходит с ума. Но это его не пугало и не заботило.
Он еще раз окинул противоположный берег рассеянным взглядом, вскользь подивившись тому, какая здесь скудная растительность. И это в Наррабане, где жизнь рвется взять свое, если ей удается отыскать воду... Впрочем, караванщики вроде бы говорили, что вода в озере скверная. День-другой пьешь — ничего, а поселишься на берегу — вскоре заболеешь. Говорят, даже знак тому есть: в солнечный день на воде радужная пленка.
Спокойные, равнодушные мысли. Медленный, длинный вечер, тягучий, как мотив наррабанской песни.
И вдруг...
У противоположного берега, где только что неподвижные воды ловили лучи уходящего солнца, теперь взбивали брызги два человека: похоже, один споткнулся и наглотался воды, а другой помог ему подняться на ноги.
Да не может же быть...
Раш метнулся за камни. Теперь он отчетливо видел выходящих на берег мужчину и женщину.
И заметалось перед глазами прозрачное пламя, когда-то вспыхнувшее на старой лесной вырубке! Он не погас, этот костер, он всегда был с Рашем!
А теперь рядом возник тот, кого должно было поглотить пламя.
Враг.
Вор.
Самозванец.
Женщину Раш тоже разглядел, но не узнал, не захотел узнать. Не мог он сейчас вспоминать детство, уроки карраджу и гибкую, стройную красавицу с мечом в руках, которая относилась к маленькому Ралиджу с материнской нежностью и в которую он был наивно, по-мальчишески влюблен. Не было в пылающем мозгу места для воспоминаний.